Страна счастливых - Ян Ларри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я не захватил его! Если хочешь, зайди ко мне вечером. Впрочем, я могу принести завтра сюда.
– Хорошо! Я зайду! - ответила девушка.
Павел дал ей свой адрес.
* * *
Когда она пришла, Павел предложил ей кресло.
Он достал письмо и, передавая его, сказал со злостью:
– Письмо не запечатано. Очевидно, твой отец имел для этого причины.
Девушка вынула вдвое сложенный листок бумаги. Издали Павел увидел, что на листке была написана только одна фраза и внизу стояла подпись. Но девушка почему-то, долгое время не могла поднять головы от письма, как будто это было не письмо с одной фразой, а по меньшей мере десяток страниц «Капитала» Маркса. Павел видел, как густая краска заливает щеки девушки; когда же она подняла голову и в замешательстве взглянула на Павла, - странная неловкость и досада наполнили его сознание.
Инстинктом он понимал, что эта единственная фраза касается его.
Но, не имея возможности узнать, что именно пишет о нем Молибден, Павел почувствовал, как ощущение беспричинной раздражительности овладевает им. Сдерживая себя, он сказал:
– Вообще… я не понимаю, почему Молибдену пришла в голову мысль…
Он запнулся.
Девушка быстро взглянула на него.
– Ты Стельмах?…
Павел кивнул головой.
– Меня зовут… Кира. Ты долго пробудешь здесь?
– Еще три декады…
– Ты первый раз в Солнцеграде?
– Да… И, кажется, последний…
– Тебе не нравится?
– Скучно.
В это время они оба остановили взоры на письме, которое Кира вертела в руке, потом, взглянув друг на друга, смущенно замолчали. Им вдруг стало не о чем разговаривать. Павел почувствовал, как в его грудь проникает непонятное волнение. Сердце сжималось. Он едва решился взглянуть на девушку.
– Что… в этом письме? - спросил Павел.
Кира закусила губу. Густой румянец залил ее щеки.
– Видишь ли, - сказала она запинаясь, - это очевидно… шутка отца…
Она протянула Павлу руку с письмом, но тотчас же, покраснев еще более, быстро одернула руку.
– Нет, нет… Ты не должен…
– Как хочешь! - пожал плечами Павел, - я просто подумал, что это письмо касается меня.
– Ты угадал. Так на самом деле и есть. Но… я не хотела бы говорить об этом.
Она встала и, протянув руку Павлу, сказала:
– Мы еще встретимся… Сейчас же я должна идти!
Он проводил ее до дверей.
* * *
Они встретились через несколько дней.
Утром Павел услышал, как репродукторы приглашали желающих пойти на работу в коммунальных предприятиях. Ощущая потребность в работе, Павел направился к распределителю.
Он подошел к небольшому приземистому зданию в тот момент, когда целые толпы отдыхающих с веселым шумом вливались через стеклянные двери в распределитель.
Пришлось занять очередь13.
13Людям нашего времени, возможно, покажется странной та необычайная тяга к работе, которая заставляет людей социалистического общества вставать в очередь для того, чтобы получить работу. Но дело в том, что в социалистическом обществе труд не является тяжелой повинностью. Это, скорее спорт. Это приятная привычка. Труд для каждого человека - такая же необходимость, как вода, пища и воздух. Являясь частицами вечной, находящейся в созидательном движении материи, мы живем только в этом движении. Стоит нам остановиться, выключиться из этого общего движения, как тотчас же приступы невероятной тоски станут рядом с нами. Жизнь без работы, то есть без движения, без творческой деятельности, - немыслима совершенно. Лечение трудом, получившее широкое распространение уже и в наш реконструктивный период, стало там одним из могучих средств медицины. Неврастения, психостения, иппохондрия, малокровие и ряд заболевании нервного происхождения с успехом врачевались с помощью труда.
Он продвигался постепенно вперед, пока не очутился перед красным щитом, на котором сверкали полосы указателей:
Павел в нерешительности остановился перед распределителем. Тогда женский голос крикнул за спиной:
– Ну, ну… Побыстрее!…
Павел в замешательстве перевел валик - против слова «прачечных», и тотчас же в графе «зарегистрировано» встала цифра 1102.
– Ну, вот! - произнес тот же голос, - 1102 и один всегда дают 1103.
Павел оглянулся.
Перед ним стояла Кира.
– Ах, это ты? - смущенно проговорила она.
