Флетч в Зазеркалье - Грегори Макдональд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Другими словами, пока ты читала Стейнбека, Рикки каким-то образом заставлял тебя наблюдать за ним.
– Да. Что-то в этом роде. Можешь ты это объяснить?
– Нет. Да.
– Мистер Мортимер корчит мне рожицы. – До Флетча донесся бубнеж. – Он говорит: «Чертов парень так долго смотрится в зеркало, что может слиться с ним. А теперь он хочет, чтобы и остальные составили ему компанию». – Кристел рассмеялась.
– Мистер Мортимер так и сказал?
– Так где твое объяснение?
– Нет объяснения. Только вопрос.
– Какой вопрос?
– В кого ты влюбилась, Кристел? В мистера Мортимера? Или Рикки? Или в обоих?
– Ты думаешь, я влюбилась? Возможно. Я люблю Вайоминг. О, я погорячилась! Мистер Мортимер говорит, что надо заканчивать. Мне пора приседать.
Разговор с Кристел Флетч заканчивал на самой высокой точке сада, которая находилась практически на одном уровне с большой террасой особняка Виндомии. Там толпились мужчины в белых смокингах и женщины в нарядных летних платьях.
Расположившись у края террасы, напротив бара, струнный квартет играл Гайдна.
Доктор Честер Редлиф, в очках в роговой оправе, стекла которых поблескивали в электрическом свете, приглашал гостей на обед.
Флетч заметил фонари, встроенные в стены дома, выходящие на террасу, и в окружающий ее парапет. На террасе хватало света не только в дни торжественных приемов.
Несколько секунд Флетч не отрывал глаз от богатого, умного мужчины, гостеприимного хозяина, с улыбкой приглашавшего своих многочисленных гостей к столу.
Богатого, умного, приятного в общении человека, которого пытались убить.
Сунув сотовый телефон в карман смокинга, Флетч присоединился к гостям.
Глава 20
– Закройте дверь.
Доктор Честер Редлиф стоял между огромным столом красного дерева и книжными, до потолка, стеллажами в своем кабинете в особняке Виндомии. Перед ним на специальной подставке красовался большой глобус.
Часы показывали десять вечера.
Флетч закрыл дверь.
– Не желаете коньяку? – спросил Редлиф.
– Вы пьете коньяк? – спросил Флетч, направляясь к хозяину кабинета.
– Бывает.
– С удовольствием.
Бутылка и две стопки стояли на полочке у окна, разделяющего стол и стеллажи. Редлиф разлил коньяк. На столе лежала книга Флетча «Пинто». Флетч взял стопку.
– Благодарю.
– Мистер Флетчер. – Редлиф понюхал коньяк. – Я хочу поблагодарить вас и вашего сына за проявленную ко мне заботу… за то, что нашли время приехать, чтобы помочь разрешить, как вам представляется, возникшие у меня затруднения.
– Моего сына?
– Да. Юношу, что приставлен к бассейну. Джека Фаони. Молодого человека, который перед обедом обносил гостей закусками.
– Вам известно, что он мой сын?
– Вы вдвоем кружили по террасе, перешептывались, всем своим видом показывая, что знать друг друга не знаете. Такое захватывающее зрелище даже в театре увидишь нечасто.
Джек говорил Флетчу, что рядом с Редлифом чувствуешь себя, как в компании атомного авианосца: жалкой букашкой.
– Вы не можете знать, что Джек Фаони – мой сын. Даже вашей любовнице, Шане Штауфель, это неизвестно.
Редлиф улыбнулся:
– Проживающие в Виндомии уверены, что все телефоны прослушиваются, за исключением того, что у супермаркета.
– А прослушивается только он, – кивнул Флетч.
– Дешевле и эффективнее прослушивать один телефон, а не несколько десятков. Уж вы-то это понимаете.
– Да, понимаю. – Значит, Редлиф слышал каждое слово Джека, сказанное ему, когда он двигался по дороге в Вайоминг. – Вы пригласили меня, чтобы я вам что-нибудь спел под аккомпанемент Джека?
– Я пригласил вас, чтобы поблагодарить. И заверить, что все в полном порядке.
– Отнюдь.
– Вы уже успели поговорить с сыном, и он выложил вам все, что узнал обо мне и моем окружении.
– Совершенно верно.
– Шана позвонила Джеку без моего ведома или разрешения. Я очень удивился, прочитав распечатку ее разговора с Джеком по телефону у…
– …магазина.
– Эта распечатка подтвердила то, что я уже знал о ней, и открыла кое-что новое. Подтвердила, что она действительно меня любит и боится, как бы со мной чего не случилось. И не догадывался я о том, что ее возбуждает снег.
– Простите?
– Судя по всему, несколько лет назад, в снежную ночь, она набросилась на вашего разгоряченного, вспотевшего сына в Стоу, штат Вермонт, разорвала на нем рубашку и затащила в постель, где они несколько часов предавались любовным утехам.
