Разбитая ваза - Рекс Стаут

— Конечно, кажутся. — Кох, все еще хмурясь, встал и подошел к столу. — Раз мы заговорили о загадках, могу предложить вам еще одну. — Он поднял вазу. — Посмотрите!

Фокс подчинился, не проявляя слишком большого интереса.

— Симпатичная, — отозвался он, — а что в ней загадочного?

— Симпатичная? — Кох с удивлением уставился на него, фыркнул и аккуратно провел кончиком пальца по верхнему ободу вазы. — Я думаю, найдется всего несколько интеллигентных людей, которые могли бы назвать ее «симпатичной». Вы помните, у миссис Помфрет как-то говорили о вазе, о четырехугольной вазе Ван Ли из коллекции Генри, которую украли. Это она и есть!

— Да что вы?! — Фокс вытаращил на нее глаза. — Любопытно. Как же она оказалась у вас?

Кох осторожно поставил вазу на стол и крякнул.

— Вот в этом и заключается загадка. Я получил ее сегодня утром по почте. Я как раз собирался уходить в контору. Вот почему вы и застали меня дома. Мне так хотелось иметь эту вазу в своей коллекции всякий раз, когда я видел ее у Помфрета, и вот Уильяме приносит ее… он сам вскрыл бандероль… Можете представить себе мое состояние?..

Фокс кивнул:

— Да, могу. Особенно в свете последних таинственных событий. Что вы собираетесь с ней делать?

— Вернуть владельцу, черт подери! Я позвонил ему перед вашим приходом и повезу ее туда прямо сейчас.

Если я продержу ее здесь хотя бы сутки, соблазн… Ну, вам меня не понять, вы назвали ее «симпатичной».

— Извините, — мягко сказал Фокс и добавил таким же тоном: — Этот гамбит[8] с почтовыми бандеролями начинает становиться несколько однообразным. Раз вы сказали, что это загадка, полагаю, вы не знаете, кто ее послал?

— Нет.

— На бандероли был ваш адрес?

— Разумеется.

Кох показал на стул у стены; на нем лежала коричневая оберточная бумага и коробка из твердого картона, которая поначалу использовалась для перевозки консервированных томатов «Дикси».

— Ваза была упакована в это.

— Можно взглянуть? — Фокс подошел к стулу. Ему не пришлось разворачивать оберточную бумагу, чтобы найти адрес: ярлык, аккуратно наклеенный на бумагу, был хорошо виден. Тут же стоял и почтовый штемпель.

Поднеся бумагу ближе, чтобы рассмотреть ярлык, он обнаружил, что адрес и имя Коха были не просто напечатаны, а изящно оттиснуты на бумаге. Он повернулся, поднятые брови выражали вопрос.

Кох кивнул.

— У негодяя хорошие нервы, верно? — Тон его был вкрадчивым и насмешливым. — Ярлык взяли с моего личного конверта. Но это мало о чем говорит, я довольно щедро расходую свои канцелярские принадлежности.

Только на прошлой неделе я разослал тысячу приглашений на выставку Франка Митчелла — это молодой художник, в котором я принимаю большое участие. — Он посмотрел на часы: — Знаете, мне нужно быть в конторе до полудня, а я очень хочу увидеть выражение лица мистера Помфрета, когда я ему вручу эту вещь. Если хотите задать мне еще загадочные вопросы, почему бы вам не прокатиться вместе со мной? Если, конечно, вы не предпочтете остаться здесь и попытаться выудить из моих слуг больше сведений, чем это удалось полиции?

Была ли его улыбка выражением добродушия, вызовом или просто вежливостью цивилизованного человека, подвергнутого незаслуженным подозрениям, Фокс не брался сказать. Но в любом случае, он стал сомневаться, что получит от прислуги какие-либо новые полезные сведения, и принял приглашение сопровождать Коха к Помфретам.

За двадцать минут, которые они провели в машине, выяснилось, что и у Коха нет никаких новых сведений. Он ничего не смог добавить к тому, что уже говорил полиции и окружному прокурору. Перри Данхэма он считал самоуверенным ветреным юнцом, но к миссис Помфрет относился с сочувствием и был готов, как он выразился, пойти на серьезные неудобства, если это поможет следствию. Он хотел бы знать, зачем, черт возьми, Фокс спрашивал о нитробензоле; он также хотел бы знать, кто послал вазу и почему именно ему; по существу, сказал он, у него тоже гораздо больше вопросов, чем ответов.

Когда после короткого, но довольно напыщенного обмена любезностями Кох неожиданно достал вазу, эффект превзошел все его ожидания. Мистер Помфрет секунд пять смотрел на нее в полном оцепенении, затем рот его растянулся до ушей, радость сменила недоверие, и он жадно протянул руки к вазе. Миссис Помфрет, чьи веки были более красными и опухшими, кожа — более свинцовой, а плечи — менее прямыми, чем раньше, бросила острый, подозрительный взгляд на Коха и такой же острый, хотя и не столь подозрительный на Фокса.

— Это Ван Ли? — спросил Кох.

