Журнал «Вокруг Света» №07 за 1977 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После неудачных попыток найти утерянный секрет пришлось бриллиантовую грань изобретать заново, провести различные методы обработки на специально изготовленных деталях. Наконец кое-что проясняется. Собирается реставрационный совет из специалистов различных музеев Москвы. Долго обсуждают и принимают решение: провести эксперимент на трех, из восьми тысяч, «граненых каменьях» (ибо каждый подлинный того времени — ценность) тремя различными предложенными способами. После долгого обсуждения одобрен механический способ, как наиболее отвечающий духу эпохи и обеспечивающий наибольшую дальнейшую сохранность экспоната.
И здесь снова возникало множество проблем. Огранка «каменьев» самая различная. От простой «фацетом» — на 16 граней, до «королевской» — на 86! Формы тоже разные — и «фантазийные», и простые, и «маркизы», и овальные, и вообще небывалые в ювелирной практике. А размеры — от полумиллиметра до пяти миллиметров... И везде нужен новый инструмент. И «каменьев» этих 8173! Только тех, что когда-то были на эфесе. Около двух тысяч пришлось делать заново. А ведь задача реставратора — не просто восстановить вещь. Нужно ее сделать так, чтобы сохранить почерк Ластера, не превратить его в «новодел». А это гораздо сложнее, чем сделать все заново.
Восстановление эфеса не единственный, хотя и основной, результат работы. Помимо того, что практически заново открыт секрет бриллиантовой грани, стало известно, какой тяжелый труд стоял за этой красотой «государственного значения».
Конечно, такие эфесы могли изготавливать лишь в редчайших случаях, для «подношения». И вот выяснилось, что в июне 1787 года Екатерина II посетила Тульский завод, где приняла подарки от оружейников, а также «изволила как из ружей и эфесов, так и из других вещей, что было угодно Ея Величеству, купить». Судя по всему, можно предположить, что наш эфес — это, возможно, и есть один из тех, которые императрица Екатерина II «изволила купить». В процессе реставрации была найдена метка мастера, производившего сборку эфеса, которая свидетельствует о том, что одновременно собиралось не менее трех одинаковых изделий. Судьба других эфесов неизвестна, а это уже ставит новую интересную проблему — поиска двух других шедевров тульских умельцев.
Е. Буторов, реставратор
Старина Мукаджи на крокодильих бегах
В № 4 за 1977 год мы поместили отрывок из автобиографической книги австралийского аборигена Гара-Гара (Дика Рафси) «Луна и Радуга».
В октябре обычно жители североавстралийского города Кэрнз проводят фестиваль «Веселье на солнце». Туристам хотелось видеть на нем «настоящих аборигенов», и устроители обратились в нашу резервацию с просьбой организовать наш племенной праздник-корробори. Самолет доставил нас в Кэрнз.
Во время фестиваля много чего было: уличные шествия, музыкальные программы, спортивные состязания. И конечно, знаменитые крокодильи бега. Организатор фестиваля Уорренби обратился за помощью ко мне с братьями Линдсеем и Кении. Мы послали устроителям бегов заявку на участие и подписали ее: «Профессор Хартли Крик». (Хартли-Крик — ближайший к территории нашего племени городок.) В записке говорилось, что выставляем никому не известного крокодила по кличке Рег Ансетт, который непременно выиграет гонку. Крокодила у нас, конечно, не было: враги мы себе, что ли, ловить его, рискуя потерять руку или ногу?
Из дерева вырезали крокодила длиной сантиметров в шестьдесят, а потом поймали плащеносную ящерицу такого же размера. Эту ящерицу (по-нашему «мукаджи») мы выкрасили так: спину синим, хвост красным, а на боках вывели имя «Per Ансетт». Ящерицу держали в темном ящике, чтобы она отвыкла от дневного света.
В день бегов мы, трое братьев, облачились в наряд для корробори — украшенный перьями волосяной пояс — и разрисовали себя красной и белой глиной. Из кусков коры, шнурков и пучков страусовых перьев выстроили себе прически. Уорренби — он белый, но сильно загорел и выглядел как наш парень — надел большой лохматый парик, который очень шел к его черной бороде, а сверх парика водрузил белый тропический шлем. Вид у нашей группы был весьма дикий, и мы едва сумели прорваться мимо привратника на теннисные корты, где были назначены крокодильи бега.
