Серебряный лебедь - Дина Лампитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы очень изысканны, — наконец ответил он.
— А вы стары, — сказала она, как обычно странно и резко.
— Нет. Мне восемнадцать — немногим больше, чем вам.
— Но выглядите вы старше.
Он улыбнулся:
— Это потому, что я должен был сам о себе заботиться.
— Почему?
— У меня нет родителей. Меня воспитали двоюродные братья и сестры. Я вырос во Франции.
— А кто были ваши отец и мать?
Мэтью смотрел на нее своими близорукими глазами, но она знала, что сейчас он ее не видит.
— Не знаю, — ответил он.
Во внезапно наступившей тишине стук отцовской трости очень напугал ее.
— Мелиор Мэри, если ты через минуту не будешь в карете, мы уедем без тебя. Проклятие! — добавил он для острастки.
Но девушка медлила, не сводя с Мэтью глаз.
— Вы помните тот день, когда спасли меня? И цветы на вашей шляпе?
— Да.
— Что это были за цветы?
— Гиацинты. Дикие гиацинты.
— Я буду вас так называть, потому что ваши глаза такого же цвета. Точно такого. И я буду считать вас своим братом, поэтому вы не сможете любить никого, кроме меня.
Мэтью засмеялся.
— Но я буду любить многих. Я молод и буду жить своей жизнью.
Мелиор Мэри стиснула зубы:
— В вашей жизни не будет ничьей любви, кроме моей.
И, не сказав больше ни слова, вошла в карету.
— Мелиор Мэри… — позвал Мэтью.
Но лошади, уставшие стоять без движения, тронулись, и он остался стоять, глядя на исчезающую в темноте карету. В окне мелькнул каменный профиль Мелиор Мэри, и лишь Сибелла оглянулась и посмотрела на него своими светлыми глазами.
Последним, что увидела Елизавета, проваливаясь в темноту, был парик миссис Рэккет — необычайных размеров, украшенный бриллиантами и увенчанный тремя гигантскими перьями. Он очень напоминал ей парус корабля. И когда она пришла в себя от резкого запаха солей и увидела взволнованное лицо хозяйки дома совсем рядом со своим, эта мысль снова промелькнула в голове.
— О, дорогая моя, дорогая, — запричитала миссис Рэккет. — Мне не следовало ничего говорить. Мне нужно было молчать. Я совсем не хотела вас расстраивать.
Они были вдвоем в маленькой зале, принадлежащей хозяйке дома. Чарльз Рэккет с Джоном пили портвейн и беседовали, а Мелиор Мэри с Сибеллой играли в карты.
— Нет, нет, мне уже лучше. Пожалуйста, не беспокойтесь.
— Тогда умоляю вас, отпейте немного бренди. Ну, вот, так лучше. И щечки снова порозовели.
Елизавета попыталась сесть, опираясь на стул.
— Вы сказали, что здесь был Александр?
Миссис Рэккет немного покраснела:
— Мне кажется, не стоит снова говорить об этом.
— Прошу вас. Я хочу знать. Я все еще испытываю к нему… нежность… как сестра.
— Ну, в таком случае… — миссис Рэккет отхлебнула немного бренди для смелости, — я скажу вам. Он приехал сюда из Стейнза в воскресенье. Там он, как обычно, посещал какую-то бедную женщину, некую мисс Гриффин, кажется, он был в прекрасном настроении; в понедельник к нему зашел Колонер Батлер, и они ужасно потешались над каким-то письмом. Затем мы получили письмо от Джона, в котором он просил, чтобы мы с вами вместе пообедали, и Александр немедленно уехал, выразив сожаление, что не увидит, какие у Джона выросли рога. Правда, он выразился более грубо.
— Что он имел в виду?
— Дорогая моя, вы же знаете, что он сумасшедший, а иногда способен на глупые поступки. Я думаю, он хотел сказать, что желает Джону смерти и мечтает увидеть его в аду с рогами, как у дьявола.
Елизавета посильнее оперлась о спинку стула.
— Значит, он до сих пор злится?
— Я в этом уверена. — Некрасивое лицо миссис Рэккет смягчилось, и она добавила: — Но все-таки мне кажется, Елизавета, что он очень сильно беспокоится о вас. Что же еще заставляет его избегать встреч с вами? Бедный Александр, мне так его жаль.
— А что вы знаете о его знакомой, леди Мэри?
— Синий чулок, не допускает никаких вольностей, кроме писем, или, во всяком случае, так думает о себе. У них ничего не выйдет, попомните мои слова, и тогда он действительно хлебнет горя.
Миссис Рэккет, угнетенная собственным пророчеством, плеснула себе еще немного из бутылки.
— Больше ни слова об этом, Елизавета. По-моему, сюда идут наши мужья. Давайте я помогу вам подняться.
И когда Джон с Чарльзом Рэккетом вошли в комнату, Елизавета сидела на стуле, хотя и очень бледная. Миссис Рэккет задумалась на мгновение: что лучше — сказать Джону о самочувствии жены или продолжить вечер за игрой в карты, и, наконец, решилась:
— Елизавете стало нехорошо. Она даже на мгновение потеряла сознание. Мне кажется, вам лучше отвезти ее домой, Джон.
Он был ошеломлен.
— Но почему?
— Бог ее знает. Наверное, из-за жары.
Джон проводил Елизавету до кареты и усадил на подушки. Но по дороге домой им пришлось остановиться, потому что на Елизавету снова накатила тошнота и ей захотелось подышать свежим ночным воздухом.
— Что с тобой, мама? — спросила Мелиор Мэри, выглядывая из окна кареты. Мать стояла, облокотясь на руку отца, промокавшего ее лоб белоснежным платком.
— Ты и вправду хочешь знать?
Эти слова заставили ее резко повернуться.
— Конечно!
— У твоей матери будет ребенок.
Мелиор Мэри широко раскрыла глаза.
— Разве в ее возрасте это возможно?
— Ей еще нет сорока. Конечно, возможно.
— Но в таком случае я больше не буду наследницей Саттона?
— Будешь, если снова родится девочка. Наследником вместо тебя может стать только мальчик.
— Черт, какая странная мысль.
Мелиор Мэри растерянно пожала плечами. Это огромное наследство значило для нее столько же, сколько любые брат или сестра, если не больше.
— А откуда ты знаешь? Из-за твоего необъяснимого дара?
— Да. Только, пожалуйста, никому не говори. Давай проверим, не подводят ли меня мои предчувствия.
Но предчувствие не подвело. По настоянию Джона, на следующий же день из Гилфорда вызвали врача, который полчаса провел наедине с Елизаветой в ее спальне.
— Кажется, у меня что-то изменилось, — сказала она доктору. — Месячных уже не было…
— Двенадцать недель?
— Откуда вы знаете?
Он прекратил осмотр и посмотрел ей в глаза:
— Потому что вы уже приблизительно столько же времени носите ребенка, мадам.
— Я просто не могу в это поверить!
Елизавета возвела глаза к небу и откинулась на подушки.
— Ничего другого я предположить не могу, об этом свидетельствует и полнота вашей груди, и недомогание последних дней. Поздравляю вас! Это самое лучшее, с чем вы можете вступить в средний возраст, миссис Уэстон.
Доктор поднялся, вытирая руки о полотенце и улыбаясь сам себе.
— Теперь остается только позаботиться о том, чтобы вы выносили ребенка.