Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия) - Андрей Таманцев

— Что скажешь, Тюрин? — спросил Мамаев.

— Когда было заседание трибунала? Число, месяц, год?

— Как я уже доложил господину Мамаеву, это было шестнадцатого декабря восемьдесят четвертого года.

— Документы есть?

— Да, копии всех документов у меня имеются.

— Покажите.

— Обязательно. В свое время. А пока посмотрите вот это. — Иванов извлек из папки исписанный от руки листок и передал Мамаеву. — Это — из приговора. Как мы, юристы, говорим: резолютивная часть.

Мамаев пробежал взглядом текст и передал листок Тюрину.

— Филькина грамота, — прочитав, оценил Тюрин. — Нет ни фамилий, ни регистрационного номера.

— Все есть, — уверил его Иванов. — Все документы будут представлены вам в полном виде.

— Копии?

— Да.

— Нотариально заверенные?

— Нет, конечно.

— И что с ними делать?

— По ним вы затребуете в архиве подлинники. Вы будете знать, что и где искать. И вам будет с чем идти в милицию, чтобы объявить Калмыкова во всероссийский розыск, — вежливо объяснил Иванов и обратился к Мамаеву: — Как я понял из вашего телефонного разговора с неизвестным мне господином, вы намерены немедленно это сделать. Правильно, господин Мамаев. Как мы, юристы, говорим: преступник должен сидеть в тюрьме. Извините, у вас тут есть туалет?

Тюрин указал на дверь в санузел, подождал, пока Иванов скроется за ней, и вопросительно взглянул на Мамаева:

— Про какой разговор он сказал?

— Звонил Пастухов, — неохотно ответил Мамаев. — Я сказал, что заказ отменяю, потому что завтра Калмыкова объявят во всероссийский розыск.

— Сказал при нем?

— Да, при нем.

— Петрович, тебя кто за язык тянул? — разозлился Тюрин. — Этот засранец теперь матку из нас вывернет!

— Ерунда, — отмахнулся Мамаев. — Какие у него запросы!

— Ну-ну! — неопределенно отреагировал Тюрин.

— Давайте к делу, Иван Иванович, — предложил Мамаев, когда гость вернулся в комнату отдыха. — Как я понимаю, вы хотите продать мне ваши документы?

— Ни Боже мой! — испуганно замахал тот руками. — Что вы, господин Мамаев! Подарить, господин Мамаев. Я хочу их вам подарить. А вы подарите мне немного денег.

— Сколько?

— Да как вам сказать, — засмущался Иванов. — У нас с вами разное понимание денег. Что для меня много, для вас — тьфу, сущая мелочь.

— Не ломайтесь, — поторопил Мамаев. — Сколько?

— Ну, миллион.

— Миллион? Это же тридцать пять тысяч долларов.

— Вы не поняли, — застенчиво поправил Иванов. — Миллион долларов.

Тюрин захохотал и поднялся из-за стола.

— Разговаривайте, — бросил он. — Не буду мешать. Когда закончите, позовешь.

— Сядь! — рявкнул Мамаев. — Сиди и молчи! Значит, миллион долларов, — повторил он. — А почему не десять?

— Мне хватит. Жить мне осталось не так уж много. Десять миллионов я не успею потратить.

— Детям оставите.

— Детям? — неожиданно взъярился гость и скрутил две фиги. — А вот им! Вот! Вот!

— Ах, как я вас понимаю! — покивал Мамаев. — Дети. Работаешь на них всю жизнь, а что в ответ? Ни уважения, ни любви.

— У вас — тоже? — сочувственно спросил Иванов.

— Пока нет. У меня это еще впереди. Всем нам суждено испить чашу сию. А почему вы решили, что у меня есть миллион долларов?

— А как же? — искренне удивился гость. — Столько наворовали, и миллиона нет?

— По-вашему, я вор?

— Конечно, вор. Все вы воры. Всю Россию разворовали. Воры и есть. Все у вас куплено, все схвачено, мафию развели, черную икру кушаете. Миллион, уважаемый. За спокойную вашу жизнь. Торг неуместен.

— Как тебе это нравится? — поинтересовался Мамаев у Тюрина.

— Продолжай, Петрович. Продолжай. Я молчу.

— Проверь у него документы.

— Нет у меня документов! — тоненьким голос закричал гость. — Нет у меня никаких документов! Я знал, куда шел! Если вы узнаете мой адрес, пошлете бандитов и они выкрадут мой архив! Я это предусмотрел, я все предусмотрел! Нет у меня документов!

— Есть у него документы, — бросил Мамаев. — Такой тип без паспорта в булочную не выйдет. Спрятал в подштанники. Обыщи.

— Не имеете права! — завизжал Иванов. — Я буду жаловаться!

— Кому? — поинтересовался Мамаев. — Все воры, все куплено, везде мафия. Кому ты будешь жаловаться, сморчок поганый? Выкладывай паспорт!

— Не нужно, Петрович. Ни к чему нам его паспорт, — брезгливо поморщился Тюрин и открыл дверь в коридор. — Пошел вон. К офису близко не подходи. Увижу — морду набью. Как мы, юристы, говорим: нанесу легкие телесные повреждения.

