Журнал «Вокруг Света» №10 за 1993 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вильгельм, скомандовав лучникам прекратить стрельбу, бросил на штурм конницу. Англичане безнадежно защищались, потом дрогнули и пустились наутек. Победа была за нами. Герцог искал глазами Гарольда. Он, как и мы, не знал, что Гарольд лежал уже бездыханный, с пронзенной насквозь головой — стрела угодила ему аккурат в глаз. Не знал он, что вместе с ним погибли и оба его брата, графы Герт и Леофвайн. И что у англичан больше не осталось ни одного военачальника, — впрочем, англичане и сами не ведали того. Сир Вильгельм хотел поднять низвергнутый вражий штандарт — и это едва не стоило ему жизни. На герцога кинулся саксонский рыцарь и так сильно рубанул его топором, что непременно убил бы, окажись половчее. От удара на шлеме Вильгельма образовалась глубокая вмятина, но шлем не раскололся — герцога качнуло в седле. Что сталось бы с ним, упади он наземь? Но он удержался в стременах и вскинул было меч. Англичанин пустился наутек. Его тотчас нагнали и проткнули сразу несколькими копьями.
Однако ж, как ни удивительно, битва еще не закончилась. Поражение Гарольдова войска внезапно едва не обернулось для нас трагедией. Англичане прекратили сопротивление и спасались бегством, наши, воспрянув духом, пустились за ними вслед и без всякой пощады добивали прямо на бегу. Земля покрывалась телами убитых и раненых. Ничто, казалось, уже не спасет беглецов. День мало-помалу клонился к вечеру, на широкий и глубокий, обрамленный густым кустарником ров, служивший укреплением неприятелю, легли первые сумерки. Нормандские рыцари, вовремя не разглядев его, не успели осадить лошадей и рухнули туда всем скопом, давя друг друга насмерть. Завидев, что с нормандцами случилось неладное, англичане остановились и, собравшись с силами, вновь двинули на нас.
Это трагическое происшествие запечатлено на вышивке под названием «Синий конь». Вот он, проклятый ров, куда попадали кони и люди; они силятся подняться, выбраться наружу, но страшная давка и сумятица прочно держит их в полоне. Там, на дне рва, нашли свою смерть многие нормандские рыцари, храбрейшие из храбрых. Тех, кого не задавили кони, у кого уцелели руки и ноги,— тех добили англичане. Там, на дне рва, оборвалась славная жизнь Эрнуфля де Лэгля, друга моего отца. Это злополучное место мы потом окрестили Рвом дьявола — точнее и не скажешь.
В образовавшейся неразберихе наши было подумали, что из Лондона подоспело подкрепление, и уже повернули назад. Эсташ Булонский, видать, вконец ополоумев, вдруг велел своим дружинам отступить. И если б не Вильгельм, своею властью остановивший бегущих, наша победа непременно обернулась бы бесславным поражением. У герцога от копья остался лишь обрубок; он безжалостно колотил им по спинам трусов, но так, чтоб не ранить. Эсташ, ревевший, точно оголтелый, мгновенно смолк — удар, что получил он меж лопаток, был страшен, изо рта у него хлынула кровь, но он остался жив! Следом за тем герцог пустил вперед конницу, и та, обогнув растреклятый ров, рассеяла заново сплотившиеся ряды неприятеля. Уцелевшие англичане пустились бежать в сторону Лондона, однако почти все они полегли по дороге, не успев даже добраться до леса.
Трубы протрубили сбор. Надвигалась ночь, и герцог не хотел, чтобы войско разбрелось по округе. Спешившись, он взял под уздцы коня, четвертого за этот день, и отправился взглянуть на поле битвы. Готье Жиффар, удивившись его беспечности, осторожно заметил:
— Сир, что, если меж убитых или умирающих врагов затаился один, целый и невредимый? Вдруг он очертя голову бросится на вас, чтобы поквитаться за своих? Терять-то ему уж нечего!
— Готье,— ответствовал герцог,— коли Господу будет угодно, чтобы кто-то из англичан отомстил....
Его странные слова многих ввергли в недоумение, каждый почувствовал и понял их по-своему.
— Он знает,— шепнул мне Герар, — ни у кого духу не хватит...
Я же ощутил, как сердце Вильгельма, пытавшегося объять взглядом страшное зрелище, что открылось перед нами, сжалось в неутолимой печали. На западе медленно угасали последние проблески дня. И луна уже озарила холодным светом зловещую картину — и тени растворились. Неоглядное пространство было сплошь усеяно истерзанными, окровавленными телами убитых — у кого не было руки, у кого — ноги, а кто и вовсе лежал обезглавленный, изувеченный до неузнаваемости. То был цвет нормандского и английского рыцарства! Хоть, как говорится, всякий тиран и клятвопреступник достоин самой жуткой смерти, а присные его — великого позора, я понимал и глубоко разделял душевную боль, терзавшую моего повелителя. Погибшие, застигнутые врасплох ужасной смертью, еще давеча были живыми, исполненными силы, отваги, радости, мыслей и надежд — праведных или презренных. Да-да, живыми! Но вот души покинули безжизненную плоть, и лики мертвых застыли в слепом ужасе и смятении, в бессмысленной злобе и ярости. Я был молод, и зрелище это потрясло меня несказанно. Меня вдруг начали душить слезы. И герцог тогда спросил:
— Что с тобою?
