Графиня де Монсоро - Дюма Александр

– Ну как? – поинтересовался Бюсси.

– Ой! – удивился любитель ночных прогулок, отступая на шаг.

– Вот тебе раз! – сказал Бюсси.

– Но это невозможно! – воскликнул неизвестный.

– Как видите, возможно, но случай и в самом деле необычный. Так, значит, вы тот самый лекарь?

– А вы тот самый дворянин?

– Тот самый.

– Иисус! Какая удача!

– Тот самый лекарь, – продолжал Бюсси, – который вчера вечером перевязал дворянина, получившего удар шпагой в бок?

– Верно.

– Все так, я вас тотчас же узнал. Должен сказать, что рука у вас нежная, легкая и в то же время очень умелая.

– Ах, сударь, я не ожидал встретить вас здесь.

– А что вы ищете?

– Дом.

– А-а, вы ищете дом? – протянул Бюсси.

– Да.

– Стало быть, вы знаете, где он?

– Как же я могу это знать? – ответил молодой человек. – Ведь мне завязали глаза, прежде чем отвести туда.

– Вас туда отвели с завязанными глазами?

– Конечно.

– Но вы уверены, что действительно приходили в этот самый дом?

– В этот или в один из соседних. В какой именно – я не уверен, поэтому я и разыскиваю…

– Прекрасно, – сказал Бюсси, – значит, все это не сон!..

– Что – все? Какой сон?

– Надо вам признаться, любезный, мне казалось, что все это приключение, кроме удара шпагой, разумеется, было просто сном.

– Я вас понимаю, – сказал молодой врач, – этим вы меня не удивили, сударь.

– Почему не удивил?

– Я сам думал, что во всем этом есть какая-то тайна.

– Да, любезный, и эту тайну я хочу прояснить. Вы не откажетесь мне помочь, не правда ли?

– Разумеется.

– По рукам. Но прежде всего один вопрос.

– Слушаю.

– Как вас зовут?

– Сударь, – сказал молодой лекарь, – я не стану принимать ваши слова за намеренное оскорбление. Я знаю, что, по доброму обычаю и по существующему порядку, в ответ на ваш вопрос мне подобало бы гордо вскинуть голову и, подбоченившись, спросить: «А вы, сударь, кем вы изволите быть?» Но у вас длинная шпага, а у меня только мой ланцет, у вас вид знатного дворянина, а я, промокший до костей, по пояс в грязи, я должен вам казаться каким-то проходимцем. Поэтому отвечу вам просто и чистосердечно: меня зовут Реми ле Одуэн.

– Прекрасно, сударь, тысячу раз благодарю. Что до меня, то я граф Луи де Клермон, сеньор де Бюсси.

– Бюсси д’Амбуаз! Герой Бюсси! – восторженно воскликнул юный медик. – Так вот оно что! Сударь, вы тот самый знаменитый Бюсси, тот полковник, который, который?.. О!

– Тот самый, сударь. А теперь, когда мы выяснили, кто мы такие, сделайте милость, удовлетворите мое любопытство, несмотря на то что вы весь вымокли и измазались в грязи.

– И в самом деле, – сказал молодой человек, сокрушенно разглядывая свои короткие штаны, сплошь забрызганные грязью, – и в самом деле, мне, как Эпаминонду Фиванскому,[29] очевидно, придется провести три дня дома, ведь в моем гардеробе всего лишь одни штаны и только один камзол. Но, простите, как мне показалось, вы соблаговолили задать мне какой-то вопрос?

– Да, сударь, я хотел бы у вас спросить, как вы попали в тот дом.

– Весьма простым и в то же время очень сложным путем. Судите сами.

– Посмотрим.

– Господин граф, извините меня, я был так потрясен, что обращался к вам, не называя вашего титула.

– Какие пустяки, продолжайте.

– Господин граф, вот моя история: я живу на улице Ботрейи в пятистах двух шагах отсюда. Я бедный ученик хирурга, но, могу вас заверить, рука у меня довольно умелая.

– Я и сам имел случай в этом убедиться, – сказал Бюсси.

