Приятельница мадам Мегрэ - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ты не читал этой статьи? — спросила жена. — Тут о твоих первых шагах и методах работы».
Там были и другие фотографии, на одной из них я даже с длинными усами — я тогда работал секретарем в комиссариате.
«Когда это было напечатано?» — спросил я.
«Да на прошлой неделе. Мне некогда было показать тебе. Ты же и дома-то не бывал все это время». Короче говоря, господин Доссен, статья появилась в парижском еженедельнике, продававшемся в киосках утром двенадцатого марта, во вторник. Я немедленно отправил одного из своих ребят к людям, у которых жил в это время Мосс, и они подтвердили, что младшая из сестер приносила ему журнал вместе с молоком примерно в половине девятого утра и что за завтраком Мосс листал этот журнал. Тут-то все и становится совершенно понятным.
Ясно, зачем Глория подолгу сидела на скамейке в Антверпенском сквере.
После двух убийств и ареста Стёвельса банда, разбежавшись по разным углам, затаилась. Без сомнения, Левин сменил не один отель, прежде чем поселился на улице Лепик. Из осторожности он никогда не появлялся на людях с Глорией, они даже не ночевали в одном месте. Мосс, должно быть, каждое утро отправлялся за новостями на Антверпенскую площадь, ему достаточно было присесть на другом конце скамейки. И тут, как вы уже знаете, моя жена три или четыре раза подряд усаживается на эту самую скамейку, ожидая своей очереди к зубному врачу. Женщины знакомятся, болтают. Мосс, возможно, и видел мадам Мегрэ, но не обратил на нее внимания.
Судите сами, как он реагирует, когда из журнала выясняется, что голубушка, сидевшая с ними на лавочке, не кто иная, как жена комиссара, который ведет дело Стёвельса. Предположить, что это случайность, он не мог, верно? И, естественно, подумал, что мы напали на след и я поручил жене эту деликатную часть работы. Он бросился на улицу Лепик, к Левину, который кинулся предупредить Глорию.
— Но из-за чего они ссорились?
— Возможно, из-за ребенка. Может, Левин не хотел, чтобы Глория забирала его, рискуя тем, что ее арестуют. А она настояла на своем и вернулась за малышом, но сделала это с максимальными предосторожностями.
Зная все, я склоняюсь к мысли, что, когда мы их найдем, они не будут вместе. Они думают, что мы знаем Глорию и ребенка, но не имеем понятия о Левине. Он, должно быть, уехал в одну сторону, а Мосс — в другую.
— Вы надеетесь до них добраться?
— Может быть, завтра, а может быть, и через год. Вы же знаете, как это бывает.
— Вы все еще не сказали, где был обнаружен чемодан.
— Думаю, вы предпочтете не знать, как мы стали его обладателями. Я действительно был вынужден прибегнуть к не совсем законным методам. Беру на себя ответственность целиком и полностью, но вы бы этого не одобрили. Знайте только, что компрометирующий Стёвельса чемодан вынес от него сам Лиотар.
Мосс почему-то принес этот чемодан на улицу Тюренн в ночь с субботы на воскресенье и там его и оставил. Франс Стёвельс засунул чемодан под стол в своей мастерской, полагая, что никто его там не заметит.
Двадцать первого февраля под каким-то предлогом туда проник Лапуэнт и осмотрел квартиру.
Заметьте, Стёвельс не мог связаться с братом, да и ни с кем из банды, вероятно, и предупредить их не мог. У меня на этот счет есть свои соображения. Он, должно быть, не знал, как избавиться от чемодана, предполагал вынести его, когда стемнеет, и тут пришел Лиотар, о котором он никогда и слыхом не слыхивал.
— Но как Лиотар что-то прознал?
— Проговорился один из моих ребят.
— Кто-то из инспекторов?
— Я на него не сержусь, и очень маловероятно, чтобы это могло повториться. Так вот, Лиотар предложил свои услуги, и даже куда больше — он унес с собой чемодан, чего нельзя было ожидать от члена Коллегии адвокатов.
— У него вы чемодан и нашли?
— У Альфонси, которому он его передал.
— Так к чему мы в результате пришли?
— Да ни к чему. Я хочу сказать, что мы о главном, то есть об убийствах, ничего не знаем. Человек был убит на улице Тюренн, а еще раньше была убита графиня Панетти в своей машине неизвестно где. Вы, наверное, получили доклад доктора Поля, обнаружившего пулю в черепе у старухи. Кое-какие сведения из Италии я все-таки получил. Кринкеры больше года назад развелись в Швейцарии, потому что в Италии это невозможно. Дочери графини Панетти понадобилась свобода, чтобы выйти замуж за американца, с которым она теперь и живет в Техасе.
