Только мои грёзы - Дениза Робинс

Вдруг она просияла, увидев томик Уильяма Йитса. Это было что-то знакомое. Он читал эти стихи и говорил ей об этом ирландском поэте.

Она нашла томик и взяла карандаш и бумагу из письменного стола, чтобы переписать эти замечательные строчки, что так ей понравились:

Но в бедности своей лишь грезыМогу я положить к твоим ногам.Ступай же осторожно: ты идешьПо сотканному из моих мечтанийКовру…

Милые, за душу берущие строки. С долгим-долгим вздохом она убрала листочек в карман. Потом уселась в глубокое кресло и стала читать Йитса дальше. Она жаждала впитать в себя все, что он знал и любил. Она хорошо понимала, как эта поэзия вдохновляла его. Потом ее глаза устали и ее одолел сон.

Она не слышала, как приехала машина Джулиана, потому что он, боясь кого-нибудь разбудить, въехал с заднего двора.

Он очень устал. После ужина с Бранскилом он принял его приглашение и отправился к нему домой в Итон-Террас. Он не торопился, зная, что миссис Тренч присмотрит за Мин. Они с адвокатом все обсуждали проблему развода. Кеннет, конечно, защищая материальные интересы клиента, был против устной договоренности между Джулианом и Клодией, он предлагал, чтобы дело слушалось в суде, пусть Клодия и назовет имя Мин. Кеннет думал, что можно договориться и не давать Клодии развода. Это бы помирило Джулиана с дядей и не привело к неприятной огласке. Адвокат не понимал, зачем Джулиану так беспокоиться об этой девушке. Так что споры продолжались и дома у Бранскила, отчего Джулиан и опоздал.

Лай Фрисби разбудил Мин, она вскочила, но не успела дойти до двери, как в библиотеку вошел Джулиан. Раскрасневшаяся со сна, с бешено бьющимся сердцем, смотрела она на его измученное лицо. Он спросил:

— Почему вы не спите?

Но прежде чем она ответила, он поднял книжку, упавшую с ее колен. Йитс. Так она читала его, бедняжка, вспомнив, как он цитировал эти строки… да, он помнил их. «Немало грез будет растоптано, прежде чем все это кончится», — мрачно подумал Беррисфорд.

— Так вы сидели и читали стихи вместо сна? — мягко укорил он ее.

Она была очень смущена тем, что он застал ее здесь с этой книгой, и не могла оправдываться.

Глава 10

Пока Мин искала ответа, Джулиан пришел на помощь:

— Но ничего нет полезнее, чем почитать что-нибудь хорошее, если не спится, не так ли?

— Да, — тихо согласилась она.

При всей своей подавленности Джулиан не мог не ощутить теплоты и радости, увидев Мин, такую заспанную, трогательную, растерянную. Какой ребенок… особенно если вспомнить гнусные домыслы Клодии. В другое время и при других обстоятельствах он не устоял бы, думалось ему, перед ее очарованием, хрупкой прелестью и этим лицом, всегда напоминавшим ему о том корейском ребенке, которого он нес через лес, полный опасностей. Ее женственность всегда притягивала его, но ее чистота и невинность успокаивали желание.

— Идите скорее и постарайтесь хорошенько отдохнуть, — сказал он, словно это была школьница, а не женщина, которую Клодия пыталась втянуть в дело о разводе.

Мин колебалась. Она умирала от любопытства, что там было с ним. И любопытство одержало верх над послушанием.

— Скажите, пожалуйста, все уже решено?

Он наклонился и погладил собаку.

— Подожди, старина, мы сейчас, — сказал он псу и посмотрел усталыми печальными глазами на девушку в халате Клодии.

— Я бы сказал, что да, пожалуй, все решено.

— Будет развод?

— Да.

Он увидел, как она покраснела и смешалась.

— Это так печально…

— Как сказал Киплинг, дитя мое, «все хорошо в любви и на войне». К сожалению, уже много лет между мною и женой идет война, и моя оборона уязвима сейчас настолько, что она легко добилась успеха. С другой стороны, моя победа в том, что Клодия не назовет вашего имени. Так что вас это уже не касается, и вам теперь не о чем волноваться.

Мин почувствовала, что у нее перехватило дыхание, сердце забилось, во взгляде ее была искренняя боль.

— Хорошо, меня не назовет, но… что же она сделает?

— Мое нарушение супружеской верности будет считаться совершенным с «безымянной» женщиной, — сказал он с какой-то странной улыбкой, которая испугала Мин, — столько в ней было горечи.

— О! — воскликнула она. — Но это несправедливо! Почему вы позволили ей так поступить?

Он полез в карман за трубкой, стараясь не смотреть девушке в лицо: не хотелось ей лгать, но также не хотелось рассказывать о настоящих причинах всего. Дело-то было действительно в Мин. В глазах общества Беррисфорд выглядел благородным глупцом, спасающим репутацию Мин ценой своего доброго имени. Но ведь Клодия, о чем он и твердил весь вечер своему адвокату, смешала бы ее имя с грязью не колеблясь. И если бы он не договорился с Клодией, имя Мин попало бы в газеты, в раздел скандальной хроники. Тогда на ее нормальном будущем можно поставить крест.

— Не спрашивайте меня слишком о многом, — сказал он наконец довольно сухо. — Я не хочу, чтобы вы обо мне беспокоились. У вас начнется скоро новая жизнь, так что вы благополучно забудете о моем существовании.

Она обомлела. Он видел, как побледнело ее лицо, видел испуг в ее глазах. Произошло то, чего она так боялась: она никогда больше не сможет его увидеть!

Она стояла молча, стараясь подавить свои эмоции, искавшие выхода. Ей хотелось крикнуть: «Не надо меня прогонять! Я умру, если не смогу с вами видеться. Я люблю вас больше всего на свете, и больше на земле мне некого любить, кроме вас!»

Но конечно, она не могла этого сказать вслух. Мин услышала усталый голос Джулиана:

— Не унывайте, Мин. Могло быть хуже. Клодия могла отказаться не называть ваше имя.

Мин закусила губу и стиснула руки. Он не понимает. Ведь она лучше бы прошла через эту грязь, но получила возможность видеть его, служить ему. Он спросил:

— Вам понравилась миссис Тренч? Вы поладили с ней?

Ей пришлось ответить на этот вопрос, хотя она хотела говорить совсем о другом.

— Да. Она очень милая и добрая. Спасибо, что вы прислали ее помочь мне.

Он подавил зевок. Боже, как он устал. Спать хотелось страшно.

— Мне нужно прогуляться с Фрисби и ложиться. Знает ли Рози, что завтрак нужен на троих?

Тогда Мин, забыв о своих чувствах, сообщила ему, что нет уже ни Рози, ни кухарки, и объяснила почему. Джулиан побагровел, затем горько рассмеялся:

— Что за милая история! И какие у них христианские чувства! Кухарка — старая дура, Рози — молодая. Но я поговорю с ее родителями утром. Если таковы их отношение ко мне и преданность, пусть ищут себе нового хозяина.