Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев

— Где ж вы гуляли, Микаэль? — поинтересовался Вадим, словно все происходило на старой Земле и были они не то чтобы приятелями, но людьми, связанными общим делом и интересами. Бывает, что и покойника невредно поставить в тупик неадекватным вопросом. — Четыре дня, однако. Вполне можно было сбегать до старой израильской границы. Не пробовали?

— Пробовал, — не стал темнить Шлиман. Он выглядел еще более человеком, чем при последней встрече. Что вполне соответствовало ляховским прогнозам. Мы ж не дураки, если кто думает…

— И?

— Тяжело, — капитан вздохнул. — Вы ее проехали действительно свободно?

— Як бога кохам! — неизвестно почему, ответил Вадим по–польски. Или потому, что сам он — Ляхов, или исходя из того, что предки Шлимана происходили приблизительно с Волыни или Люблинщины. — Мы вообще заметили, что выскочили, только когда указатели на дороге увидели. А вы?

— Долго рассказывать, и вам это все равно без интереса. Но я там побывал…

Это прозвучало примерно, как слова спустившегося с Эвереста первого покорителя высочайшей вершины мира. Эдмунд Хиллари его звали?

Вопреки мнению капитана, интерес у Ляхова присутствовал, но вдаваться в проблему он не стал. Ему хотелось узнать кое–что другое.

— Скажите, Микаэль, вам не пришлось встретить за время пребывания в нынешней «реинкарнации» хотя бы одного «человека», умершего раньше вас?

Он попал в самую точку.

— Нет, Вадим, этого не было…

— А как вы думаете, почему?

— Мне кажется, мы уже с вами касались этой темы. Ничего иного я добавить не готов. Просто есть вещи, не доступные нашему пониманию. В каком бы качестве мы ни пребывали.

И тут же капитан обратился к прозе жизни:

— Отплываете? Прямо сейчас?

— Не отплываем, а отходим. Дерьмо плавает… И не так, чтобы прямо сейчас. Часа через два, три. По ситуации. Не желаете проводить меня до катера? Там и обсудим, если что осталось. Мокровато здесь, вам не кажется?

— Мне — безразлично. Но если вам неудобно — пойдемте.

Они перешли с пирса на корабль по узкой, прогибающейся сходне. Тугие, сплетенные из пеньки кранцы и выбранные швартовы не позволяли «Сердитому» биться тонким бортом о бетон. Однако из узкой щели между корпусом и стенкой в ритме зыби выхлестывали наверх потоки холодной и черной воды.

Вадим, лишний раз проверяя свою готовность к походу и бою, на ощупь перекинул несколько тумблеров на пульте, и тут же в рубке стало уютнее, засветились циферблаты на контрольных щитах, плафоны над штурманским столом и пультом судового механика. В низах катера тихо заурчал маленький, стосильный вспомогательный дизелек. Через минуту из дефлекторов потянуло теплым воздухом. Стекла окон тут же запотели, но это ничего, так даже лучше.

— Я, собственно, проститься пришел, — сообщил Шлиман, неловко, не совсем по–человечески присев на угол откидного диванчика. — Пожелать счастливого плаванья. Не теряя, впрочем, надежды, что мы с вами скоро снова встретимся. Есть у меня такое ощущение.

«Красиво сказано», — Ляхов передернул плечами, будто струйка дождя все же исхитрилась проникнуть ему за воротник.

— Надеюсь, вы имеете в виду не совсем то, что мне только что пришло в голову? — спросил он как можно небрежнее. В конце концов, настоящего офицера должно отличать от прочих граждан именно умение сохранять хладнокровие в самых неприятных ситуациях.

— Конечно, нет, дорогой друг, конечно, нет. Даром предвидения такого рода я не обладаю. Я всего лишь имел в виду, что, сумев добраться домой, вы непременно вернетесь. Или из научного любопытства, или — по приказу командования. Да иначе и быть не может, ведь так?

— Пожалуй, что и так. Вернуться будет интересно, особенно — по своей воле и соответствующе оснащенным. И все же, вас привела сейчас сюда не только сентиментальность?

— Конечно. Я решил еще раз оговорить с вами некоторые условия…

— Какие же? Вы знаете, Микаэль, мне представляется, что я сейчас не совсем… э–э… — он поискал подходящее слово. — Не совсем договороспособен, пожалуй, это подходящий термин.

— А мне какая разница? Если вы не вернетесь, вообще говорить не о чем. Но если да?! Скажите там своим начальникам, что мы согласны иметь с ними дела исключительно через ваше посредничество. Видите, я даю вам возможность поставить себя так… Ну, примерно в ранге чрезвычайного и полномочного посла.

