Крымский оборотень - Александр Александрович Тамоников

– Думаю то же, что и ты, – сказал Гиви. – Не о тушенке же они писали!

– Что да, то да, – согласился Ольхин. – Не о тушенке, это уж точно.

– А можно мне! – по-ученически поднял руку Юлий.

– Говори, – невольно улыбнулся Ольхин.

– А может, это шифровка? – спросил переводчик.

– Шифровка? – удивились одновременно Ольхин и Вашаломидзе.

– Ну да. Шифровка. Мне уже приходилось сталкиваться с похожими документами, – пояснил Юлий. – Много их оставляют фашисты, когда уходят. Оно и понятно: при отступлении обо всем не упомнишь. И все с собой не заберешь. Они, значит, оставляют, а я читаю и перевожу. И вот на что я обратил внимание. Обычно вверху листа – сам документ, а внизу – сноски, пояснения и комментарии к нему. Наверно, таков у немцев порядок составления документации… И вот: некоторые приписки к основному документу оказывались шифровками. Может, и здесь то же самое?

– Интересно, – потер лоб Ольхин. – А может, ты заодно научился расшифровывать всю эту хиромантию?

– Ну, я не дешифровщик, – улыбнулся Юлий. – Но кое в чем поднаторел… Понимаете, когда через твои руки проходит такая уйма документов, то… Надеюсь, вы меня понимаете.

– Да, – коротко ответил Ольхин.

– Разрешите еще раз взглянуть на документик, – протянул руку младший лейтенант.

Он взял документ и стал его разглядывать. Ольхин и Вашаломидзе молча ждали.

– Знаете, – сказал наконец Юлий, – если это и шифровка, то очень примитивная.

– Тогда это не шифровка! – сказал Вашаломидзе. – Не надо считать немцев дураками! Зачем им под таким серьезным документом помещать шифровку, которую может легко разгадать любой человек? Так не бывает!

– Бывает, – возразил младший лейтенант. – Говорю же, я сталкивался с такими вещами! Понимаете, это не совсем шифровка в классическом ее понимании. Это, так сказать, шифровка для внутреннего употребления. Даже, скорее, не шифровка, а приписка в сокращенном виде.

– Это как? – не понял Ольхин.

– Очень просто, – пояснил Юлий. – Разумеется, я могу ошибаться, но все же думаю, что так оно и есть. Это не основной документ, а черновик. А на черновике, как известно, можно написать все, что угодно. И основное содержание документа, и, так сказать, заметки на полях, имеющие к основному документу какое-то отношение. Далее все просто. Черновик переписывается набело и уничтожается. Но в данном случае он почему-то не был уничтожен. То есть осталось и основное содержание документа, и заметки на полях. Такой-то черновик и попал нам в руки.

– Может, оно и так, – согласился Ольхин. – Знать бы еще, что значат эти заметки на полях.

– Давайте поразмыслим с помощью логики, – сказал Юлий. – Вот смотрите. Дуня. Очень похоже на женское русское имя.

– Или на кличку! – осенило Ольхина.

– Именно так, – улыбнулся переводчик. – Оттого оно и звучит по-русски, хотя написано немецкими буквами. Имена и клички не переводятся с одного языка на другой. Как звучат, так и звучат. Идем дальше… А дальше у нас буквенное обозначение «бах» и точка после него.

– Пароль? – предположил Вашаломидзе. – По имени немецкого композитора. Я слышал был такой.

– Красиво, – улыбнулся Юлий. – И по-своему логично. Но зачем же после пароля ставить точку? А она в документе стоит. Точка обычно ставится или в конце предложения, или если слово сокращено. Таковы правила грамматики хоть в немецком языке, хоть в русском.

– Может, случайно? – неуверенно предположил Гиви.

– Не согласен, – возразил Юлий. – Скорее всего, это часть какого-то слова, которое начинается на «бах».

– А в немецком языке есть такое слово? – спросил Ольхин.

– Дайте подумать, – наморщил лоб младший лейтенант. – Знаете, не припоминаю.

– Да и не надо, – сказал Ольхин. – Мне кажется вот что. Если первое слово Дуня, то и второе слово также должно быть русским. Иначе – никакой логики.

– Очень возможно! – оживился Юлий. – Остается только вспомнить, какие русские слова начинаются на «бах».

– Бахча, бахнуть, – стал припоминать Ольхин. – Есть еще бахилы. Это такая обувь у меня на родине в Сибири. А больше ничего и не припоминается…

– Бахчисарай! – воскликнул Гиви.

– Да, и Бахчисарай, – удивленно произнес младший лейтенант.

– Бахчисарай… Бахчисарай… – стал размышлять вслух Ольхин. – При чем тут Бахчисарай, когда у нас Симферополь? Он, конечно, от Симферополя недалеко, но все же… Дуня из Бахчисарая… Или, может, Дуня с улицы Бахчисарайской? А? Есть такая улица в Симферополе?

На этот вопрос Юлий и Гиви лишь пожали плечами. Они плохо знали город, да и как они могли знать его хорошо, если советские войска освободили Симферополь лишь несколько дней назад?

– Ну, это никакая не проблема, – сказал Ольхин. – Узнаем! А вот что значит цифра тринадцать?

– Если следовать вашей логике, – сказал Юлий, – то она означает номер дома по гипотетической улице Бахчисарайской.

– В которой проживает некая Дуня… – продолжил мысль переводчика Ольхин.

– Которая зачем-то упомянута в немецком документе, – добавил Вашаломидзе.

– Эге-ге! – прищелкнул пальцами Ольхин. – Если мы не ошиблись и пошли по правильному пути, то уж не немецкая ли это связная для связи с группой «Вольф»? Ведь упоминал же этот самый полковник Кляйн об оставленных в городе связных! А иначе зачем было писать ее координаты на черновике?

– Клянусь, так и есть! – воскликнул Гиви.

– Да ты погоди клясться, – махнул рукой Ольхин. – В документике значится еще и вторая шифровка.

– Ну, тут все просто, – сказал Юлий. – Если следовать нашим логическим рассуждениям, то Биток – это, должно быть, кличка, слово «базар» с точкой – сокращенное название улицы, а цифры – это номер дома и, соответственно, квартиры. И, кстати, на «базар» может начинаться название улицы – Базарная. Возможно также, что это номер прилавка на городском базаре, за которым чем-то торгует этот самый Биток.

– Тут возможны два варианта, – почесал затылок Ольхин. – Или мы все втроем такие умные, или все вместе пошли по неправильному пути. Потому что уж слишком все просто…

– Я думаю, что это мы такие умные, – улыбнулся Юлий. – Потому что в наших рассуждениях я не вижу никаких изъянов.

– А ты, Гиви, что думаешь? – спросил Ольхин.

– А что тут думать? – нетерпеливо взмахнул рукой