Цена тайны - Ивонн Линдсей

Тамсин села напротив Финна:

— Амбициозный проект. А что насчет дороги?

Финн показал на серую ленту, сбегающую с холма.

— Я могу проложить двухполосную дорогу. Она будет спускаться с холма. Чтобы по ней можно было безопасно ездить, а она слишком врезается в ландшафт, придется сделать несколько резких поворотов. Если же у меня будет доступ здесь, — он указал на ровную часть долины у озера, идущую к дороге — я смогу проложить дорогу прямее. Это облегчит путь и поставщикам, и жителям, и посетителям.

— Что же тебя останавливает?

— Этот кусок земли принадлежит трастовой компании. Пока я узнал только, что эта компания действует от юридической фирмы в Окленде, и не получил никакого ответа о частичной продаже земли. Я буду иметь лишь право пользования этим куском на стыке наших земель, и я готов построить дорогу, чтобы они могли ей пользоваться так же, если им это необходимо. Но пока что я не получил от них никакой реакции.

— Печально. А что ты будешь делать, если вы не сможете договориться?

— Буду продолжать свое дело. Но это означает больший вклад в строительство дороги, а не в сам жилой комплекс. Придется все делать по частям. Сначала — детский лагерь, потом через несколько лет — коттеджи. Или наоборот. Я все же надеюсь, что до этого не дойдет.

— Ты упомянул личный опыт… из семьи? — аккуратно спросила Тамсин.

— Да, моя мать. Она была… — Финн замолчал и задумался, — слишком хрупкой, если так можно сказать. Ей не стоило становиться женой фермера, но она любила моего отца, и ее страсть не знала границ. Она расцветала, когда он возвращался вечером домой, и каждое утро будто умирала, когда он уходил на работу. Он находился на пастбище, когда все произошло. Незадолго до этого они с Лоренцо стали партнерами, переделав часть земли отца под виноградники и объединив их с землей Фабрини, где уже рос виноград. Квадроцикл отца покатился и задавил его. Мы нашли его только вечером, услышав собачий лай. Пес был все время с ним. Когда мы оказались на месте, уже ничего нельзя было сделать.

Сухой рассказ не смог потушить боли в его глазах. Сочувствие наполнило Тамсин. Тяжело потерять родителя, но оказаться одним из тех, кто первым узнал об этом, — еще тяжелее.

— Финн, мне так жаль. Это, должно быть, ужасно. Сколько лет тебе было?

— Двенадцать. Мама была в отчаянии. Сначала она пыталась справиться, но постепенно мне пришлось взять все обязанности по дому на себя, помимо школы и отцовских дел на ферме. В конце концов стало слишком тяжело. У меня начались проблемы в школе после того, как меня стали дразнить за то, что я уснул на уроке. Учительница пришла поговорить с матерью, так как они раньше были знакомы. Но когда она увидела, что творится у нас дома, то обратилась в службу опеки. — Финн потер глаза, поднялся из-за стола и открыл буфет, оказавшийся внутри мини-баром. — Не хочешь воды или содовой?

— Воды, пожалуйста. А что случилось потом? Кто-нибудь помогал тебе на ферме?

Финн открыл банку содовой и сделал большой глоток.

— Меня отправили в приют, а маму — в центр в Крайстчерче. Через какое-то время у нее начались приступы самоагрессии. Я долгое время ее не видел. Лоренцо и Эллен обратились в социальную службу, чтобы пристроить меня, и я смог переехать к ним. С помощью Лоренцо ферма потихоньку приобрела те очертания, что ты видишь сейчас: самый урожайный и доходный виноградник в этих местах. Пока мы не делали собственных вин, мы смогли обеспечить наших заказчиков золотой медалью за качество напитков.

Теперь Тамсин видела, насколько сильна связь между Лоренцо и Финном. Фабрини был для него почти отцом, наставником, советником. Но это все еще не объясняло, где же Эллен. Если она не хотела видеть ее, так почему бы ей не сказали об этом прямым текстом? А раз так, были ли они сами честны с Эллен? Знает ли она, что Тамсин ищет ее? Или ее просто держат в неведении? Тамсин не рискнула спрашивать.

— Значит, ты хочешь построить этот центр в память о своей матери?

— Частично да. Другая причина в том, что у меня есть деньги, которые никак не задействованы, и я вижу область, в которую мог бы их вложить. Если все удастся, я попробую открыть центры по всей стране.

Тамсин глотнула воды. У нее не было слов. Желание Финна помогать людям резко контрастировало с тем, как он обращался с ней. Кто же из них настоящий Финн Галахер? Ей хотелось верить, что Финн — помощник, тот, кого все в городе знали и высоко ценили. Тот, кто спешил на помощь всем нуждающимся, одновременно скрывая от Тамсин местонахождение ее собственной матери. Почему? Что за секрет таится за всем этим?

— Когда мы заберем машину, хочешь поехать к озеру? — Финн вывел ее из задумчивости.

— Где ты планируешь центр? Туда можно добраться?

— Тяжеловато, но мы можем взять квадроцикл. — Заметив испуганный взгляд Тамсин, Финн поспешил заверить ее: — Я буду вести аккуратно.

— Что ж, звучит заманчиво. Я с удовольствием поеду с тобой. Думаю, джинсы и кроссовки больше подойдут для выезда на природу.

— Точно. — Финн взглянул на часы. — Что, если ты переоденешься, мы съездим в город за машиной, а на обратном пути проверим Люси и кур?

Злость снова охватила Тамсин. Если бы Лоренцо не был таким упрямым, она была бы сейчас в коттедже, заботясь о животных.

— Дай мне пять минут.

— Конечно. Жду тебя у машины.

Финн закрыл лицо руками, когда Тамсин вышла. Разговор с Лоренцо пошел не совсем так, как он хотел. Когда речь заходила о защите Эллен от того, что он считал ужасом семьи Мастерс, Лоренцо становился невыносим. Он переставал слышать какие-либо доводы.

К его гиперопеке присоединялся страх. Что бы ни говорили доктора, как бы Лоренцо ни боролся за Эллен, она продолжала угасать, и он старался сберечь те недели, которые им суждено провести вдвоем.

Финн понимал, почему Лоренцо так испуган. Говорить о своей матери, вспоминать все ощущения, день за днем, пытаясь вести хозяйство на ферме, поддерживать мать в ее горе, отказываясь переживать свое, стало слишком тяжелым опытом для него.

Бывали дни, когда Финн буквально ненавидел свою мать, желая, чтобы она была похожа на остальных: была любящей, живущей здесь и сейчас, но потом его накрывал стыд и чувство вины. Она скучала по отцу, они оба скучали, и без него, активного и жизнерадостного, все пустоты был вынужден заполнять Финн.

Но он не справился. Не справился тогда и потом, настояв на посещении в больнице, когда мать еще не была готова. Заставив ее встретиться с ним, он заставил ее увидеть свои ошибки, и это ее сгубило. Мать отказывалась есть, вставать, медленно умирала, потерянная и одинокая в своих мучениях.