— Недурно, конечно. И я вам благодарен за добрые намерения. Однако — «мы»! Что это может значить?

— Ровно то, о чем вы догадались при нашей предыдущей встрече. Я сумел кое–кого найти, кое с кем обсудить сложившееся положение дел. Да–да, здесь есть, в пределах даже осмотренной мною небольшой территории, люди… — при этом слове он понятным образом запнулся. А и зря. Для него ведь подобные ему и были «истинными людьми», если использовать этот термин в его исконном смысле. Люди — это подобные тебе, говорящие на твоем языке и ведущие аналогичный образ жизни. Все остальные могут называться как угодно, в зависимости от господствующей в сообществе идеологии. Тоже людьми, но другими (это самый толерантный вариант), или же — недочеловеками, дикарями, гоями, «длинными говорящими свиньями», ну и так далее.

— Естественно, — не позволил собеседнику углубиться в дебри потерянных смыслов Вадим. — Я и представить себе не мог, чтобы вы, Миша, оказались этаким уникумом, артефактом, если угодно. Поскольку всеми доступными мне способами успел убедиться в собственной нормальности. А ежели я нормален, остается только две гипотезы.

Если вы существуете в единственном экземпляре, значит, некое высшее по отношению к нам существо создало вас исключительно, чтобы заморочить мне мозги и заставить сделать нечто, указанному существу необходимое. Но это маловероятно по пресловутому принципу Оккама. Следовательно, наиболее очевиден факт, что в здешнем мире таких, как вы, должно присутствовать достаточно, чтобы создалась некая структура… Обеспечивающая возможность существования именно ее членов. Согласны?

— Лучше вас я и сам бы не сумел сформулировать. Что еще раз подтверждает необходимость вашего возвращения. Более того, я восхищен широтой вашего мышления. Да, я нашел людей, с которыми можно пытаться создавать здесь некое подобие цивилизации… — Шлиман словно бы вздохнул, по крайней мере, именно так интерпретировал Ляхов его телодвижение. — И еще раз убедился в вашей проницательности. Ни один из них не умер раньше меня.

«Что и требовалось доказать», — подумал Ляхов, но вслух этого говорить не стал. И так сказано слишком много лишнего. Глядишь, темп опережения будет потерян, а это единственное, что позволяло ему пока еще ощущать свое превосходство над капитаном, похоже, претендующим на роль лидера своего царства мертвых.

Сказал он другое:

— Могу только порадоваться за вас, Микаэль. Действительно, ужасно даже вообразить, каково бы вам здесь пришлось без соотечественников и единомышленников. Однако… Разумеется, все, что я собираюсь вам сказать, вы и так не могли не обдумать, обсудить со своими. Тем не менее скажу. Чтобы вы были в курсе хода и образа моих мыслей. Я играю открытыми картами, вы заметили? Так вот. Не касаясь даже того, что в нашем мире в обычном темпе умирают не только евреи, но и арабы тоже, и, мне кажется, вы обречены на повторение, на проекцию сюда векового конфликта. Выведем пока эту проблему за скобки.

Но даже вас, безотносительно, ведь все равно будет здесь становиться все больше и больше. Я не знаю площади территории, на которой существует «другой Израиль», по моему мнению — промежуточная зона между тем и этим миром, «чистилище», если использовать католический термин (православие наличие такой институции отрицает). В любом случае запасы питательных веществ на ней являются конечными. Полгода, год вы сумеете прокормиться, а дальше?

Наша же Земля может поставлять их сюда в неограниченных количествах. О других взаимовыгодных возможностях контакта мне думать было недосуг. А что они наверняка есть — это несомненно. Да вот хотя бы… — Вадима только что осенило. — Как вы посмотрите на организацию этакой почты? Напишите вы сейчас письмишко, а я его передам, в случае собственного возвращения, конечно, вашей жене и детям. Так, мол, и так, дорогая, мы вроде как расстались навеки, на самом же деле — ничего подобного. Мои дела обстоят таким вот образом, посылаю вам несколько шекелей из личных накоплений, а мне передайте через подателя сего… Ну, это вы сами придумаете, что именно. Короче, жду с нетерпением, к твоему прибытию заканчиваю отделывать виллу на берегу Мертвого моря.

К концу этой тирады Ляхову показалось, что за подобное и в морду можно получить (хотя бы за Мертвое море!), но Шлиман, очевидно, обретался уже в пространствах иных логик.

— Степень вашей иронии понимаю, но идея сама по себе плодотворная. А если ее и вправду воплотить? Думаю, я сумею в письме привести несколько таких подробностей, что жена не сможет не поверить…