Великая. История «железной» Маргарет - Маргарет Тэтчер

То, что Инок проповедовал в полной изоляции, одновременно давало преимущества и ставило в невыгодное положение тех из нас, кто держался правого крыла в теневом кабинете и позднее кабинете министров. С одной стороны, он сдвинул основу политических дискуссий вправо и таким образом дал возможность озвучивать доктрины, которые без этого было бы обвинены в экстремальности. С другой стороны, такой жестокой была вражда между Тедом и Иноком, что сомнение по поводу любого политического курса, предложенного лидером, вероятнее всего, было бы заклеймено как предательство.

Кроме того, сам факт, что Инок выдвигал все свои взгляды как часть целой системы, делал еще более трудной возможность выразить согласие с одним или двумя из его положений. Например, аргументы против политики цен и доходов, интервенции и корпоратизма были бы встречены гораздо лучше, если бы не были связаны с взглядами Инока на иммиграцию или Европу.

В это время другие консерваторы фактически независимо друг от друга двигались в одном направлении, за явным исключением европейского вопроса. Тед дал мне возможность наметить план действий. Ежегодная лекция Политического центра партии проводится, дабы дать пищу для размышлений участникам партийной конференции тори. Выбор оратора обычно осуществляет партийный лидер. Несомненно, либо тот, кто проводил опросы общественного мнения, либо партийный советник предположил, что хорошей идеей было бы дать мне выступить на тему, взывающую к «женщинам». К счастью, я сама могла выбрать тему, и я остановилась на той, что касалась думающих людей обоего пола: моим докладом стало «Что не так с политикой?».

Я начала с перечисления причин, почему возникло разочарование в политике. Кое-что можно было объяснить ростом критической настроенности под воздействием образования и средств массовой информации, но в основном проблемы были на совести самих политиков. Среди политических программ преобладали серии обещаний, чье влияние было тем более велико из-за роста «государства всеобщего благоденствия». Конкуренция между партиями, стремящимися предложить все более высокий уровень экономического роста, и вера, что правительство сможет его обеспечить, дали социалистам возможность повсеместно распространить государственный контроль. Это, в свою очередь, заставило простых людей чувствовать, что их жизнь и жизнь их семей от них не вполне зависят.

Левые уверяли, что решение лежит в создании структур, которые обеспечили бы более демократическое «участие» в принятии политических решений. Но реальная проблема была в том, что политика вторгалась во все, даже туда, что было за ее пределами. В то же время увеличение роли государства развило политическую одержимость размерами, веру в то, что крупные компании обеспечивают эффективность. На самом деле все было наоборот. Малый бизнес, семейный и индивидуальный, должен был оказаться в центре внимания. Помимо этих общих размышлений, моя лекция в Политическом центре Консервативной партии также содержала раздел о политике цен и доходов. Хотя я придерживалась линии теневого кабинета, который порицал политику принудительного сдерживания, я включила абзац, который гласил: «Сегодня мы придаем так много значения контролю доходов, что слишком мало внимания уделяем ключевой роли государства в контроле денежной массы и управлении спросом. Больше внимания к этой роли и меньше пристального контроля, направленного вовне, достигнут лучших результатов для экономики. Это будет означать, конечно, что правительство должно применить к себе некоторые ограничения на расходы, которые оно так старательно возлагает на других. Это будет означать, что расходы в огромном государственном секторе будут не больше, чем суммы, полученные из фонда налогов плюс реальная экономия».

В ретроспективе мне очевидно, как далеко простиралось мое понимание вопроса и как далеко мне еще надо было идти. Я пришла к пониманию, что для контроля инфляции денежная масса была центральным моментом при любой политике. Я не видела ни того, что это делало любой род политики доходов неуместным, ни что кредитно-денежная политика сама была методом, с помощью которого нужно было управлять спросом.

К тому моменту (1968 г.) смещенное к левым взглядам единодушие по экономической политике было неэффективным. Но новый либеральный консенсус по моральным и социальным проблемам таковым не был. То есть люди на влиятельных постах в правительстве, СМИ и университетах сумели навязать либеральные столичные взгляды обществу, которое все еще придерживалось в значительной степени консервативной морали. 1960-е застали Британию у истоков процесса, разделившего традиционные христианские ценности и власть государства. Для подавляющего большинства, включая меня, это был вопрос реформ, необходимых, чтобы справиться со специфическими проблемами, в некоторых случаях жестокими и несправедливыми.

