Кость Войны - Антон Корнилов

– Вызвать стражу? – осведомился трактирщик.

– К чему отрывать служивых от важных дел? – флегматично отозвался сидевший под дверью Самуэль. – Семейная ссора, не более того.

В комнате что-то тяжко грохнуло и покатилось по полу.

– Тогда я сам пойду разберусь, – расхрабрился трактирщик и вытер лоснящиеся от жира руки о тряпичный фартук. – Ежели семейная, тогда ничего – можно… А безобразий в своем заведении я не терпел и терпеть не буду.

– Не советую, – сказал Самуэль.

Трактирщик усмехнулся. Он хлопнул Самуэля по плечу: мол, отодвинься в сторону, чтобы я открыл дверь, но тут дверь дрогнула, и в расщепившейся планке возникло лезвие ножа, тонкое и острое, как змеиное жало.

– Хотя чего там разбираться… – пробормотал трактирщик, отступая. – Как у нас говорят, пусть лают, лишь бы не кусались…

Когда шаги его стихли, Самуэль прислушался и осторожно приоткрыл дверь. Берт и Марта сидели в разных углах комнаты спиной друг к другу. Берт с нарочитым стараниям чистил ногти кинжалом, а Марта крутила в пальцах свой медальон.

– О-о! – неестественно обрадовался Берт приходу Самуэля, будто тот вернулся по меньшей мере после годичного отсутствия. – Дружище! Не справлялся, когда обед подадут?

Самуэль припомнил, что, кажется, именно эту причину выдвинул, чтобы ускользнуть, когда ножи, табуреты и подсвечники принялись с опасной для окружающих скоростью летать по комнате.

– Скоро, – сказал он.

– Это хорошо, что скоро, – ответил Берт и замолчал, должно быть потому, что не придумал ничего, о чем еще спросить.

– А я тебе говорю, пойду… – негромко проговорила Марта.

Ловец беззвучно взвыл, закатывая глаза к потолку.

– Что хочешь делай, все равно пойду, – повторила Марта. – Куда мне еще деваться? Мои ребята или перебиты, или разбежались. Кто в этом виноват? Кто притащил за собой орду степных дьяволов? Тебе понадобился мой медальон, а им от меня – что было нужно? Не это ли самое? И попробуй сказать, что твой визит и визит этих кривоногих тварей – обыкновенное совпадение… Наше укрывище превратилось в груду пепла; а в этом кого винить? Все, что у меня осталось: пара сапог, лохмотья, которые издали и в сумерках можно принять за нормальную человеческую одежду, и этот медальон… Я иду с тобой, Альберт Гендер из Карвада.

– Ты совсем недавно на краю смерти была! – взревел Берт. – Как и все мы, кстати… Едва выкарабкались, а ты опять?.. Если ты пойдешь с нами… Ты понимаешь, что ты там и останешься?!

– Где? – живо обернулась к нему Марта.

– Там, – смешался Берт. – Там… куда мы идем… Отдай медальон!

– Не отдам.

– Отдай, я по-хорошему прошу!

– Попробуй попросить по-плохому, – нехорошо сузила глаза Марта.

Берт, отвернувшись от окна, в упор посмотрел на нее.

«Рановато я вернулся, – подумал Самуэль, неслышными шажками приближаясь к двери. – Надо было еще погулять. Сейчас, кажется, опять начнется…»

Но опасения его не подтвердились. Ловец и рыжеволосая некоторое время смотрели друг на друга, покусывая губы… Потом Берт поднял со стола шляпу, с размаху нахлобучил ее на голову и изо всех сил пнул стол – единственный предмет мебели, который еще не валялся переломанным на полу.

– Хорошо, – быстро сказал он и развел руками. – Отлично. Пойдешь с нами. Только учти: потом не жаловаться.

– Не буду, – усмехнулась Марта. – И не надейся. Скажи только – куда мы идем?

– Пустыни Древних Царств, – поколебавшись мгновение, сообщил Берт. – Гиблые земли, где за многие недели переходов не встретишь ничего живого, кроме одичалых племен, живущих охотой друг на друга. Говорят, когда-то в тех местах жили народы, познавшие все тайны бытия, воздвигшие храмы и дворцы, по праву считавшиеся верхом человеческого искусства, а теперь развалины некогда прекрасных дворцов погребены под песком и выродившиеся потомки великих мудрецов бороздят пустыню на тощих верблюдах и питаются человечиной… Гиблые, гиблые места!

– Ты уже говорил, что гиблые, – спокойно заметила Марта. – Незачем повторять это три раза. Значит, Пустыни Древних Царств? Вот и здорово.

– Здорово? – прыснул Берт. – Ну-ну…

Самуэль облегченно выдохнул. Он, если честно, начинал побаиваться, что череда споров между Ловцом и рыжеволосой завершится кровопролитием, а тут вон… Смеются…

Скоро комната опустела. После небольшого совещания Марта отправилась на ближайший рынок закупить кое-какую провизию, а Берт ушел в порт – договариваться насчет судна, которое отвезет их на Каменное Побережье, в Пустыни Древних Царств. Самуэль закружился по комнате, пытаясь придать ей более приличный вид – чтобы, по крайней мере, трактирщик, заглянув сюда, не подумал ненароком, что в комнате справляли кровавое пиршество десяток лиловокожих людоедов, и не вызвал, в конце концов, городскую стражу. Что-то черное и быстрое мелькнуло в окне трактира напротив – Самуэль остановился у подоконника, потирая лоб. Подсвечник, который он собирался водворить обратно на каминную полку, со стуком упал к его ногам.

Вот, опять… Мелькнуло, и нет. Может, показалось? Да и что с того, что мелькнуло? В этом сумасшедшем городе все вокруг мелькает, мельтешит, появляется из ниоткуда, исчезает в никуда… Но почему тогда Самуэля уже который день тревожит чувство, будто за ними кто-то следит? Сказать об этом хозяину? Мало у него и так забот… Все-таки, скорее всего, причиной странным подозрениям являются расшатанные нервы. Сколько всего пришлось пережить!

«Еще раз замечу какую-нибудь странность, тогда скажу», – решил Самуэль и снова приступил к уборке.

Руим клокотал, закипая под жарким полуденным солнцем. Берт быстро шел по улице, отмахиваясь ножнами меча от назойливых нищих и не менее привязчивых торговцев. Пару раз ему пришлось пустить в ход кулаки – среди торговцев в последнее время установилась мода нанимать крепких мужичков, которые беззастенчиво хватали наиболее кредитоспособного на вид прохожего и вталкивали его в лавку, где хозяин, тая в сладчайшей улыбке, непосредственно переходил к показу собственных товаров. Такая тактика в городе, где продавцов было едва ли не больше, чем покупателей, за короткое время получила очень широкое распространение.

В порту было так же тесно, как и на улицах. Берт с трудом продрался через толпу к причалам – корабли колыхались на океанских волнах впритирку друг к другу, какие-то отплывали, какие-то только еще причаливали – матросы с руганью отталкивали баграми борта теснившихся вокруг их судна кораблей, и словесная схватка за место у кнехта нередко перерастала в рукопашную баталию. По трапам сновали полуголые рабы с мешками и ящиками на плечах. Шум стоял такой, что не было слышно даже криков чаек, великое множество которых пятнало небо над портом.