Полина; Подвенечное платье - Александр Дюма

Осмотрев окрестности, я вернулась в замок. Комната, что я занимала, выходила одной стороной в залу, а другой – в библиотеку; коридор разделял замок на две половины. В одной располагались мои покои, которые были просторнее остальных; в другой – двенадцать небольших комнат. Замок был вполне удобен для проживания, хотя граф заверял меня в обратном.

Так как библиотека казалась мне лучшим средством от одиночества и скуки, уготованных мне, я решилась тотчас же познакомиться с тем, что она могла мне предложить. Большей частью она состояла из романов XVIII столетия, указывавших на то, что предшественники графа увлекались произведениями Вольтера, Кребильона-сына и Мариво. Несколько новых томов, по-видимому, приобретенных настоящим владельцем, выделялись среди этого собрания; это были сочинения по части химии, истории и путешествий; между последними я заметила прекрасное английское сочинение Даниэля об Индии; я решилась сделать его своим ночным товарищем, потому что не надеялась скоро уснуть. Я взяла книгу с полки и унесла в свою комнату.

Через пять минут малаец пришел ко мне и знаками сообщил, что обед готов. Накрыли в огромной столовой зале. Не могу описать вам, какое чувство страха и печали овладело мной, когда мне пришлось обедать в такой мрачной атмосфере: при двух свечах, свет от которых не достигал даже и середины комнаты, из-за чего все предметы, остававшиеся в тени, приобретали самые странные очертания. Это тягостное чувство усиливалось еще и от присутствия чернокожего слуги, которому я могла сообщать о своих желаниях не иначе как при помощи нескольких знаков; впрочем, он отличался поразительной расторопностью и понятливостью, которые делали этот странный обед еще более фантастическим. Несколько раз я желала заговорить с ним, хотя знала, что он не может понять меня, но, как ребенок, который не смеет кричать в темноте, боялась услышать звуки собственного голоса. Когда малаец подал десерт, я знаками приказала ему зажечь огонь в моей комнате: огонь камина – товарищ тех, у кого нет другой компании; впрочем, я хотела лечь как можно позднее, потому что испытывала страх, которого не было днем, но который появился вместе с наступлением темноты.

Ужас мой все нарастал. Я осталась одна в этой огромной столовой зале, и белые занавески, висевшие на окнах, представлялись мне саванами, колышущимися от движения воздуха. Однако я боялась не мертвецов: монахи и аббаты, прах которых я попирала, проходя по кладбищу, почивали благословенным сном, – одни в монастыре, другие в подземелье; а всего того, о чем я слышала в Каене. Я вздрагивала при малейшем шуме: то это был шелест листьев, то отдаленный рокот моря, то однообразное и меланхолическое завывание ветра, который свистел в камине, словно летящая ночная птица. Некоторое время я оставалась совершенно неподвижной и не смела взглянуть ни в ту, ни в другую сторону; вдруг я услышала легкий шум позади себя и, обернувшись, увидела малайца. Он сложил на груди руки и поклонился: в такой манере он извещал меня, что приказания, данные ему, исполнены. Я встала; он взял свечи и пошел впереди; моя комната была приготовлена на ночь; малаец поставил свечи на стол и оставил меня одну.

Желание мое было в точности исполнено: огромное пламя пылало в большом камине, сделанном из белого мрамора, увенчанном позолоченными амурами; свет от него разливался по комнате и придавал всему вокруг мягкость и спокойствие, столь контрастные по отношению к чувству страха, охватившему меня, но, впрочем, начинавшему уже проходить. Стены моей комнаты были обиты красной материей, украшенной цветами; на потолке и дверях было великое множество арабесок и причудливых росписей, изображавших танцы фавнов, странные лица которых, казалось, улыбались, освещаемые огнем. Однако я по-прежнему не могла успокоиться до такой степени, чтобы лечь в постель; но еще не было и восьми часов вечера. Я переменила платье на ночной капот и, заметив, что время вполне подходящее, решила отворить окно, чтобы успокоить нервы созерцанием уснувшей природы; но, видимо, из предосторожности, которую я приписала слухам об убийствах, происходивших в окрестностях, ставни оказались заперты снаружи. Я отошла от окна и села к столу у камина, приготовившись читать про путешествие в Индию, но, бросив взгляд на книгу, я заметила, что принесла второй том вместо первого. Я встала, чтобы пойти и поменять ее; но при входе в библиотеку страх опять охватил меня. Подумав с минуту, я устыдилась самой себя, мне было совестно, что я предалась ужасу, столько детскому; смело отворив дверь, я подошла к полке, на которой была нужная мне часть издания.

Когда я поднесла свечу к другим томам, чтобы увидеть их номера, то в том месте, где раньше стояла книга, которую я взяла по ошибке, и где теперь зияла пустота, я обнаружила блестящую медную накладку, подобную тем, которыми закрываются замки; она была скрыта от посторонних глаз книгами, стоявшими на полках. Я часто встречала потайные двери в библиотеках, замаскированные под полки с книгами, так что ничего удивительного не было бы, если бы и здесь отворилась дверь. Однако в таком случае она располагалась совершенно невообразимым образом: окна библиотеки были последними на этом этаже в замке; накладка была врезана в деревянную обшивку стены за вторым окном; итак, дверь в этом месте могла отворяться только на наружную стену.

Я отодвинулась немного, чтобы при помощи свечи рассмотреть, нет ли там действительно какой двери, и, хотя смотрела очень внимательно, ничего не заметила. Я положила руку на накладку и попыталась повернуть ее; она не поддавалась; тогда я надавила на нее и ощутила движение; я надавила еще сильнее – и дверь с шумом отворилась. Она выходила на маленькую винтовую лестницу, сделанную в толще стены.

Вы поймете, что подобное открытие только усилило мой ужас. Я осветила лестницу свечой и увидела, что она совершенно отвесно идет вниз. Я захотела осмотреть ее и даже спустилась на первые две ступеньки, но у меня недостало духу пойти дальше. Я спиной попятилась назад, к библиотеке, заперла дверь, которая затворилась так плотно, что даже я, абсолютно уверенная в ее существовании, не могла найти неровностей, выделявших ее на стене. В ту же минуту я вернула книгу на прежнее место, боясь, однако, как бы кто не заметил, что я до нее дотрагивалась; я не знала еще, кого мог интересовать этот секрет. Взяв наудачу другое сочинение, я возвратилась в свою комнату, заперла на засовы дверь, выходившую в библиотеку, и села опять к огню.

Неожиданные происшествия приобретают или теряют свою важность в зависимости от расположения духа, печального или веселого, от обстоятельств, в которых мы находимся – критических или вполне обыкновенных. Конечно, не было ничего удивительного в том, что в библиотеке обнаружилась потайная дверь, а в толще стены – винтовая лестница; но когда вы открываете эту дверь и видите эту лестницу ночью, в заброшенном замке, где находитесь в одиночестве, без защиты; когда этот замок находится совсем недалеко от тех мест, где, по слухам, постоянно случаются грабежи и убийства; когда вы изо дня в день встречаетесь с какими-то таинственными странностями; когда дурные предчувствия не единожды заставляют вас трепетать и бояться чего-то неизъяснимого, – тогда все делается если не реальностью, то, по крайней мере, жутким призраком. Да и кто не знает по опыту, что неизвестная опасность в тысячу раз страшнее и ужаснее видимой и существующей.