— Я молюсь, мой повелитель. За них... за всех!
Герар ткнул меня в бок. Но герцог ответил как бы ему в укор:
— И я молюсь за них, ибо все они пали в честном бою. И да помилует Господь тех, кто защищал неправое дело.
Отовсюду доносились жалобные стоны и хрипы раненых.
— Пускай же Вадар,— воскликнул Вильгельм,— пошлет людей подобрать несчастных! И пусть их выхаживают, коли это возможно будет.
— И англичан, мой повелитель?
— И англичан, но только отдельно от наших. Воистину нет зрелища ужасней: оно разрывает мне сердце.
Время от времени стенания раненых воинов заглушались жутким ржанием бьющихся в предсмертных судорогах лошадей; бедные животные, едва перебирая в воздухе ногами, вздымали гривастые головы, смотрели на нас потускневшими, уже незрячими глазами и тут же валились замертво. Но для них мы сделать ничего не могли.
Далеко-далеко, там, где стоял наш лагерь, мерцали огоньки костров — их слабое свечение радовало и успокаивало нас. Из-за лагерного частокола в ночное небо потянулись струйки дыма — кашевары, видать, уже старались вовсю. Герар, не удержавшись, сказал:
— Эх, с какой бы радостью я сейчас что-нибудь куснул! А пить как хочется — спасу нет! У меня с самого утра маковой росинки во рту не было — такое со мной впервые.
— Погоди, парень, впереди у тебя такого будет вдосталь,— заметил ему бывалый рыцарь.
При свете факелов, в присутствии всех, герцог принялся снимать с себя доспехи. Освободив руку из ремней, он бросил наземь щит, и мы поразились, как он только мог им защищаться: щит был до того изрублен и исколот, что едва не распался на куски. Затем он расстегнул пряжку на поясе и отдал меч кому-то из оруженосцев. Тот извлек его из ножен: клинок оказался сплошь в зазубринах. Потом он снял шлем, весь в трещинах и вмятинах, и кто-то воскликнул:
— О чудо, как он только не раскололся!
Следом за тем дошел черед до позолоченной кольчуги. В зыбком свете факелов было видно, что шейный обод сильно погнулся, и одному герцогу кольчугу было не снять. Тогда мы помогли ему. И опять кто-то произнес:
— Неужто она могла его защитить — просто удивительно!
Изрубленная кольчуга соскользнула на землю, и от нее оторвался капюшон.
Те, кто прежде видел герцога лишь издали — во главе ли войска или на троне, теперь могли ближе разглядеть его могучее телосложение. И снова кто-то изумился, высказав вслух то, что подумали все.
— Какая стать! Воистину королевская стать! Ему вторил другой голос:
— Разве кто сравнится с ним? Никто: ни Роланд (Роланд — легендарный бретонский маркграф, племянник Карла Великого; участник похода Карла в Испанию; в 778 году погиб в битве с басками в ущелье Ронсеваль. Герой эпоса «Песнь о Роланде»), ни доблестный Оливье (Оливье — бесстрашный странствующий рыцарь, неразлучный спутник и друг Роланда)!
И тут из сотен, из тысяч, если не больше, глоток вырвался один громогласный победный клич. Герцог попросил тишины и объявил:
— Да, друзья мои, мы победили, и за это в первую голову я хочу возблагодарить Ее величество Доблесть, ибо с ее помощью победа досталась нам. Я благодарю всех вас, рыцари, оруженосцы, наемники, добровольцы. Наконец, я говорю спасибо и вам, павшие други. Велико наше горе, и никакая радость не способна скрасить его: ибо скорбь по погибшим братьям разрывает сердца наши — еще долго ничто не сможет их утешить.
Перевел с французского И. Алчеев
Бегом через Сахару
Обычный, здоровый человек без тренировки едва ли одолеет и марафонскую дистанцию, а супермарафон под силу лишь подготовленным людям. Для того чтобы бежать подряд много дней по 60 — 80 километров, нужна соответствующая перестройка всего организма. Далеко не у каждого человека после многомесячных упорных тренировок произойдут необходимые изменения в жизнедеятельности организма. Марафонец из Экибастуза Марат Жыланбаев путем многолетних тренировок, силой воли и не без фанатизма достиг таковой перестройки организма. Именно это и позволило ему первым пересечь бегом Сахару.