— С матерью она не помирилась?
— Хуже того. Графиня еще больше рассердилась на нее. Кринкер — человек из бедной, но благородной венгерской семьи. Часть зимы он провел в Монте-Карло, безуспешно пытаясь сделать состояние на игре. Он приехал в Париж за три недели до смерти своей тещи и жил сначала в «Комодоро», а затем переселился в маленькую гостиницу на улице Комартен.
— Как долго была Глория Лотти на службе у графини?
— Месяца четыре, а может, и пять. Это точно не установлено.
В коридоре послышался шум, и судебный исполнитель объявил, что подследственный прибыл.
— Я скажу ему все это? — спросил Доссен, на которого снова обрушились все его обязанности.
— Одно из двух: он либо заговорит, либо будет молчать дальше. Я имел дело с несколькими фламандцами и понял, что они очень трудно раскрываются. Если он решит молчать, нам придется повозиться с ним не одну неделю, а то и еще больше. Придется ждать, пока отыщется хоть один из четверых, Бог знает, где засевших.
— Четверых?
— Мосс, Левин, женщина и ребенок. Быть может, именно ребенок дает нам самые большие шансы на успех.
— Если только они от него не избавились.
— Раз уж Глория отправилась забирать его из рук моей жены с риском быть арестованной, значит, она очень дорожит им.
— Вы думаете, это ее сын?
— Я в этом убежден. Не стоит думать, что преступники не такие же люди, как и все прочие, что они не могут иметь детей и любить их.
— Сын от Левина?
— Вероятно.
Доссен, поднимаясь, улыбнулся, и вышло это у него как-то смиренно и в то же время лукаво.
— Похоже, настало время для перекрестного допроса? Я, увы, не большой специалист по этой части.
— Если вы сочтете возможным, я попробую кое-что объяснить Лиотару.
— Чтобы он посоветовал своему клиенту говорить?
— Сейчас это в их общих интересах.
— Мне не приглашать их пока?
— Через минуту.
Мегрэ вышел и сердечно сказал человеку, сидевшему справа от двери:
— Здравствуйте, Стёвельс.
Как раз в эту минуту в коридоре появился Жанвье с Фернандой, от волнения не находившей себе места.
Инспектор не решался позволить жене сесть рядом с мужем.
— У вас будет время поболтать, — сказал им Мегрэ. — Следователь еще не освободился.
Он увлек за собой Лиотара, и они заговорили вполголоса, вышагивая взад-вперед по коридору, где почти у каждой двери стояли полицейские. Длилось это не больше пяти минут.
— Когда соберетесь войти, постучите.
Мегрэ один вошел к следователю, оставив Лиотара, Стёвельса и Фернанду за разговором.
— Каков результат?
— Сейчас узнаем. Лиотар там, очевидно, вовсю старается. А я вам состряпаю отчет, где все расскажу о чемодане, а о причастности Лиотара даже не упомяну.
— Это ведь не очень честно, а?
— Вы хотите поймать преступников?
— Понимаю вас, Мегрэ. Но мой отец и мой дед были судьями, и я, наверное, этим тоже кончу.
Он покраснел, со страхом и нетерпением ожидая, когда постучат.
Наконец дверь открылась.
— Мадам Стёвельс может войти вместе с нами? — спросил адвокат.
Фернанда плакала и прижимала к лицу платочек.
Войдя, она нашла глазами Мегрэ и растерянно посмотрела на него, словно ждала, что он еще сможет все уладить. А Стёвельс, тот не изменился. Он был все так же покорен и упрям одновременно и тихо сел на стул, который ему указали.
Когда секретарь собрался занять свое место, Доссен сказал ему:
— Не сейчас. Я позову вас, когда начнется протокольный допрос. Вы согласны, мэтр Лиотар?
— Согласен полностью. Благодарю вас.
Остался стоять один Мегрэ — лицом к окну, по которому стекали капли дождя. Сена была такая же серая, как небо. На баржах, крышах и тротуарах отражались мокрые блики.
Раздалось короткое покашливание, и слегка дрожащим голосом Доссен произнес:
— Стёвельс, мне кажется, комиссар хотел бы задать вам несколько вопросов.
Мегрэ, только что раскуривший трубку, обернулся, с трудом скрывая насмешливую улыбку.
— Я полагаю, — начал он, все еще стоя, — что защитник вкратце ввел вас в курс дела? Нам известно, чем занимались вы и ваш брат. Возможно, что лично за вами другой вины и нет. Синий костюм, запятнанный кровью, действительно не ваш, а вашего брата, который, оставив свой костюм, ушел в вашем.
— Мой брат тоже не убивал.
— Возможно. Вы хотите, чтобы я задавал вопросы, или предпочтете сами рассказать нам все, что знаете?