Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг - Чарльз Тилли

Однако уже через три года мессинцы устали от французской оккупации, а французы утратили желание содержать военный истеблишмент вероломных местных жителей. Когда французы оставили город, а следом за ними оттуда бежали знатные семейства, оставшиеся купцы создали гражданскую гвардию и приветствовали возращение испанцев (Mack Smith, 1968a: 225–230). На Сицилии, как и повсюду вообще, соглашения государства с городом не были достаточно надежны, если под воздействием внешних обстоятельств менялось военное положение государства или коммерческое положение города, или когда та или другая сторона злоупотребляла своим преимуществом. Правители и держатели капиталов постоянно перезаключали соглашения соответственно изменившемуся положению.

Впрочем, и отношения таких пар (государство—город) были разными. Существовали самые разнообразные географические и временные варианты этих отношений. Так, Венеция создала собственную торговую империю и довольно поздно перешла к покорению территории дальше на континенте. Польские вельможи препятствовали росту городов, а Париж (несмотря на все бунты) преданно служил французской монархии.

Возвращаясь к нашей диаграмме капитал—принуждение, опишем в общих чертах несколько разных европейских ареалов (рис. 2.7). По принятым для данной диаграммы параметрам польское государство нужно расположить в области избыточного принуждения и недостатка капитала, в действительности же оно находилось накануне снижения концентрации и того, и другого, поскольку вельможи присвоили себе значительную часть и капитала, и принуждения. В начале своего существования скандинавские государства находились в области значительной концентрации принуждения, но со временем продвигались к более высоким уровням контроля над концентрированным капиталом. Небольшие немецкие государства, итальянские города–государства и Голландская республика, напротив, начали рассматриваемое движения в условиях значительной концентрации капитала, но при слабых, нерегулярных вооруженных силах и только постепенно перешли к регулярному, концентрированному военному истеблишменту.

Рис. 2.7. Предположительные траектории развития различных государств

Положение городов относительно разных по значению рынков (международных, региональных, местных и т.д.) примерно соотносилось с их размерами и демографическим влиянием на прилегающие (пригородные) территории, зависящие от них экономически, уровнем накопления капитала и их способностью создавать и контролировать сферу влияния. Эти факторы, в свою очередь, оказывали значительное влияние на сравнительную привлекательность разных городов как источников капитала, необходимого для создания армии и формирования государства, на самостоятельность их правящих классов относительно будущих или имеющихся создателей государства и на развитие их представительных институтов. Чем выше было рыночное положение города (в среднем), тем больше возможность, что городская олигархия в отношении национальных правителей выступала как безусловно равноправный партнер с широким представительством.

Соответственно большие торговые города и города–государства могли оказать более действенное сопротивление вмешательству национального государства, чем города в преимущественно аграрных районах. Чаще всего национальные государства приобретали действительный контроль над большими торговыми городами тогда, когда они начинали терять свое господствующее положение на международных рынках. Но и тогда важные торговые города могли встроить в государственный аппарат больше структур муниципальной власти, чем местные или региональные центры, и изобилие такие городов обычно замедляло формирование национального государства. С другой стороны, в отсутствие наличного капитала правители создавали громоздкие аппараты для выдавливания необходимых ресурсов у сопротивлявшихся граждан.

Так (при некоторых важных исключениях), протестантская Реформация сосредоточилась в поясе европейских городов-государств и поначалу стала базой сопротивления власти централизовавшихся государств. Исключение составляли католическая Северная Италия, где Римская церковь всегда оставалась самой влиятельной, а также протестантская Богемия и Венгрия, — безусловно, сельскохозяйственные ареалы, где однако задолго до Реформации сложились популистские разновидности христианства. Во многих странах, особенно в Англии и северных странах, правители сами продвигали и принимали некоторые собственные разновидности Реформации, обеспечивая широкий государственный контроль над религиозными учреждениями и тесное сотрудничество клира и светских чиновников в местной администрации. В других местах (Нидерланды) протестантство стало привлекательной доктринальной базой сопротивления имперской власти, прежде всего власти, провозглашавшей божественное происхождение королевских привилегий. Правители перед лицом протестантизма имели три возможности: принять его, поглотить или бороться с ним.