— Господа, господа! — растерянно забормотал Иванов. — Господин Тюрин! Господин Мамаев!

— Вон! — гаркнул Тюрин.

— Ну, хорошо, хорошо. Не миллион. Пятьсот тысяч. Господин Мамаев, неужели ваша жизнь не стоит пятисот тысяч? Ваше спокойствие? Ваша уверенность в завтрашнем дне? Я отдам вам бумаги всего за пятьсот тысяч!

— Жопу вытри своими бумагами! — посоветовал Тюрин. — Убирайся!

— Ладно, сто. Сто тысяч. Только сто тысяч! А вы себе еще наворуете!

— Я не могу! — сказал Тюрин и зашелся от хохота.

— Чего тут смешного? — хмуро поинтересовался Мамаев.

— Извини. Нервы. Это у меня от нервов. Сейчас, погоди, выпью минералочки. Все. Молчу.

— Так вы согласны, господин Мамаев? — робко спросил Иванов. — Всего сто тысяч.

Мамаев немного подумал и предложил:

— Десять тысяч.

— Согласен, — поспешно кивнул посетитель.

— Рублей.

— Господин Мамаев!

— Нет?

— Мне даже на зубы не хватит!

— Вызови охрану, Тюрин. Пусть его выкинут.

— Согласен! Господин Мамаев, я согласен!

— Езжай за бумагами. Привезешь документы, получишь бабки.

— Еду, уже еду. Вы не могли бы дать мне машину? Или немного денег на такси? Тогда обернусь быстрей.

— Я сам с ним съезжу, — решил Тюрин. — Давай-ка на выход, коллега. Как мы, юристы, говорим: с вещами.

На пороге Мамаев придержал Тюрина. Дождавшись, когда гость выйдет, приказал:

— Если бумаги стоящие, дашь ему две штуки баксов. Чтобы не возникал.

— Одной за глаза хватит.

— Две, — повторил Мамаев. — Ничего, я себе еще наворую.

IV

Бумаги оказались стоящими. Протокол заседания трибунала и приговор полностью занимали школьную тетрадь в клеточку. Листы слежались, текст чуть выцвел, края пожелтели. Не было никаких сомнений, что записи сделаны почти двадцать лет назад.

Заседание трибунала состоялось 16 декабря 1984 года в Кандагаре.

— Проблема снята, — с облегчением заключил Мамаев. — Россия — правопреемница СССР. Смертный приговор остается в силе. Всех наград он лишен. Значит, никаких прав на амнистию не имел.

Тюрин его оптимизма не разделял.

— Пока не получим подлинное дело, проблема не снята.

— Получим. А пока хватит и этого. Чтобы объявить его в розыск, хватит.

— Не хватит, Петрович. К кому ты с этим пойдешь?

— Я знаю к кому.

— И что он тебе скажет? "Дай основания. Дай настоящие документы, тогда объявлю хоть план «Перехват». Вот что он тебе скажет. А если не найдется архивное дело? С него же погоны снимут!

— Как оно может не найтись? — возмутился Мамаев. — Смертный приговор! Такие дела хранят вечно!

Но Тюрин оказался прав. Милицейский генерал, который многим был обязан Мамаеву, кряхтел, мялся, бил себя в грудь, клялся в дружбе, но объявить Калмыкова в розыск наотрез отказался.

— Дай приговор трибунала, настоящий, — почти буквально повторил он слова Тюрина. — Будет бумага — всех на уши поставлю. Без нее — не могу.

Мамаев приказал Тюрину взять самых толковых сотрудников и заняться архивами Военной коллегии:

— Все дела в сторону. Все! Носом рой, но без документов не приходи!

— Найдем, Петрович, — заверил Тюрин. — Если есть, найдем.

«Если есть». Оговорка не понравилась Мамаеву. Но он понимал, что и здесь Тюрин может оказаться прав. Спору нет, такие дела должны храниться вечно. Но «должен» еще с советских времен понималось как «хотелось бы». «Продавец должен быть вежливым с покупателем». «Экономика должна быть экономной». «Хотелось бы, чтобы продавец был вежливым с покупателем». «Хотелось бы, чтобы экономика была экономной».

Черт его знает, что с этими архивами могло произойти за полтора десятка лет!

Мамаев принимал посетителей, разбирался с делами, а из головы не выходило: а вдруг архивы пропали? Когда угодно могли пропасть. И в самом Афгане. И в суматохе вывода наших войск. Да и потом — в пору нескончаемых постсоветских пертурбаций.

Вернувшись домой, он сел было к телевизору, но понял, что не в состоянии смотреть на мельтешню политиков на экране. А когда появился президент Путин, раздраженно выключил телевизор и ушел в кабинет. Доставая из бара бутылку «Хеннесси», подумал, что не стоило бы пить, пока дело не разъяснится. Но все же выпил, не почувствовав ни вкуса, ни крепости коньяка. Налил еще. Походил по кабинету и, решившись, набрал номер мобильного телефона Пастухова. Звонить очень не хотелось, но этот звонок был нужен. Не тот случай, чтобы пренебрегать даже малой возможностью прояснить ситуацию.