Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством - Михаил Гефтер

Перекрещиваются ссылка в Шушенское, идея партии и поездки за границу. Плеханов и те, кто вместе с ним уходил от народничества к марксизму, мыслили партию по образцу европейской, то есть немецкой социал-демократии. Но главные идеи насчет партии Ленину дал в 1895 году Аксельрод, во время заграничной его поездки. Тут становится ощутимо возвращение его к концепции «Народной воли».

И в завершение — «Развитие капитализма в России», где Ленин пытается ответить на вопрос, заданный Марксу Даниельсоном, не подозревая о существовании их переписки. А узнавши, уже не откликнется, что само по себе таинственно и симптоматично. Центральная в теме — Вера Засулич и внутренняя жизнь в свете этого. Наконец, его наброски 1900 года, очень важные и редкие у него.

Революция начинается раньше, чем он представлял и чем видел партию, им создаваемую, готовой к ней. Революция 1905 года начинается по внезапному для всех сценарию. Вся она сплошная импровизация: авторитарная революция, поменявшая все в прежних человеческих отношениях в России. По масштабу антропологического переворота в русском обществе 1905 год глубже 1917-го. Но почему от этой революции потом отреклись все, кто участвовал в ее развязывании?

Тезисно: революция 1905-го — революция вопреки эталону. Вопреки русскому представлению о «настоящей революции», она катилась непредсказуемо, пока большевики и Ленин занимались партией. Зато выросла фигура Троцкого — политика, в 1905 году оказавшегося к месту.

Опять Ленин уходит к себе, переваривая новый опыт. 4-й съезд РСДРП очень важен. Там был Плеханов и развернулся сильный, открытый политический бой. Ленину здесь впервые пришлось договаривать концепцию вслух, отвечая самому себе на трудные вопросы.

— Ленинский путь «к себе», похоже, и стал его окончательным уходом от своего внутреннего мира?

— Нет, потому что Ульянов еще только идет к себе. Уже и «Две тактики» им написаны, но что-то еще не завершено. В 1905 году для него равно важны революция и издание Каутским «Теорий прибавочной стоимости» Маркса — марксистски санкционировавших позицию Ленина по аграрному вопросу. Ленин избавился от мук подозрения себя в народничестве. Теперь Ленин целостен теоретически, политически и в отношениях с людьми.

Поражение первой русской революции означало глубочайший кризис первого большевизма. Нужна проработка опыта революции, которая ведет, как у Ленина указано, обратно вектору исторического пути России. Вот его идея, но что такое этот «обратный путь»?

Ленин зашел в тупик, где стало непонятным — партия создавалась для того, чтобы руководить Россией революционным способом, при свободном капитализме. А если свободного капитализма не будет, то для чего все нужно?

Наступает момент, где он как социал-демократ открыл для себя, что крепостничество в России — это не «пережитки»! Это коренные неустранимые материки рабства — тогда как капиталистическая Россия после революции экономически и политически ушла в отрыв. Его мысль стоит перед разрывом, этот им обнаруженный зазор, этот кризис мысли изолирует его от актуального политического процесса.

Столыпин для него — новая проблема: сила, ограждающая Россию от европейских сдвигов, которые несет новый глобальный капитализм. Столыпина Ленин воспринял как прямой вызов движению и себе. Как возможный крест на перспективе, которую он открыл. Теперь надо быть на острие. Кризис накопления трудностей готовит его к будущему себе. Мировая война, эта свалившаяся на людей беда, для Ленина обладала разрешающей концепционной силой.

Тезисно: вовсю идет империалистическая война, а Ленин только открывает империализм. Хотя его «Империализм» объявили шедевром вровень Марксову «Капиталу», это чепуха. Важен его ход мысли при обвале европейской социал-демократии. Это глубоко личное — Ленин верил во 2-й Интернационал. До войны Ленин был даже правее Каутского! Каутский поначалу сам поддерживал большевизм, считая, что для Германии тот не пригоден, а для России в самый раз.

— Где же внутренняя жизнь Ленина?

— Политик на грани потери себя, его деятельность свернута. Он сосредоточен на партии, подполье, на полицейских разгонах. Перепутье с риском потерять себя — и ему нужен выход из ситуации. Здесь его встреча с Гегелем.

