Наследница порочного графа - Анна Князева

Она вернулась, заглянула в процедурную и сказала:

– Простите.

Медсестра шарахнулась от нее, едва не выронив пузырек с каким-то лекарством.

– Что еще?!

– Не знаете, кто это все время играет на скрипке?

– Лев.

– Кто, простите?

– Лев Ефимович Горин, скрипач. В прошлом очень известный. Он не выходит из комнаты.

– Почему?

– Потому что скоро умрет.

– А разве таких не переводят в другой корпус?

– Его не переведут. Он в здравом уме и ясной памяти. К тому же сам за собой ухаживает. Видите, даже на скрипке играет.

– Но почему вы сказали, что он скоро умрет?

– Это не я говорю. Так врачи говорят.

В общий корпус Дайнека пошла по улице, у нее укоренилась такая привычка. Воздух был по-утреннему свеж и по-осеннему холоден. Еще не рассвело, возле леса висела серовато-мутная дымка. Аллею освещали блеклые фонари. До завтрака оставалось минут двадцать. Их Дайнека решила использовать для разговора с Татьяной.

Увидев в медпункте Дайнеку, та спросила:

– Вы заболели?

– Нам нужно поговорить.

– О чем? – Татьяна, кажется, испугалась.

Дайнека села на стул напротив нее:

– Помните ту ночь, когда с Лукерьей Семеновной сделалось плохо? Где вы тогда были?

– Я уже не раз говорила, я даже объяснительную записку писала!

– А вы мне просто так расскажите…

– Я была на посту, просто заснула.

– И вы не слышали криков Темьяновой?

– Нет. Я устала и поэтому крепко спала.

– Ну, предположим…

– Почему предположим?! Я говорю правду! Почему вы не верите?

– Я верю-верю… Только вот понять не могу.

– Чего?

– Как можно было не услышать крики Темьяновой. Их слышали все, даже мы с Ларисой в своих комнатах в смежном здании.

– Ну, не знаю…

Они замолчали. Дайнека не знала, с какого боку подступиться к Татьяне, и все же решилась:

– У вас есть белый халат?

– Зачем? – Татьяна озадаченно уставилась на нее. – То есть я хотела сказать: зачем он мне нужен?

– Чтобы иногда надеть на дежурстве.

– Это некрасиво и старомодно.

– Значит, халата у вас нет?

– И никогда не было.

Дайнека опять помолчала и зашла с другой стороны:

– Помните, что вы делали в ту ночь, когда умерла Васильева?

– А разве ее не убили? – осторожно поинтересовалась Татьяна.

– С чего вы взяли?

– Об этом все говорят.

– О чем еще говорят в пансионате? – полюбопытствовала Дайнека.

– О том, что Ветряков не сам сбросился с крыши. Его тоже убили.

– Так и говорят? – фальшиво улыбнулась Дайнека.

Татьяна выдала самое главное:

– У нас завелся маньяк.

– Аха-а-а… – глубокомысленно протянула Дайнека. – Так что вы делали той ночью?

Татьяна подняла глаза и уставилась в потолок, словно что-то припоминая:

– Сделала несколько уколов…

– Что еще?

– Разнесла таблетки…

– Так… Хорошо.

– Потом стала заполнять журнал. Потом легла спать.

– А где вы обычно спите?

– В процедурной есть раскладушка. Днем она стоит за кушеткой.

– Это разрешено?

– Нет, конечно. Но мы же все люди. Татьяна Ивановна понимает.

Дайнека подытожила:

– Значит, вы спали… А в комнату Васильевой заходили?

Татьяна покачала головой:

– Точно нет.

– Может быть, она просила вас к ней зайти, а вы просто забыли?

– Да нет же! Она была здорова как лошадь!

– И Ветряков вас не звал?

– Меня? – медсестра снова покачала головой: – Я даже не видела его.

– К вам той ночью никто не приходил на дежурство? Может быть, кто-нибудь из администрации или из обслуги?

Татьяна вдруг покраснела и растерянно огляделась, потом, овладев собой, твердо ответила:

– Нет.

– Ну хорошо, – Дайнека встала со стула. – Мне пора. А вы на завтрак не идете?

– Я позже! – поспешность, с которой ответила Татьяна, натолкнула на мысль, что ей хочется остаться одной. И уж тем более она не собирается идти с Дайнекой в столовую.

Что ж, Дайнека отправилась на завтрак одна. У входа в обеденный зал ей встретилась Артюхова, но когда Дайнека подсела к Бирюкову, Ирина Маркеловна прошла мимо и обосновалась за столиком, где уже сидели три седые старухи.

Отметив, что артистка не очень жалует Бирюкова, Дайнека с ним поздоровалась:

– Доброе утро, Виталий Самойлович! Приятного аппетита.

Стол был накрыт, она налила чаю и придвинула к себе тарелку с рисовой кашей.

– Какое же оно доброе? – Бирюков отвлекся от кроссворда, успев отхлебнуть чая.

