Очарованная вальсом - Барбара Картленд

— Никто не должен знать, что мы поменялись с вами местами, Ричард, — напомнил ему император, закончив рассказывать о своих приключениях. — Никто ничего не заподозрил. Я наблюдал за вами, когда вы стояли у стены бального зала, и убедился: вас было не отличить от меня.

— Премного благодарен за комплимент, сир, — поклонился Ричард.

— Наш секрет известен только Бутинскому, — продолжил Александр, — а он — сама осторожность и осмотрительность. Он скорее согласится расстаться со своей жизнью, чем предаст меня.

Зная, что Бутинский состоит на содержании у Екатерины, Ричард какое-то время поколебался: не открыть ли царю эту тайну, но решил промолчать.

Пусть шпионят друг за другом, это его не касается. Екатерина следит за царем, царь — за Екатериной, какое ему до всего дело?

Ричард слушал русского императора, заливавшегося соловьем об успехе, какой он имел на балу, будучи никем не узнанным, и посматривал в угол комнаты, где стояла выбивавшаяся из общего стиля маленькая спартанская кровать с жестким кожаным матрасом. На этой кровати спал император, и она всегда путешествовала вместе с ним. Рядом с кроватью на столике лежала Библия — книга, которой Александр зачитывался далеко за полночь. В это трудно поверить, равно как и в то, что царь — своенравный, экстравагантный тип…

Кто мог понять этого человека с его раздвоенной личностью? А кто мог понять Екатерину?

Ричард поднял на нее глаза, взглянул ей в лицо. С легкой улыбкой, блуждающей на губах, призывно раскинувшись, Екатерина продолжала лежать в той же позе.

— Тебя, наверное, очень утомляет смотреть на то, как я ем, — сухо заметил Ричард.

— Отчего же? — ответила Екатерина, и в ее голосе прозвучали глубинные нотки, свидетельствующие о затаившейся в ее теле страсти, требующей выхода. — Надеюсь, после еды ты станешь веселее и ласковее ко мне.

Ричард толчком отодвинул тарелку.

— Сегодня я хочу покататься верхом.

— О, нет, Ричард…

— Не хочешь составить мне компанию?

— Ненавижу ездить верхом. И, кроме того, я хочу… тебя. Ведь вчера ночью ты так и не пришел ко мне.

— Я уже сказал: задержался у императора.

— Неправда. Ты вышел от него в десять минут третьего.

Ричард вскочил из-за стола так стремительно, что зазвенели тарелки, а бокал и вовсе опрокинулся, залив красным вином белую скатерть.

— Будь проклята твоя вечная слежка! — крикнул он. — Я не позволю впредь подсматривать за собой ни тебе, ни кому-либо другому! Я буду делать что пожелаю и ходить куда захочу! Эта твоя привычка постоянно шпионить за всеми стала просто невыносимой!

Ричард опять подошел к окну, встал спиной к Екатерине. Он старался успокоить дыхание — гнев заставлял сердце бешено гнать по жилам раскаленную кровь. Рядом бесшумно возникла Екатерина — прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею. На ней не было ничего, кроме прозрачной ночной сорочки. Ричард мог чувствовать живое тепло обнаженного тела соблазнительно заглядывающей ему в лицо женщины.

— Дорогой, мне очень жаль. Я не хотела тебя рассердить. Я хочу тебя… ты знаешь это… я ждала тебя всю ночь.

— Прости, я сорвался.

Ричард выговорил это с трудом, выталкивая слова сквозь стиснутые зубы. Как не похожа была эта их встреча на предыдущую! Даже висящая на стене картина Тициана «Венера и Адонис», которая в прошлые их встречи его будоражила, сейчас раздражала его. Такие картины долгое время считались неприличными, и их в присутствии дам даже завешивали специальными шторками. Здесь картина висела в спальне Екатерины открыто, да и не принято было сейчас их укрывать, но Венера с этой картины напоминала ему Екатерину — она так же, как Екатерина к нему, льнула к Адонису, прижимаясь к нему всем своим обнаженным телом, которое было видно зрителю со спины и было невероятно соблазнительно в сжигающей его страсти, которую так явственно удалось передать художнику…

— Поцелуй меня в знак того, что простил меня! — молила Екатерина, и казалось, тициановская Венера ей вторила, Адонис же куда-то стремительно уходил — и Ричарду хотелось вот так же, решительно и целеустремленно, немедленно покинуть пропахшую розами жаркую спальню.

Он покорно нагнул голову, но уклонился от подставленных губ и поцеловал Екатерину в мягкую щеку, ощутив идущий от нее тяжелый и сладкий запах разомлевших на солнце, тихо струящееся в окно, роз.

— Ричард… О, Ричард!

Он знал, чего хочет Екатерина, но его руки скользнули по ее талии, не прижимая ее так близко и крепко, как ей хотелось бы.

— Люби меня, Ричард, прошу, люби меня! Умоляю!

Убежать от этого жаркого шепота было невозможно. Опустив глаза, Ричард увидел полыхающий в зрачках огонь страсти, приоткрытые, манящие красные губы, ощутил горячее дыхание, заставлявшее часто приподниматься и опускаться груди Екатерины.

В этот момент в дверь постучали.

— Кто там? — хрипло и недовольно спросила Екатерина.

— Послание от его императорского величества, ваша светлость.

Екатерина медленно отлепилась от Ричарда, неторопливо подошла к кровати, легла на нее и позвала, подкладывая под голову подушки:

— Войдите!

Появился слуга с запиской и протянул ее на подносе Екатерине. Она приняла ее, развернула и быстро прочитала.

— Скажи его императорскому величеству, что я всегда к его услугам, — сказала она.

Слуга поклонился и покинул комнату, беззвучно закрыв за собой дверь — эта «шпионская» деталь прочему-то ужасно разозлила Ричарда, вот так же несколько минут назад бесшумно появилась подле него Екатерина. Он опять чуть не впал в бешенство, но обуздал себя.

— Император хочет, чтобы я прокатилась с ним перед ленчем по Пратеру.

Тон Екатерины был ледяным. И она, и Ричард знали, что наступил лишь перерыв в их трудном разговоре.

— Могу я сопровождать тебя?

— Нет. Ты, кажется, хотел покататься верхом.

— Легко забуду об этом, если тебе желательно мое присутствие.

— Если я еду с царем Александром, ты мне не нужен.

— Мне уйти, чтобы ты могла переодеться?

— Я прошу тебя сделать это безотлагательно. Мне нужно собраться как можно скорее.

— Очень хорошо.

Екатерина взяла колокольчик, позвонила, затем протянула эту же руку Ричарду. Он принял ее, прикоснулся губами к душистой коже, и тут Екатерина неожиданно притянула Ричарда к себе.

— Ричард, дорогой, зачем мы ссоримся? — дрожащим голосом, звонким от близких слез, спросила она.

Такого несчастного и страдающего лица Ричард не видел у нее никогда. Он потянулся руками к Екатерине, хотел заговорить с нею поласковее, но в этот момент дверь спальни отворилась.