Участники уже выставляли своих крокодилов, когда явились мы с большим ящиком. Крокодилы были разные — от полуметровых до двухметровых. Челюсти их были крепко связаны — чтобы никто из болельщиков не лишился пальцев. Уорренби вытащил из мешка нашу деревяшку, показал ее распорядителям и объявил, что три его брата из племени лардилов колдовскими песнопениями оживят этого деревянного крокодила, и он будет участвовать в гонках. Он снова положил крокодила в мешок, а мы завели длинные песни-заклинания. Старина Мукаджи тихо лежал на дне мешка.
Через некоторое время Уорренби пошарил в мешке, покачал головой и велел нам петь громче. Мукаджи шевельнулся, и Уорренби с радостным видом объявил, что колдовство подействовало: наш крокодил ожил и готов к бегам.
Телекамеры были направлены на крокодилов, выстроившихся в ряд на старте. Распорядители хотели взглянуть на нашего подопечного, но Уорренби объяснил, что крокодил будет очень нервничать, и поэтому его надо держать в темноте до стартового выстрела. Он заключил пари с распорядителями, что Рег Ансетт не только будет первым, но и легко побьет рекорд этого стадиона.
— Каков рекорд? Двадцать три секунды? Он придет за пять!
Судья поднял стартовый пистолет и начал считать, а я передвинул Мукаджи поближе к выходу из мешка. Раздался выстрел, и я открыл мешок. От солнечного света Мукаджи зажмурился, зашипел, разинул широкую пасть, потом, распушив капюшон, встал на задние лапы и побежал по дороге не хуже олимпийского спринтера. Большинство местных жителей и туристов никогда не видели, как плащеносная ящерица бегает на задних лапах. Гробовое молчание — люди не верят своим глазам. Старина Мукаджи легко обставил крокодилов и покрыл дистанцию за пять секунд. Но победа его не интересовала. Ему хотелось как можно скорее убраться подальше от воплей изумленной толпы. Он проскочил линию финиша и взлетел вверх по одной из опор ограждения.
Мы вчетвером бежали за Мукаджи и орали изо всех сил, подбадривая его. Бедняга застыл на мгновение, потом, видать, решил двинуть дальше, мотнул хвостом и спрыгнул прямо на толпу. Дальнейшее его продвижение можно было проследить только по вскрикам женщин, когда он, стремясь к свету, пытался взобраться по чьей-нибудь ноге. После изрядной суматохи мы наконец поймали его и поместили в центре беговой дорожки. Он тотчас встал на задние лапы и вызывающе зашипел на наезжавшие телекамеры.
Мы потребовали первый приз, но судьи — чувство юмора у них напрочь отсутствовало! — объявили Рега Ансетта подделкой и отстранили «чемпиона», а с ним и «профессора Хартли Крика» от участия в любых крокодильих бегах. Отныне и навеки.
Отставной спринтер Мукаджи поселился в зоопарке городка Хартли-Крик. Там он до сих пор увеселяет посетителей...
Гара-Гара
Перевел с английского Р. Алибегов
Могут ли говорить «Лесные люди»?
Могут ли обезьяны начать говорить по-человечески? Индонезийские легенды, например, отвечают на этот вопрос утвердительно и ссылаются на орангутанов, единственных в Азии человекообразных обезьян, обитающих на островах Калимантан и Суматра. Имя этих обезьян образовано из двух слов: «orang» — «человек» и «hutan» — «лесной». А поскольку орангутаны, пусть даже лесные, но все же «люди», они должны уметь говорить, утверждают легенды. В конце концов, разве орангутаны не сооружают себе из веток удобные постели на верхушках деревьев и не укрываются во время дождя большими листьями-одеялами? Разве не растут у самцов усы и борода, как у человека? Разве мамаши-орангутанши не баюкают своих малышей, не расчесывают им нежно шерсть и не купают под теплым дождиком? Ведь все это требует куда больше ума, чем обычно предполагается. Другое дело, что орангутаны очень хитры и, оказавшись в неволе, предпочитают скрывать свой дар речи, чтобы человек не заставил их работать на себя... Но легенды легендами. А на самом деле?
Общепринято отрицать способность обезьян к членораздельной речи по двум причинам. Во-первых, потому, что гортань орангутанов, шимпанзе, горилл по форме и количеству нервных волокон не может обеспечить произнесение слов человеческого языка. А во-вторых, человек говорит, выдыхая воздух, а обезьяны издают звуковые сочетания при вдохе, что практически лишает их возможности звукоподражания. Короче, как бы ни были умны «лесные люди», им никогда не сравняться в «ораторском искусстве» с воронами, скворцами и, конечно, попугаями. Поэтому опыты ученых по установлению языкового контакта с «братьями нашими меньшими» идут по линии использования не акустических, а зрительных сигналов (См. статью М. Федорова «Начало Великого Диалога?». «Вокруг света», 1975, № 12.) .