Они отошли от распределительной доски в сторону. Кира протянула Павлу руку и сказала:
– Не сердись… Но я терпеть не могу, когда кто-нибудь стоит перед доской и выбирает… Как будто не все равно, где работать.
– Я не сержусь, - ответил Павел, - только я хотел пойти в статотдел… Видишь ли, мне еще ни разу не приходилось работать в этой области, поэтому…
– Принимая во внимание твой возраст, я могу гарантировать, что ты попадешь со временем и на эту работу… Ну, а сегодня мы работаем вместе.
– Не возражаю, - улыбнулся Павел.
* * *
Вечером того же дня они встретились за городской чертой у ворот коммунальной прачечной.
Это было серое здание в десять этажей. В бетоне сверкали огромные стекла и за стеклами были видны перебегающие с места на место люди.
Павел пропустил Киру вперед.
Они вошли под застекленный свод гардеробной, отыскали свободные ящики, достали оттуда прозодежду и, превратившись в рабочих, прошли в фабричный распределитель.
Молча заполнили они графу «горячий пар» и, следуя за стрелками-указателями, прошли коридорами в цех.
Войдя в большой зал, сплошь уставленный машинами, они встали против двух девушек.
– Кончай, - весело сказал Павел. - Сменяем!
Одна из девушек спросила:
– Ты уже работал в цехе горячего пара?
– Нет.
– В таком случае - смотри.
Она обратила внимание Павла на широкую ленту, по которой двигались белые одежды. Они шли сплошным потоком по застекленному транспортеру, мимо трубопроводов, из которых вырывались яростные клубы пара.
– Смотри сюда! - сказала девушка.
Она положила руки на регулятор.
– Если подача пара ослабевает, поверни рукоятку вправо. Если платье начнет сбиваться в кучу, переведи этот рычаг до надписи «свободный ход». Вот это все. Понятно?
– Вполне.
– До свиданья.
Девушки ушли. Павел остался с Кирой.
Так же быстро произошла смена и в других отделениях коммунальной прачечной.
Группа новых рабочих встала к приемникам.
Изо всех гостиниц, жилых помещений и коммунальных предприятий сюда тянулись трубы, по которым пневматически направлялось в коммунальную прачечную белье и другие изделия из полотна, бязи и коломянки.
Из приемника все поступающие предметы по транспортерам шли в дезинфекционные камеры, откуда посылались в горячий цех.
Влажный и горячий пар обволакивал бесформенные груды вещей, превращая их в мокрые, куски, и гнал в котлы мыльно-щелочных растворов. В следующем цехе белье проходило через камеры электросушки. Затем поступало в гладильное отделение, откуда, сложенное, сияющее белизной поднималось транспортерами в верхние этажи в отделения сортировки и уже по пневматическим трубам опять мчалось в гостиницы, в столовые, в буфеты, в лаборатории, в бани, в базисные склады, по абонементным номерам.
Павел с сосредоточенным видом стоял у машины, регулируя горячий пар. Белые потоки одежды катились под стеклом ровным приливом. Попадая в полосу пара, они внезапно теряли свои очертания, превращаясь в тяжелую набухшую лаву, которая медленно подплывала к всасывающим отверстиям и бесшумно проваливалась вниз.
– Ну? - услышал он голос Киры.
– Несложно и… неинтересно. Я думал, цех горячего пара не менее, чем машинное отделение.
– А мне все равно, - сказала Кира, - работа в сложных машинных отделениях мне кажется даже скучной.
– А я люблю машины! Работая в сердце предприятий, я ощущаю преклонение перед металлическими чудовищами. Мне кажется порой, что они ворочаются и, точно разумные существа, вздыхают, сердятся, торопятся…
– Атавизм! - засмеялась Кира. - В старину в честь машин даже молитвы писали. Я говорю о стихах… Ты - варвар. Да и потом: разве это, - она показала на транспортер, - не является машиной?
Павел засмеялся:
– Я люблю машину пыхтящую, многоколесную, опутанную приводами и залитую машинным маслом. Люблю сложное сердце. А это вены. Это жилы машинного организма. Когда я стою у дизелей и генераторов, мне кажется: это я даю живую жизнь предприятию и это я сотрясаю гулом стены, и от меня в разные стороны расходятся могучие щупальцы, которые ткут, режут, формуют, плющат, обтачивают тугую материю. Работа среди таких машин мне доставляет высшее наслаждение. Ты не испытывала этого?
Они разговаривали о преимуществах разной работы на разных предприятиях, попутно высказывая свои взгляды на все, из чего сплетена сложная человеческая жизнь.