Любовные хроники: Люк Маккензи - Эйна Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Совершенно верно. Но его отказ отвечать на мои вопросы я воспринимаю как непослушание.
— Но Джош не отвечает, миссис Вебстер. Уверена, что вам было известно об этом.
— Я не допущу такого поведения в классе! И не советую вам, а также мистеру Маккензи испытывать мое терпение!
— Но Джош — очень умный мальчик, миссис Вебстер. Даже если он не говорит, уверяю вас, он непременно будет слушаться.
— Я не позволю! — отрезала учительница. — Я отвечаю и за других учеников, мисс Бер. Не успею я и глазом моргнуть, как все дети начнут подражать ему.
Одного гнилого яблока достаточно, чтобы испортить весь компот.
Не помня себя от гнева, Хани закусила удила:
— Вы… надутая, невыносимая, старая лицемерка! И еще смеете называть себя учительницей! — бушевала Хани. — Да я лучше сама буду учить Джоша, чем доверю его такой красномордой особе, как вы.
— Боже мой! В жизни не слыхала таких глупостей! Пожалуй, мне следует поговорить о вашем поведении с шерифом Маккензи, мисс Бер. Уверена, что он не одобрит его.
— А когда сделаете это, миссис Пустая Напыщенность, не забудьте рассказать шерифу Маккензи, как вы выгнали шестилетнего ребенка из школы и отправили домой одного. Не думаю, что отцу мальчика это понравится.
Учительница подпрыгнула на месте, когда Хани подскочила к ней и пригрозила ей кулаком.
— И если я еще хоть раз услышу, что вы называете Джоша гнилым яблоком, я врежу прямо по этому огромному, уродливому носу!
Когда Люк вернулся в Стоктон, на землю уже спустились лиловые сумерки, повсюду стрекотали кузнечики. Простыни на веревках качались на ветру, напоминая некий таинственный танец призраков.
Маккензи принялся снимать белье с веревок. Раздосадованный тем, что Хани и не подумала сделать это засветло, шериф сердито бросил простыни в какое-то ведро. Тут из дома раздалось пение девушки. Шериф хотел было зайти в дом и заметить, что не худо бы заканчивать начатое, как вдруг слова замерли у него на устах.
Хани сидела посреди гостиной и, наигрывая на гитаре, пела «Голубую моль». Джош примостился на полу напротив нее. Когда дело дошло до припева, девушка сказала:
— А теперь присоединяйся, мой хороший, твоя очередь.
К великому удивлению Люка, Джош принялся прихлопывать в такт девушке.
— Джимми рвет кукурузу, а мне-е наплевать… А мне-е наплевать… — Девушка наклонилась к мальчику и пропела: — Мой хозяин уехал! Мой хозяин уехал!
Весело рассмеявшись, Хани отложила в сторону гитару, схватила Джоша за руки, и они принялись плясать под пение девушки.
Джош улыбался. Такого оживленного лица у сына Люку еще не доводилось видеть. Потом шериф перевел взор на Хани. Ее голубые глаза горели, золотой дождь волос подскакивал в такт ее прыжкам. Закончив песню, Хани остановилась и обняла ребенка.
Люк медленно отвернулся.
Шериф пошел снимать с веревок оставшееся белье, благоухавшее лавандой. Люк поднес простыню к носу и с наслаждением вдохнул аромат Хани.
Глава 10
За завтраком Люк молчал, то и дело переводя взгляд с темноволосой Головки сына на нетронутое яйцо, лежащее на тарелке перед мальчиком.
— Золото мое, хочешь еще что-нибудь? — ласково спросила Хани у Джоша.
— Что вы с ним цацкаетесь! — возмутился шериф. — Вы же видите, что он не будет есть!
— Он лучше ест ту еду, что приготовила я, а не вы, — промолвила девушка.
— Я тоже. Это всего лишь означает, что вы готовите лучше меня?
— Я думала, что это означает одно: вы никогда не давали ему возможности выбирать. С тех пор как я сюда приехала, вы готовили только кашу, которая, признаться, была пересолена.
— Но кто же, вы полагаете, здесь готовил до вашего появления? Я с радостью снова примусь за кулинарию, но устал просить вас подождать, пока я освобожусь от дел. Вы же не слушаете меня!
— Да что вы такое говорите! Это после вашей пересоленной каши! — поддразнила его Хани. — Кроме того, я не только готовлю лучше, чем вы. — Девушка повернулась к плите. — Например, играю в покер.
— Ну да, и выманиваете у людей деньги, — язвительно добавил Люк.
Хани усмехнулась.
— И это тоже, — с легкостью согласилась она, девушка твердо решила не уступать нападкам и не ввязываться в нелепый спор в присутствии ребенка. — И еще я лучше всего умею ладить с детьми. Вот, к примеру, у меня хватает ума не ругаться при мальчике. Дети, знаете ли, каждое слово взрослых воспринимают очень серьезно.
Повернувшись к Джошу, Хани тепло улыбнулась мальчугану.
— Может, хочешь другое яичко? Люк покачал головой.
— Я сам съем его яйцо. Нечего переводить продукты, — проворчал он.
— Но оно уже остыло. Я приготовлю вам другое.
— Я же сказал, что съем и это. Яйца стоят денег. — Он потянулся к тарелке Джоша. — Ты больше не будешь, сынок?
Джош вскочил из-за стола и выбежал из дома.
— А вы добились своего, Маккензи. Мальчик опять заплакал.
— Кажется, я не умею ладить с ним так же хорошо, как вы. — Шериф принялся за холодное яйцо. Наступило молчание. Первой не выдержала Хани.
— Хотите еще кофе? — предложила она.
— Я и сам смогу налить себе чашку, если захочу, — последовал ответ шерифа.
Терпение девушки иссякло.
— Ну и наливайте! — воскликнула она и, вскочив с места, ушла в спальню, с треском захлопнув за собой дверь.
Маккензи оцепенело глядел ей вслед. «Что я за мерзавец!» — подумал он, выходя из дома.
Когда Люк вернулся через четверть часа, чтобы отвезти мальчика в школу, его ждала еще одна неприятность.
— Джош никуда не поедет, — заявила Хани. — Я сама могу научить его читать и считать.
— Он что, плохо себя чувствует?
— Нет, с ним все в порядке. Признаться, ему гораздо лучше, чем вчера. Очевидно, инстинкты детей более совершенны, чем инстинкты их родителей.
— Не пойму, о чем вы говорите? Хани повернулась к Джошу:
— Золотко мое, мне надо поговорить с твоим папой. Выйди, пожалуйста, на крыльцо. Я скоро присоединюсь к тебе, и мы сможем поиграть.
— Так в чем же дело, Хани? — настойчиво повторил Маккензи, как только его сын выскользнул за дверь.
Эта поганая сучка вышвырнула его вчера из школы, — пробормотала Хани.
Ради Бога, следите за своей речью, хотя бы ради Джоша, — взмолился Люк.
— Я просто называю вещи своими именами, — отозвалась девушка.
Господи! Вы что, не можете прямо отвечать на вопросы? Что ж, мне придется все выяснить самому. — Шериф выбежал из дома, вскочил на Аламо и поехал в школу…
Хани домывала посуду, когда шериф вернулся. Губы его были сердито сжаты, синие глаза потемнели от гнева, брови насупились. Один его вид мог привести робкого человека в трепет.