Кто скажет мне слова любви… - Ирина Верехтина

– мансардный – вела крутая деревянная лестница без перил). Дом был из экспортной вагонки, оставшейся от строительства какого-то дома – интересно, как её могло остаться столько, что хватило на целый дом? Тасина мама подозревала, что с вагонкой дело тёмное, но спрашивать не стала, заплатила сколько требовали (тем более, что требовали ребята недорого, и получив деньги, сразу же испарились).

Тася не верила своему счастью: у них теперь дом, две комнатки (одна внизу, другая наверху, в мансарде), узенькая столовая-веранда, чуланчик под лестницей – для хозинвентаря… Свой дом!

На дом приходили смотреть: никому ничего не построили, и даже стройматериалы пока не завезли, а у них уже стоял дом – двухэтажный, с верандой и шиферной крышей. Правда, в полу чернели щели, а из окон нещадно дуло, но они застелили полы старенькими ковровыми дорожками, законопатили окна, повесили занавески, оклеили стены обоями, покрасили полы – и в маленьком домике стало уютно… хотя и не слишком тепло.

Азы садоводства и огородничества Тася осваивала по справочнику садовода-любителя, купленному в магазине «Наш сад». Если в справочнике было написано: «Выкопать под саженец яму шестьдесят на шестьдесят», Тася отмеряла сантиметры линейкой и, подумав, добавляла с каждой стороны по нескольку сантиметров «на швы», как при раскрое ткани. Водя по справочнику пальцем, смешивала торф с песком и удобрениями. Проклиная в душе настырный справочник, выкопала дренажную канаву, отводящую воду от умывальника. Работа на участке захватила её целиком, не оставляя времени на размышления и копание в себе – теперь она копалась на грядках.

Прошлое понемногу отпускало, не обжигало болью, не холодило сердце. Тася постаралась о нём забыть – и чувствовала себя счастливой, проводя свободное время в непривычных для горожанки хлопотах: покупала саженцы, краску для полов, олифу для пропитки стен, садовый инструмент… Как заправский дизайнер, распланировала рельеф участка : здесь будут грядки, там посадим яблоньку, а у дома вишню, чтобы тень давала.

– За домом будет расти клубника, ей надо солнце. А смородину и крыжовник посадим по границе участка, – распределяла мама. Обе были довольны друг другом.

Через год они уже знали всех соседей на своей улице. Электричество к «Красной калине» ещё не провели, за водой ходили в ближнюю (семьсот метров, полторы тысячи шагов и столько же обратно) деревню, продукты привозили с собой – магазина тоже не было, в деревенском продавалась каменно-твердая соль, гадкие рыбные консервы и серые макароны.. Общие трудности и неустроенность быта сплотили людей, и все терпеливо ждали: вот – дадут нам воду, свет проведут, дома построят – и будем вспоминать, как мучились…

Дом пока был только один – Тасин. Остальные обходились бытовками и сарайчиками, спали в палатках и даже в шалашах. Тася с мамой слышали, что садовое товарищество судилось с какой-то фирмой-застройщиком. Ретивые строители оформили со всеми договора – отдельно на поставку стройматериалов и на строительство. Составленные по всем правилам – с печатью и подписями директора фирмы и главного бухгалтера – договора ни у кого не вызвали подозрения. Заказов было сделано много, и каких! – Бревенчатые срубы, кирпичные дома и дома из бруса на монолитных фундаментах, бани, сауны, хозблоки, душевые кабины… Стоило это дорого, и авансы были внесены солидные. После чего фирма исчезла вместе с деньгами. То ли распалась, то ли обанкротилась, точно не знал никто. Знали одно: денег не вернуть.

Тася с мамой, которые без колебаний согласились на домик из остатков чужой вагонки (может, даже нестандартной, они в глаза её не видели), оказались единственными, кому фирма построила дом. Единственными не обманутыми – на сто участков! А остальные девяносто девять судились с фирмой до сих пор, пока безрезультатно. С кем судиться? – Фирмы-то больше нет…

Председатель «Красной калины» – толстая, рыночного вида тётка, которой принадлежали два участка (по уточнённым слухам – три) и которая подписала с фирмой сногсшибательный договор (два трёхэтажных дома семь на семь, две финских бани и четыре гаража с подвалом) – бегала по участкам злая и взъерошенная, отмахиваясь от всех здоровенной ручищей… Не до них было председательше.

– Ничего, они на колёсах, машины у всех, им не надо рюкзаки таскать, – говорила мама. Они с Тасей ездили «на дачу» на электричке. Вставали в пять утра, поскольку в шестичасовую электричку было уже не сесть, да что там – не влезть…. И радовались: полтора часа на поезде и двадцать пять минут пешком через поле с высокой травой, колокольчиками, ромашками, луговой геранью и розовым тысячелистником, счастье какое, Тася видела только белый, а здесь он – розовый! Два с половиной часа – и они дома! Счастье.

С собой везли двухлитровый китайский термос с чаем и пирожки с капустой, с рисом и с вареньем. Пирожки с чаем и сваренные вкрутую яйца – вот и вся еда. Им хватало, тем долее, что ели немного, иначе как – работать? Зато лопаты, грабли, вёдра, пила и топор хранились в доме, и не надо было всё это каждый раз возить с собой, как делали остальные. На электричке ездили многие: машины были далеко не у всех…

Как-то за полдень Тася присела на крылечко отдохнуть, да так там и осталась, уже не в силах встать: только что вскопала большой участок земли под картошку, удивляясь, как на шести сотках ещё оставалось место для огорода. И теперь сидела, поджав под себя загорелые ноги и подставив солнцу лицо. Неимоверная усталость была приятной – хотя бы тем, что больше не надо копать и можно вот так – бездумно сидеть на тёплых ступеньках своего крыльца, на своей земле, жевать сладкую травинку и ждать, когда её позовут завтракать.

Завтракать у них было принято ближе к обеду: на сытый желудок копать получалось плохо, а тем более корчевать пни. Тася слушала, как на веранде мама гремит посудой, накрывая на стол, как скрипят под её ногами половицы, как поёт в высокой черемухе неугомонная птица – и испытывала невыразимое блаженство, какое всегда испытываешь, наработавшись до полной усталости. Тася закрыла глаза…

– Здрасьте! – дурашливо сказал кто-то над самым ухом, и глаза пришлось открыть. Перед ней стоял незнакомый парень. Лицо у парня было несчастное, а глаза смотрели с тоскливым ожиданием. Так смотрят собаки в надежде, что люди поделятся с ними едой, кинут кусок. Тася снова зажмурилась, прогоняя наваждение. Собачьи глаза, вот – придумает же… Она просто устала.

– Загораете? – не дождавшись ответа, осведомился незнакомец.

– Загораю! – беззаботно сказала ему Тася. – А что здесь ещё делать?

– Вот и я… загораю, – пробурчал парень. – У вас тут