Возвращаться – плохая примета - Галина Романова

Она не замерзла, хотя Перцев, как и обещал, одеяло с нее сдернул через пару минут, как захрапел. Он прижимал ее к себе, плотно зарывшись в одеяло и попутно еще скатав валик из одеяла у себя за спиной. А и ладно, решила она, лишать его многолетней привычки она не станет.

И так было покойно, тихо в ее спальне, так хотелось сохранить это зыбкое ощущение надолго, а еще лучше навсегда, что щекотало в носу и горле и хотелось плакать.

Уснула как, не заметила. Проснулась от страшного грохота внизу. Оказывается, Перцев захотел приготовить ей омлет на завтрак. Полез за сковородкой и выдернул самую подходящую, на его взгляд, с самого низа. Понятно, что все остальные сверху посыпались на пол.

– Прости, Ир. – Босоногий Перцев стоял посреди кухни в одних трусах и смотрел на нее заспанными виноватыми глазами. – Хотел сюрприз, завтрак в постель, а разбудил только. Че, раз ты встала, может, сама, а?

– Милое семейное утро, – промурлыкала она, проходя мимо обескураженного Перцева, шлепнула его по заду. – Хорошо, ты еще ничего не придумал приготовить.

– Что, например? – Перцев шагал за ней след в след, дышал в затылок.

– Например, суп сварить.

И Арина распахнула боковую дверцу самого дальнего от плиты шкафа. Там высокой горкой были сложены большие кастрюли для варки варенья, холодца, грибов. Причем самая верхняя кастрюля с двойным дном и толстенной крышкой была чугунной. Зачем ей все это добро сдалось, она и сама затруднялась сказать. Варенья не варила, по грибы не ходила. Холодец делала лишь однажды, и то соседка попросила дочери на свадьбу. Может, теперь пригодится, когда они с Сашкой типа чего-то затеяли?

– А чего ты в них делаешь? – Перцев поспешил закрыть шкаф. – Тушенку, что ли, варишь?

– Да ничего, Саш. Просто купила, потому что понравились. Что-то на распродажах, как мимо пройти?

Арина быстро взбила яйца с молоком, солью и специями, вылила на сковороду. Пока омлет томился на медленном огне, она нарезала хлеба, колбасы и сыра. Накрыла на стол, подняла штору, выглянула в палисадник.

Хмуро, по-осеннему хмуро и неприветливо. Окно в оспинах дождя, деревья мокрые. В такую погоду, не будь Сашки рядом, она бы забралась с ногами на диван, вооружилась спицами и клубком яркой шерсти и начала бы по схеме осваивать какой-нибудь сложный рисунок. И пока бы корпела и злилась над хитросплетением петель и накидов, глядишь, и день бы начал угасать. Потом телевизор, компьютер, душ и постель. А, ну да, забыла совсем: были бы перерывы на обед и ужин. Одна тарелка, одна вилка, одна чашка на столе. И взгляд, уставленный либо в газету, либо за окно. И еще тоска. Глухая, противная, намертво липнувшая к душе, как ни пытайся ее соскрести. Она храбрилась, конечно, сопротивлялась. Как могла, убеждала себя, что вполне довольна и жизнью самой, и в одиночестве ей комфортно. Да вроде так оно и было, и удобно, и необременительно. Было, пока Сашка не влез в ее жизнь. И оказалось, что не выдерживает никакой критики ее одинокое существование.

Все же было плохо, все! Праздников не было, сплошные будни. Еще хуже даже, чем когда работала, не зная выходных. Там нет-нет да удавалось урвать кусочек праздничной суеты. Здесь, в ее большом удобном доме, суетиться было некому. Все было размеренно, чинно и ужасно тоскливо. И разговаривала сама с собой, и к зеркалу редко подходила, а сегодня, прежде чем вниз на шум сбежать, два раза успела в зеркало на себя посмотреть. И даже причесаться успела.

Пока накрывала на стол, Перцев умылся, побрился, нарядился в шоколадного цвета рубашку, бежевый джемпер и джинсы.

– Куда это ты так рано? – Она покосилась на подол своего халата. – А я еще не готова, Саш. Подождешь?

– Нет, Ир. Сегодня ты дома. – Он накрутил омлет на вилку и потащил в рот.

– Чего это я дома? – Арина обиженно надулась. – А ты куда? Такой… Такой нарядный?

Тут же вспомнила про одинокую подругу погибшей Аллы Софью. Не иначе решил ради общего дела обольщением размалеванной красотки заняться. Не иначе.

– Правильно думаешь, Воробьева, – и замолчал, одним глотком выпил кружку вчерашнего киселя, отказавшись от кофе. И пожаловался: – Вчера перепил этого бодрящего напитка, уснуть не мог.

– Ну, спал-то ты, допустим, как младенец, – возразила Арина, ковыряясь вилкой в омлете на своей тарелке. Аппетит пропал напрочь, только теперь не по причине одинокого утра. – Правда, всю ночь меня к себе прижимал.