Внутри Священной Римской империи разделение на официально протестантские и католические княжества и опасность того, что (преследуя династические цели по религиозным соображениям или в поисках основы сопротивления) правитель переменит веру были постоянным источником разногласий в XVI в. Вестфальский мир, положивший конец Тридцатилетней войне в 1648 г., предусматривал, что всякий правитель, переменивший веру, лишается прав на корону. Так что религиозные противоречия сохраняли свое значение для внутренней политики европейских стран, но перестали быть поводом к войне.

В целом, большие государственные церкви (протестантские, католические или православные) появились там, где само государство в процессе создания крупных вооруженных сил создавало большие гражданские или военные бюрократии. Население в ареалах концентрированного капитала обычно сопротивлялось насаждению предписываемого государством свыше культа так же успешно, как раньше успешно сопротивлялось развитию национального государства.

Лондон и Англия — представляют собой пример противодействия теоретически постулируемому противостоянию деятельности капиталистов и власти государства. В Англии, несмотря на наличие громадных торговых городов, сравнительно рано сформировалось значительное государство, и оно поддерживало господствующую государственную церковь даже до XIX в. Отметим, однако, существенные отличия английского опыта. Монархия здесь получила широкую власть еще до того, как Лондон стал большим интернациональным центром, в этом отношении Англия больше напоминала Скандинавию, чем Нидерланды. Благодаря, впрочем, родственным, торговым и финансовым отношениям лондонские торговцы имели тесные связи с аристократией и джентри; Лондонский Сити имел прямое представительство в парламенте и через Гильдию (Livery) полунезависимый голос в делах короны. Этим Англия напоминала скорее Нидерланды, чем Скандинавию. Начиная с XVII в. королевская власть все больше ограничивалась представительным учреждением лендлордов и буржуазии — парламентом. Таким образом, Англия прошла некоторый исторический путь по обоим главным путям формирования государства.

Формы государства

Из опыта других ареалов известно, что переговоры по поводу предоставления необходимых для ведения войны средств оказывают большое воздействие на складывающиеся формы представительства. В Португалии, где королевские доходы очень зависели от торговли с другими странами, мы находим самые разные представительные институты, кроме широкого участия в переговорах лиссабонского городского самоуправления. В королевстве Арагон XVI в. в таком же положении по отношению к короне находилась Барселона: влиятельный здесь Consell de Cent мог в обход наместника короля обратиться напрямую к королю в Мадриде, но этот орган не имел достаточно власти, чтобы управлять всем Арагоном, ни тем более всей Испанией. В Кастилье большую власть имели Кортесы, будучи инструментом крупных землевладельцев и восемнадцати городских олигархов. В целом же сами институты городской власти становились частью государственных структур чаще там, где сильнее была власть капиталистов.

Государства, где командные посты были в руках капиталистических и буржуазных институтов, имели больше преимуществ, в случае если надо было быстро мобилизовать капитал для дорогостоящей войны. Но они оказывались в уязвимом положении перед отзывом капитала или в связи с требованиями коммерческой защиты. Все издержки и преимущества господства капиталистов можно проиллюстрировать на примере Голландской республики (Dutch Republic). С одной стороны, голландцам было легко собрать средства для ведения войны: самый быстрый способ — занять у своих богатых граждан. Больше времени требовалось, чтобы собрать эти средства через налоги на продажи (всего — от слоновой кости до спиртного) и таможенные пошлины (Hart, 1986, 1989a, 1989b; Schama, 1975). Голландцы справлялись с этими задачами, не создавая большой постоянной государственной структуры. Громадный голландский флот, включая собственные флоты Ост–Индской и Вест–Индской компаний, можно было быстро превратить в грозную силу. Но республика могла вести войну (или предпринимать другие решительные действия) только если большие провинции (в особенности Голландия) соглашались платить, а они часто отказывались. Военные преимущества таких государств проявлялись в зависимости от типа военных действий: оказалось, что эти преимущества были велики в случае морской войны, они были меньше в случае применения артиллерии и кавалерии и оказывались постоянной помехой для тактики ведения войны большими армиями.