– Учился-то я усердно, – продолжал молодой человек, – да вот пациентов не приобрел. Меня зовут, как я уже говорил, Реми ле Одуэн; Реми – потому, что такое имя дали мне при крещении, и Одуэн – потому, что я родился в Нантей-ле-Одуэн. Семь или восемь дней тому назад за Арсеналом какого-то бедолагу как следует полоснули ножом, я зашил ему кожу на животе и очень удачно втиснул туда кишки, которые вывалились было наружу. Эта операция принесла мне некоторую известность в округе, и, видимо, благодаря ей мне посчастливилось: вчера ночью меня разбудил чей-то приятный голосок.

– Голос женщины! – воскликнул Бюсси.

– Да, но не спешите с выводами, граф, какой бы деревенщиной я ни был, все же я понял, что это голос служанки. Я их знаю, ведь мне гораздо чаще приходилось иметь дело со служанками, чем с госпожами.

– И что же вы сделали?

– Я поднялся и открыл дверь, но едва я высунул голову, как две маленькие, не слишком нежные, но и не чересчур загрубелые ручки наложили мне на глаза повязку.

– И вам при этом не сказали ни слова?

– Нет, как же, мне было сказано: «Идите со мной, не пытайтесь разглядеть, куда я вас веду, молчите, вот ваше вознаграждение».

– И этим вознаграждением?..

– Оказался кошелек с пистолями, который вложили мне в руку.

– Ага! И что вы ответили?

– Что я готов следовать за моей очаровательной проводницей. Я не знал, очаровательна она или нет, но подумал, что маслом каши не испортишь.

– И вы последовали за ней без возражений, не требуя никаких гарантий?

– Мне часто приходилось читать в книгах о подобных историях, и я заметил, что для врача они всегда кончаются чем-нибудь приятным. Итак, я последовал за незнакомкой, как я уже имел честь вам доложить; меня вели по твердой земле, к ночи подмерзло, и я насчитал четыреста, четыреста пятьдесят, пятьсот и, наконец, пятьсот два шага.

– Хорошо, – сказал Бюсси, – это было умно с вашей стороны. И вот теперь мы, по-вашему, должны быть у той двери?

– Во всяком случае, где-то поблизости от нее, потому что на сей раз я насчитал четыреста девяносто девять шагов. Конечно, хитрая девчонка могла повести меня окольным путем, – по-моему, она была способна выкинуть со мной подобную штуку.

– Да, допустим, она позаботилась о такой предосторожности, тем не менее, будь она даже хитра, как сам дьявол, наверное, она все же сболтнула вам что-нибудь, назвала какое-то имя?

– Никакого.

– Может быть, вы сами что-нибудь приметили?

– Только то, что можно приметить пальцами, приученными в иных случаях заменять глаза, то есть – дверь, обитую гвоздями, прихожую за дверью, в конце прихожей – лестницу.

– Слева?

– Вот именно. Я даже сосчитал ступеньки.

– Сколько их было?

– Двенадцать.

– И потом сразу вход?

– Думаю, что сначала коридор: открывали три двери.

– Хорошо.

– А потом я услышал голос. Ах, на сей раз это был голос госпожи, такой нежный и мелодичный.

– Да, да. Это был ее голос.

– Конечно, ее.

– Ее, ее, клянусь вам.

– Вот уже кое-что, в чем вы можете поклясться. Дальше меня втолкнули в комнату, где лежали вы, и разрешили снять повязку.

– Все так.

– И тогда я вас увидел.

– Где я был?

– Вы лежали на постели.

– На постели с занавесками из белого шелка в золотых цветах?

– Да.

– А стены комнаты были покрыты гобеленами?

– Правильно.

– А на потолке написаны фигуры?

– Точно так, а в простенке между окнами…

– Портрет?

– Вот именно.

– Женщины в возрасте от восемнадцати до двадцати лет?

– Да.

– Блондинки?

– Да, несомненно.

– Прекрасной, как ангел?

– Еще прекрасней!

– Браво! Ну и что вы сделали?

– Я вас перевязал.

– И отлично перевязали, даю слово!

– Старался, как мог.

– Превосходно перевязали, просто превосходно, милостивый государь, сегодня утром рана почти закрылась и стала розовой.

– Это благодаря бальзаму, который я составил; на мой взгляд, он отлично действует, ибо, не зная, на ком мне его испробовать, я не раз протыкал себе кожу в самых различных местах тела, и – честное слово! – через два-три дня дырки уже затягивались.

– Любезный господин Реми, – воскликнул Бюсси, – вы замечательный человек, я полон всяческого расположения к вам… Но дальше, что было дальше? Рассказывайте.