– Однако.
– Он вам этого не рассказывал?
– Пока еще нет.
– Год назад, в Берлине, в снежную ночь, мы с Шаной на улице играли в снежки, пытались насыпать свежего снега друг другу за шиворот. – Редлиф застенчиво улыбнулся. – Кончилось это тем, что остаток той ночи мы провели в одной кровати. На основе этой, новой для меня информации следующей зимой в Европе я буду проводить деловые совещания исключительно в Сен-Морице.
– Шана действительно вас любит, – вставил Флетч. – Вы говорите об этом?
– Со всей страстью. Это же хорошо, правда?
– Изумительно.
– Итак, она позвонила Джеку. Джек приехал. И позвонил вам. Приехали вы. Между прочим, я читал «Пинто». Мне понравилось.
– Никаких пометок на полях?
– Разумеется, пометки есть. Нет вопросов. Во всяком случае, тех, что запомнились.
– Это хорошо. Я боялся, что этим вечером мне придется держать экзамен.
– Экзамена не будет, – ответил Редлиф. – Я лишь хотел поблагодарить вас и заверить, что никаких проблем нет.
– Проблемы есть.
– Вас действительно интересует Бьерстадт?
– Я бы хотел взглянуть на него.
– Отлично. Я покажу вам его утром, как и планировалось, до вашего отъезда.
– Доктор Редлиф, кто-то, и не один человек, пытаются вас убить.
– И что? – Пальцы Редлифа потирали грудь.
– Разве этого мало?
– Сколько попыток покушения на мою жизнь насчитали вы, Джек и Шана? Четыре?
– Кофеварка, взорванный коттедж, сломанная ось джипа, отравленная лошадь…
– Остановитесь на восемнадцати. Хорошее число. Или на двадцати четырех.
– Неужели их было так много?
– Я ничего не знаю о полученном вами образовании, мистер Флетчер, но, думаю, понятие научного метода вам не чуждо. – Редлиф поднял левую руку. Согнул, разогнул. – Когда вам известно о четырех или пяти попытках покушения на мою жизнь, у вас есть все основания для тревоги. Если же вы знаете о двух дюжинах, причем ни одна не удалась…
– Одна удалась. И я не думаю, что доктор Джим Уилсон думал о главенстве научного метода, умирая от ядовитого газа, который ждал вас в вашей же лаборатории.
– Согласен, меня. Но кого вы подозреваете? Мою жену? Вы знаете, что я и Шана Штауфель – любовники.
– За обедом я сидел рядом с вашей женой. Она все говорила о «доминирующих страстях». Спрашивала, есть ли такие у меня. Она уверена, что всеми, кто ее окружает, движет какая-то страсть, за исключением ее самой.
– Да, – кивнул Редлиф. – Амалия иной раз зрит в корень.
– Как раз вашу жену я не обвиняю.
– Вы обвиняете моих детей? Полагаю, вы уже догадались о том, что я в курсе страстей, которые ими движут.
– Доктор Редлиф, вы создали в Виндомии очень необычную среду обитания.
– Необычную? – Редлиф посмотрел в потолок. – Разве это не идеальная среда для моих сотрудников, друзей, родственников? Разве вам не нравится в Виндомии,[14] мистер Флетчер.
– Вы создали диктатуру.
– Неужели вас не учили в школе, что лучшая форма управления – милосердная диктатура?
– Меня учили, что милосердными диктатуры остаются очень недолго.
– Моя вот остается. Мне не надо собирать налоги. Наоборот. Мне не надо вести войны.
– Но вы предъявляете требования. Вы загоняете одного сына в политику, другого – в бизнес, дочь – в кинозвезды…
– Я имею полное право требовать. Посмотрите на все то, что я им дал. Получив так много, они должны что-то и отдать, если не мне, то миру. Формула проста. – Он тряхнул левой рукой, словно хотел сбросить с нее капельки воды. – Я ненавижу вторые поколения, которые транжирят свои ресурсы.
– Должен ли я напомнить вам результаты, к которым привело практическое использование этой «формулы»?
– Я знаю, знаю. Моя дочь, Аликсис, прошлой ночью забралась в постель вашего сына.
– Забралась?
– В вашем сыне есть что-то магнетическое.
– Он играет на гитаре.
– Я его слышал. Хорошо играет. Полагаю, молодой человек, умеющий использовать пальцы, несомненно, обладает сексуальной привлекательностью.
Флетч вздохнул. Он выпил только капельку коньяка, а его уже потянуло в сон.
Очень уж длинным выдался день.
– И мой сын, герой футбольных полей, член «Фи-Бета-Каппа», Чет, трахает соседского мальчика. В смысле, соседа вашего сына. А Дункан со следующего понедельника будет проходить курс лечения. В одном из коттеджей, здесь, в Виндомии.