– Вот! Вот это и значит, что я почти не спал. Охранял тебя. – Он вытер рот салфеткой, встал. Подошел, поцеловал ее в щеку и тут же направился к двери, предупредив: – Не провожай, не надо. Позавтракай, Ир, как человек.

– Ну, так ты куда, Перцев? – закричала она ему вслед, когда он начал уже с кряхтением обуваться.

– Да к подруге я, к подруге, Воробьева. До чего ты бестолковая. Тебе же все равно не захотелось бы сегодня выползать из дома. Там такая лягушачья погода, бр-рр, – отозвался он ворчливо, и тут же входная дверь за ним захлопнулась.

Потом загремели открываемые им ворота, взревел мотор его старенькой машинки, потом ворота закрылись, и она снова осталась одна.

– И в чем же разница, Воробьева? – передразнила она его интонацию и попыталась обидеться на Перцева. – Только в еще одной грязной тарелке на столе?

Странно, но обидеться на Сашку почему-то не получалось. И где-то минут через двадцать, уже убрав в кухне, запалив огонь в камине и устроившись с газетой за столом у окна, она вдруг с удивлением признала его правым. Ей в самом деле не хотелось никуда сегодня выходить из дома. Хотелось почитать, подумать, собрать в кучку все, что им на двоих удалось узнать про погибшую Митину. Потом, когда Сашка приедет, накормить его и подумать уже вдвоем. И еще раз сходить к родителям Аллы.

Мамашу следовало, невзирая на траур, тряхнуть как следует. Не могла она не знать о влюбленности своей дочери. И не могла не знать, кто помог ей с выплатой Колькиного долга. Про долг знала? Знала. Про визит кредитора знала? Да! Значит, могла знать и о щедром покровителе. Ну, хотя бы имя!

И как же быть все-таки с Ветровым? Что его связывало с погибшей Аллой? Он убил ее, и если да, то по какой причине?

От громкого стука во входную дверь Арина вздрогнула. Перцев ворота не запер? Обычно гости давили на кнопку звонка, расположенную под крохотным козырьком возле калитки. Перцев, конечно, кнопку игнорировал с самого начала. Он научился отпирать ворота с улицы. Но он-то бы колотить в дверь не стал. У него ключи есть. Да и через кухонное окно вошел бы, зная, что Арина все еще там.

Арина запахнула плотнее халат, прежде чем открыть дверь. Щелкнула замком, отпирая, потянула дверь на себя и тут же попятилась со словами:

– Ты???

На улице, нетерпеливо цокая по тротуарной плитке высокими каблучками, стояла Инна – бывшая жена Сашки Перцева и теперешняя жена Ваньки.

Выглядела она потрясающе. Беременность не сделала ее красивое лицо одутловатым. Ноги распухшими, а живот огромным. Она сохранилась великолепно. И животик едва угадывался под широкими складками кашемирового светлого пальто, и глазки широко и насмешливо смотрели на мир в обрамлении аккуратной подводки. Губки, правда, чуть припухли, но это ей даже шло. Каштановые волосы тяжелыми кольцами падали на воротник, струились по спине. Длинные тонкие пальцы с идеальным маникюром переплелись на животе. Сумка через плечо. Дорогая сумка, кожаная. Из нее торчал хвостик маленького складного зонтика.

– Что надо?

Арина сразу почувствовала, что визит этот все испортит, что Инка не просто так пришла. Она пришла с умыслом. А уж какой у нее мог быть умысел, ей известно.

– Может, в дом пригласишь? – мелодичным голоском спросила Инка и поверх ее головы начала ощупывать взглядом прихожую. – А у тебя тут очень мило, Ариша. Так я войду? Беременным отказывать грех, дорогая.

Арина нехотя отступила в сторону, впуская незваную гостью. Та вошла, тщательно вытерла ноги о коврик возле двери.

– Не могу разуваться, уж прости, – извинилась она со смущенной улыбкой, которая могла бы ввести в заблуждение любого, но не Арину. – Я разденусь?

– Мне все равно. – Арина пожала плечами и ушла в кухню, снова сев к столу с газетой.

Помогать она ей точно не станет. Как-то оделась, выходя из дома, так же и разденется. Да и не выглядела она измученной токсикозом. Этой гадине все на пользу, вдруг пронеслось в голове. И тут же поругала себя. Нельзя так! Там у нее внутри ребеночек. Ванькин ребеночек, а она его любила когда-то. Нельзя ожесточаться, тем более что в ее жизни, кажется, все теперь тоже налаживалось.

– Да-аа, премиленько у тебя, весьма премиленько, – ворковала между тем Инка, обходя кухню.

Ни сапог, ни пальто она так и не сняла, продолжала разгуливать даже с сумкой на плече. Особое внимание она уделила камину. Остановилась возле него, как громом пораженная.

– Прелесть какая! Всю жизнь мечтала, чтобы в доме был камин, представляешь! Кто кладкой занимался? Нанимала кого? Из города?