Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Дик Фрэнсис

— Не уйдет, — спокойно ответил я. — Дай срок.

— А что ты будешь делать?

— Думать, — объяснил я. — Раз лобовая атака повлечет за собой обвинение в клевете — а так оно и будет, — надо придумать хитрый план, который позволит мне ударить с тылу.

Элли с Чарли переглянулись.

— Многие вещи, которые он изобрел как детские игрушки, вполне пригодились и взрослым, — сказал ей Чарли.

— Все равно как первое судно на воздушной подушке?

— Вот именно, — одобрительно кивнул Чарли. — И я подозреваю, что изобретатель пороха тоже выглядел человеком мирным и безобидным.

Элли ослепительно улыбнулась ему, потом мне, потом глянула на часы и вскочила.

— Ой, мама! Я опаздываю! Мне надо было уйти час назад. Сестра, наверно, там с ума сходит... Стивен...

Чарли посмотрел на нее, вздохнул и покорно понес тарелки на кухню. Я заставил себя подняться с дивана.

— Ужасно жаль, что ты уезжаешь, — сказал я.

— Надо, Стивен...

— Тебе не будет противно целоваться с небритым пьяницей?

Она, похоже, не имела ничего против. Мы зашли дальше, чем когда бы то ни было.

— Со времен Колумба Атлантический океан сделался гораздо уже, — сказал я.

— Ты его пересечешь?

— Вплавь, если понадобится.

Она рассмеялась, чмокнула меня в колючую щеку и быстро ушла; В комнате сразу потемнело и сделалось как-то пусто. Мне так захотелось, чтобы она вернулась, что я даже сам себе удивился. У меня было несколько девушек, но каждый раз, когда они уходили, я с радостью возвращался к привычному одиночеству. У меня мелькнула мысль, что, быть может, в тридцать пять лет мне нужна не подруга, а жена...

С кухни вернулся Чарли, неся в руках чашку с блюдцем.

— Сядь, а то упадешь, — сказал он. — Ты шатаешься, как телебашня.

Я опустился на диван.

— Выпей.

Он заварил чаю средней крепости и добавил чуть-чуть молока. Я сделал пару глотков и поблагодарил его.

— Ничего, если я теперь уйду? — спросил Чарли. — А то у меня встреча назначена.

— Да, конечно.

— Береги себя, олух!

Он надел пальто, дружески помахал мне рукой и ушел. Оуэн давно уже поменял замки, взял запасные ключи от машины и уехал ее разыскивать. Я остался один в квартире. Почему-то здесь было значительно тише, чем обычно.

Я допил чай, откинулся на подушки и закрыл глаза. Мне было очень плохо, все тело болело. «Черт бы побрал этого Джоди Лидса! — подумал я. — Чтоб ему сквозь землю провалиться!»

Неудивительно, что он так стремился забрать Энерджайза из Сэндауна. У него, должно быть, уже стояла наготове подмена, ожидая подходящего момента. Когда я сказал, что собираюсь отправить Энерджайза в другое место прямо отсюда, Джоди решился пойти на все, чтобы этого не произошло. Теперь я был уверен, что, если бы за рулем фургона сидел не Энди-Фред, а сам Джоди, я попал бы в больницу, если не в морг.

Я думал о паспортах — свидетельствах, которые выдаются каждой британской чистокровной верховой лошади. Это такая бумажка, на которой сверху нарисованы три стилизованных изображения лошади: справа, слева и спереди. Когда лошади дается кличка (обычно в возрасте года-двух), ветеринар, обслуживающий конюшню, где она стоит, вносит в бланк ее стати, промеры и подробное описание. Затем паспорт отсылается должностным лицам, которые ставят на нем печать, подшивают его в папку и возвращают ксерокопию тренеру.

Я уже давно замечал, что у большинства моих лошадей нет ни звездочек и проточин на морде, ни белых чулок на ногах. Я не видел в этом ничего удивительного. Таких лошадей тысячи. Наоборот, мне это нравилось.

Паспорт используется чрезвычайно редко, если не считать поездок за границу. Насколько мне было известно, как правило, его проверяют только один раз: перед первой скачкой лошади. И то не из подозрительности, а только затем, чтобы убедиться, что лошадь соответствует описанию ветеринара.

Я не сомневался, что конь, который стоит сейчас на конюшне Руперта Рэмзи вместо Энерджайза, по всем статьям соответствует его паспорту. А мелкие индивидуальные приметы в него не заносятся...

Я вздохнул и поерзал на диване, пытаясь поудобнее устроить свои ноющие кости. Ничего не вышло. Джоди явно не пощадил своих сапог.

Я с удовлетворением вспомнил, как ударил Дженсера Мэйза в живот. Но, вероятно, он на мне тоже отыгрался...

До меня внезапно дошло, что Джоди было вовсе не обязательно прибегать к сообщничеству Раймонда Чайльда для того, чтобы добиться желаемого исхода скачки. Во всяком случае, не каждый раз. Если у него были подменные лошади, значительно слабее моих, все, что требовалось, — это отправлять на скачки подмену всякий раз, когда нужно было, чтобы скачка была проиграна.

История скачек кишит слухами о таких подменах. Только обычно плохих лошадей подменяют хорошими. А Джоди делал то же самое, только наоборот. Теперь я был в этом уверен.

Оглядываясь назад, я видел, что со всеми принадлежавшими мне лошадьми происходило примерно одно и то же. Сперва — ряд единичных успехов, перемежавшихся проигрышами в тех случаях, когда я ставил особенно крупные суммы, а потом сплошная череда неудач. Видимо, неудачами я был обязан тому, что настоящая лошадь была уже заменена на худшую, которая работала в меру своих способностей.

Это объясняло, почему Феррибот так плохо выступал этой осенью. Не потому, что он боялся хлыста Раймонда Чайльда, а потому, что это был не Феррибот. И с Реккером то же самое. И по крайней мере с одной из более старых лошадей, которых я отослал на север.

Это уже как минимум пять. И еще та кобылка. И две самые первые, которых я продал как не оправдавших надежд. Восемь. Дайэл, пожалуй, по-прежнему настоящий, и Бабблгласс, наверно, тоже, потому что это новички, которые еще не успели проявить себя. Если бы они показали себя хорошо, им бы тоже нашли замену.

Целая система надувательства. Все, что нужно, — это богатый лох.

А я пребывал в счастливом неведении. Никто из владельцев не рассчитывает, что его лошади будут выигрывать всегда. Бывали дни, когда разочарование Джоди действительно было искренним. Даже самые лучшие лошади иногда встречаются с более сильными соперниками.

Деньги, которые я ставил у Дженсера Мэйза, — это мелочи по сравнению со стоимостью самих лошадей.

Теперь даже невозможно подсчитать, сколько тысяч ушло этим путем. Помимо разницы в цене настоящих и подменных лошадей, еще и призовые деньги, которые могли бы выиграть настоящие лошади, а в случае Гермеса — еще и возможные прибыли от использования его в качестве племенного жеребца... Настоящий Гермес был хорош. А подменыш, разумеется, будет регулярно проигрывать в скачках для четырехлеток, и использовать его как производителя будет бессмысленно. Да,