Тезисно: зачем Гегель правоверному марксисту, который считает, что впитал уже все главное в Марксе, — чего ему не хватало? И что принесло чтение Гегеля? Воплощение проекта. Ленинское воплощение можно начинать 1916 годом. Концепция русско-всемирного начала революции уже прописывается им на полях контекста Гегеля и «Империализма» в 1916 году. С этой точки зрения можно идти к 1917 году и к тому, что будет потом.

Почему Ленин 1917 года оказался на этот раз подготовлен к развитию событий? И как ход событий раскрывает его подготовленность после Октября? Не обходя худших его моментов — разгона Учредительного собрания, например.

Тема ленинского воплощения доходит до осени 1921 года. Осень 1921 года — кульминация его мысли, но тут и Кронштадт, и уже начался уход. В сущности, уход начинается еще до нэпа, в сентябре 1920 года. Четкой хронологической грани нет, и так до самого конца.

— А нэп?

— Я не излагаю биографию и не стану сейчас излагать тему нэпа. У меня свой вопрос: отчего Ленин столько сопротивлялся этой идее? А ведь он долго сопротивлялся. Это как раз тот случай, где политика заплатит страшную цену за опоздание упрямившейся мысли. Ленин к тому времени уже почти весь заглотан военным коммунизмом. В нем появилось доктринальное, «плехановское» сопротивление новизне. В это сопротивление заложена догадка о масштабах предстоящего поворота. Нэп ведь в конечном счете перевернет его представление о социализме, о мире, о партии и обо всем.

Тезисно: Ленин преднэповский, а внутри него — три шага внутри нэпа. Первый — весной 1921-го с продналогом, затем на Третьем конгрессе Коминтерна, наконец — осенью 1921-го. Ленин отступает, всякий раз пугаясь последствий своего шага. Потому придет 1922-й — очень нехороший для Ленина год.

Мое рассуждение лишь схема попытки реконструировать ленинский внутренний мир. В той мере, в какой он присутствует в его мозговой деятельности и политических шагах. Но все-таки он остается его внутренним миром, где у Ленина всегда есть скрытый личный запасник. И от этого скрытого Ленина я не хочу уходить.

56. Молчаливый финал XIX века. Русское в советском

— Почему же Ленин так скучен и невнятен при очевидной доступности?

— Ленин выглядит самым скучным персонажем среди крупных фигур истории. А мне он открылся как интереснейшая историческая личность. Трагизм личности, вот что меня в нем занимало больше всего.

В биографии Ленина важны две точки и их столкновение. Первая: Ленин — единственный большевик, который до такой степени нес в себе русский XIX век. Отвергая и даже запрещая себе его, он никогда его не преодолел.

Вторая точка — конец жизни, эпоха ухода, кончившегося потерей речи. Заключительная полоса, когда в Ленине кусок за куском отрывается способность жить — писать, читать, думать вслух, решать и влиять, что причиняло страшные муки. Одновременно в нем шла тайная внутренняя перестройка. Он уходит в себя и заново выстраивает душевный мир, обращаясь к своей юности, XIX веку и людям, с которыми начинал.

Ленин осознавал свое поражение, а осознание поражения открывало в нем новый духовный мир. Его выдают обрывки мысли, жесты, разные мелочи — вроде этой новой его привычки в Горках снимать шапку, низко кланяясь каждому встречному. Непонятные вещи, которые окружение держало в тайне, поскольку те давали узнать Ильича другим.

Придя к молчаливому Ленину, я увидел советский мир как русский. И теперь я могу ответить на вопрос, от которого никто из таких, как я, не уйдет, — вопрос о нашей причастности. О том, почему до сих пор мы не смеем ни преодолеть прошлое, ни понять его, ни даже признать. В увиденном мной Ленине, в так открывшейся мне его личности, я нахожу силу и право дать ответ.

57. Грехи и грешники XIX века. Тайнопись этического самовыяснения

— «Ленин — человек XIX века» ты все повторяешь. Но то был век моралистов и моралистики. С какого конца его подойти к имморалисту Ленину?

— Есть у меня такая окольная ниточка: Пушкин — Чехов — Булгаков.

Чехов — возвращение к Пушкину, даже более, чем Толстой, который все-таки из того же корня дворянской культуры, а про Чехова уже так не скажешь. Вот Пушкин. Судьба — из события 14 декабря 1825-го. Вот Михаил Булгаков. Судьба от реальной сцены увиденного на мосту: петлюровец забивает еврея, и он, который этому не помешал, но не смог себе простить. Трагедия человеческой беспомощности перед неотвратимым пройдет у него сквозь все, до появления «Мастера и Маргариты».