– Вы правы, – согласилась Дайнека. – Не могу смириться, что еще вчера Василий Михайлович сидел рядом со мной на ужине, а сегодня его уже нет.

– Не нужно углубляться в страдания. Смерть Ветрякова отнюдь не ваша беда. Он чужой для вас человек.

– Но вы же сами…

– Я говорил не об этом. Я имел в виду общую ситуацию.

– Вы тоже верите в эти глупости? – спросила Дайнека.

– Не лукавьте, – Бирюков взглянул на нее снисходительно и чуть осуждающе. – Вы хотите ввести меня в заблуждение, но, к сожалению, выбрали неподходящий объект.

– И вы тоже про серийные преступления? Верите в то, что маньяк существует?

– В Уголовном кодексе Российской Федерации нет нормы, определяющей понятие серийности преступлений. Такой термин Уголовному кодексу неизвестен.

Дайнека растерянно огляделась и, пригнув голову, тихо спросила:

– Откуда вы знаете?

Бирюков уткнулся в кроссворд:

– Читал специальную литературу.

– Для чего? – еще более удивленно спросила она.

– Не для того, чтобы убивать пенсионеров.

– Я и не думала… – хотела оправдаться Дайнека.

Но Бирюков поставил жирную точку:

– Я не маньяк. То, что случилось, – закономерность. Темные силы обожают свалки, грязь, немытые тела и грязные души.

Завтрак они заканчивали в полном молчании.

Дернув за дверную ручку, Дайнека вдруг обнаружила, что дверь не заперта.

– Что такое? – спросила она, зайдя в библиотеку.

Уборщица прикрыла створку окна и бросила тряпку в ведро:

– Последний вторник месяца, у нас санитарный день.

– А мне куда?

– Спросите Татьяну Ивановну.

Дайнека прошла к столу, набрала номер Песни и, когда та сняла трубку, сказала:

– Татьяна Ивановна, в библиотеке санитарный день. Что мне делать?

– У вас выходной. Нам всем после вчерашнего нужен отдых.

– Значит, я могу делать, что хочу?

– Идите к себе или можете поехать домой.

– Спасибо… – Дайнека положила трубку и спросила уборщицу: – Может, я здесь посижу?

Та строго возразила:

– Мешать будете. Идите себе с богом.

Дайнека ушла, хотя и не представляла, что будет делать весь долгий день. Но, в конце концов, у нее был Тишотка, и они могли пойти погулять.

Дайнека зашла за ним в свою комнату. Популярность, которой он пользовался среди стариков, долго не давала им выйти сначала из гостиной, а потом из подъезда. Даже на аллее нашлись его почитатели.

– Тишотка, Тишоточка! – навстречу им в инвалидной коляске катилась Темьянова. – Иди сюда, мой хороший.

Тишотка рванул к ней. Подбежав, встал на задние лапы и лизнул в руку.

– Доброе утро, Лукерья Семеновна! – Дайнека подошла следом за ним.

– Сегодня не работаете? – спросила Темьянова.

– Санитарный день… – Дайнека подняла голову и сказала Федору: – Здравствуйте.

Он посмотрел на нее светло-голубыми глазами и молча кивнул.

– Феденька для меня свет в окошке, – улыбнулась Лукерья Семеновна. – Если бы не он, сидеть бы мне целыми днями в четырех стенах. Санитарки, они – что? Вывезут раз в неделю, да и то на двадцать минут. А мы с Федей по всему парку гуляем. И час, и два он меня возит.

– Это любезно с его стороны, – похвалила Дайнека и ободряюще тронула Федора за рукав. – Вы большой молодец!

Федор засмущался и отвернулся, словно ребенок.

– Не вгоняйте его в краску, – сказала Темьянова. – Феденька не любит, когда о нем говорят. Пойдемте, прогуляйтесь с нами.

Они двинулись по аллее. Тишотка начал носиться по газону между деревьями. Все было точно так, как ей представлялось.

– Эх-эхе, – вздохнула старуха. – Знаете, что случилось прошлой ночью?

– Я сидела в гостиной.

– Значит, все видели?

– Все.

– И как это было?

– Ужасно.

– Говорят, он висел рядом с окном?

– Я видела его лицо сквозь стекло. – Сказав эту фразу, Дайнека вдруг сообразила, что окровавленное лицо Безрукова она видела так же, с той лишь разницей, что стекло было автомобильным.

– Вам не позавидуешь, – сочувственно сказала Темьянова. – А вот я в это время спала. И проспала все на свете.

– Даже хорошо, – слабо улыбнулась Дайнека.

– Но, должна заметить, у меня тоже есть наблюдения.

– Какие?

– После ужина я вернулась в комнату и уже собралась лечь. Было жарко, и я подъехала к окну, чтобы его приоткрыть… – Темьянова закинула руку за голову и потрепала Федора по руке: – Феденька, давай поедем налево.