Мистер Помфрет издал горловой звук, означающий исступленную радость обладания.

Кох поклонился миссис Помфрет:

— Я не мог отказать себе в удовольствии лично доставить ее вам. Теперь мне нужно бежать к себе в контору. Мистер Фокс вам все объяснит.

Он снова поклонился и исчез. Мистер Помфрет даже не заметил, что его уже нет; он осторожно и любовно обследовал свое сокровище, возвращенное таким удивительным образом, и хотя, скорее всего, слышал, как Фокс рассказывал об обстоятельствах возвращения вазы, ни на миг не прерывал своего занятия. Миссис Помфрет же слушала Фокса во все уши и, когда он закончил, сразу спросила:

— Ну и что вы думаете?

Фокс передернул плечами и поднял руки вверх ладонями.

— Веселенькая история, — натужно усмехнулась она, — я не сомневаюсь, что это негодяйка Хит стащила вазу, а он ее забрал у нее и послал самому себе. Может быть, и так: он сам стащил ее, а потом испугался… — Она вяло махнула рукой. — Какое это теперь имеет значение! — Она кивнула на вазу в руках мужа. — Теперь она вызывает у меня только ненависть. Мне все здесь ненавистно! Все! Я и жизнь ненавижу!

Мистер Помфрет поспешно поставил вазу и положил руку на плечо жены.

— Ирэн, — мягко увещевал он жену, — ты ведь прекрасно знаешь, что этот ужас…

Ее губы сжались в одну тонкую линию, она потянулась к его руке и с силок стиснула ему пальцы, так что он сморщился от боли. Фокс поднялся, сказал, что будет сообщать им обо всем заслуживающем внимания, и откланялся.

Вся эта история выглядела бессмысленным ночным кошмаром. Такой кошмар, думал он, шагая по улице с обманчивым видом человека, знающего, куда он идет, вполне мог присниться Хиби Хит. Ни одной ниточки, за которую можно было бы уцепиться, она не давала, ничто ни с чем не связывалось. Взять, например, этот каталог монет в квартире Данхэма. Или зачем Данхэму понадобилась в тот роковой для него день скрипка? Зачем?

Допустим, он знал, что внутри скрипки был лак, но ведь не надеялся же он убрать его оттуда. Или эта чертова ваза. Имеет она отношение к смерти Перри Данхэма или нет, а если имеет, то каким образом? Предположим, что миссис Помфрет права и кража вазы была еще одним подвигом непредсказуемой Хиби, но в таком случае каким образом, Боже милостивый, она попала в шкафчик Диего и при чем тут вообще Диего?..

Неожиданно он заскочил в табачную лавочку, нашел телефон, позвонил в студию МБС и, подождав немного, услышал раскатистый бас Диего.

— Диего? Это Фокс.

— Привет, как дела?

— Прекрасно. Позавтракаем вместе?

— Э, извини, я занят.

— Тогда позднее, в пять, если тебе удобно, посидим, выпьем. Может, пообедаешь со мной?

— Чего ты хочешь?

— Поговорить с тобой.

— Об этой вещи?

— Да. Об этой и о других вещах…

— Нет. — Диего был краток. — Я не стану об этом говорить, ни сейчас, ни в какое другое время. Это определенно и окончательно.

— Но, Диего, ты, верно, не понимаешь…

Связь оборвалась. Фокс уставился на безмолвную трубку в полном недоумении. Диего, обходительный испанец, мягкий и обаятельный человек с безупречными манерами, бросил трубку… Скорее он поверил бы, что Диего положил яд в стакан виски…

Фокс медленно, как бы нехотя, положил трубку, присел, задумчиво хмурясь на телефон, затем быстро поднялся и с решительным видом направился к Мэдисон-авеню.

На Мэдисон-авеню он прошел полквартала до большого отеля с богатым, но безвкусно оформленным холлом, в лифте на вопросительный взгляд лифтера произнес будничным тоном: «Девятый, пожалуйста». Но не тут-то было! Лифтер вежливо, но непреклонно поинтересовался, к кому он идет. Попытка обвести его вокруг пальца оказалась бесплодной. Портье снизу позвонил мисс Тьюсар, доложил о мистере Фоксе, и она разрешила проводить его наверх.

Фокс незаметно наблюдал за служителями отеля, он знал, что всех их, начиная с администратора, полиция уже допрашивала о мисс Тьюсар, и все они проявили либо лояльную скрытность в отношении привычек их постоялицы, ее передвижений и друзей, либо удивительное равнодушие.

Запомнилось ему массивное квадратное лицо женщины в гостиничной униформе, которая сопровождала его в номер люкс Д на девятом этаже. Ее имя и адрес — Фрида Юргенс, 909, Восточная Восемьдесят третья улица — он записал в свой блокнот среди прочих данных, которые ему удалось раздобыть накануне у инспектора Деймона. Одного взгляда на ее жесткое, геометрическое лицо было достаточно, чтобы понять причину скудности ее вклада в расследование. С деловитостью, в которой не было ни грана вежливости, она забрала у Фокса шляпу и пальто и проводила его в номер.