Так что в 1966 г. я проголосовала за законопроект Л. Эбса, отменяющий уголовную ответственность за гомосексуальное поведение наедине при обоюдном согласии между людьми старше двадцати одного года. В том же году я проголосовала за законопроект Д. Стила о легализации абортов в случае, если велик риск того, что ребенок родится физически или умственно неполноценным и, если для женщины стать матерью физически и материально трудно. В обоих случаях я исходила из собственных практических наблюдений. Например, когда я была адвокатом, меня потрясло унижение, которому подвергся на скамье подсудимых вполне солидный мужчина, когда были обнаружены его гомосексуальные связи.

С другой стороны, некоторые аспекты либеральной программы, как мне казалось, шли слишком далеко. Реформа закона о разводе была таким случаем. Общаясь с избирателями в своем округе, я разговаривала с женщинами, жизнь которых превратилась в мучение из-за жестокости мужей. Для них замужество было тюрьмой, из которой они не могли вырваться. В таких ситуациях развод мог быть единственным ответом.

Но если бы развод стал легко достижим, это повлияло бы на прочность браков. Если люди смогут легко отказаться от своих обязательств, они, вероятнее всего, будут менее серьезны, изначально принимая на себя эти обязательства. Меня беспокоила судьба покинутого супруга. Еще больше меня беспокоило то, что станет с детьми от распавшегося брака, если мужчина (или женщина) решит завести вторую семью. Так что в 1968 г. я была среди меньшинства, проголосовав против законопроекта, облегчающего процедуру развода.

Развод становился возможным в случае «неразрешимых противоречий» в браке в широком смысле. Я поддержала две поправки, первая из которых делала возможной особую форму брака, который был нерасторжим (за исключением судебного решения). Вторая гарантировала, что в случае конфликта интересов между законной женой и детьми от первого брака и гражданской женой и ее детьми первые получали приоритет.

Кроме того, в 1965 г. я голосовала против законопроекта С. Силвермана об отмене смертной казни за убийство. Как и все другие законопроекты, перечисленные выше, этот прошел в парламенте, но с поправкой консерваторов относительно того, что время действия закона истекает к концу июля 1970 г., в случае если парламент не проголосует иначе. В декабре 1969 г. я голосовала против того, чтобы закон стал постоянным.

Я верила, что государств имеет обязанность сдерживать и наказывать насильственные преступления и защищать законопослушных граждан. Как ни скупо ее нужно использовать, сила лишать индивидуума свободы и при определенных обстоятельствах самой жизни неотделима от верховной власти государства. У меня никогда не было ни малейшего сомнения, что почти во всех случаях высшая мера наказания может оказать влияние на потенциального убийцу. И смертная казнь оказывает устрашающее воздействие. По моему мнению, сложность вопроса заключается в возможности казни невинного человека, что иногда имело место. Эти трагические случаи необходимо соотнести с судьбами возможных новых жертв осужденного преступника, который по выходе на свободу может вновь совершить преступление. Убеждена, что потенциальная жертва заслуживает защиты, которую дает лишь существование смертной казни.

Что касается абортов, гомосексуализма и реформы закона о разводе, очевидно, что все обернулось не так, как планировалось. Можно сказать, что эти реформы проложили путь к более черствому, эгоистичному и безответственному обществу. Реформа закона об абортах была главным образом направлена на то, чтобы остановить молодых женщин от совершения подпольных абортов, но это не означало, что аборт должен стать просто «выбором». И все же вопреки всеобщей доступности контрацептивов количество абортов продолжает расти.

Гомосексуальные активисты, отстаивавшие права на свой образ жизни, теперь потребовали общественного признания стиля жизни геев, равного статуса по отношению к гетеросексуальной семье и даже легального права эксплуатировать сексуальную неуверенность подростков. Реформа закона о разводе внесла свой вклад в увеличение числа разрушенных семей, в результате чего так много детей растет без постоянной опеки и любви обоих родителей.