Засада на призрака - Сергей Васильевич Самаров

— Я понимаю вас, Юрий Антонович.

— Еще… Генерал просил меня ничего тебе о своем звонке не рассказывать… Так что ты, когда будешь ему звонить, не проговорись, чтобы он меня, старика, за болтуна не принял. Будь уж так добр… — Полковник, кажется, собрался пустить по щеке старческую слезу.

Это Бармалееву очень не понравилось. Он вообще был начисто лишен сентиментальности и признавал это право только за женщинами.

Получив от Маровецкого разрешение идти, он отправился в солдатскую столовую, перед которой батальон выстроился по команде начальника штаба. Подполковник отозвал майора жестом в сторону.

— Вот что, Николай Николаевич, я должен сейчас выполнить поручение генерала Сумарокова и нашего комбрига, а ты пока займись устройством батальона. И еще отпусти со мной старлея Соловейчикова. Я обещал его комбригу предоставить для обучения одному удару, которому он раньше Яшу Кренделя обучил. Но это сделаю чуть позже. А пока с собой заберу. Он мне нужен. Так что, если вдруг комбриг что-то спросит, ты прикрой меня.

— Сделаю, товарищ подполковник. А Соловейчикова сейчас можно в офицерской столовой найти. Он только что в нее вошел.

Кивнув в знак благодарности, Бармалеев прошел в офицерский зал столовой. Старшего лейтенанта Соловейчикова он увидел сразу в конце очереди в кассу. Поднос Олега Николаевича был еще пуст — ничего себе взять пока еще не успел. Повинуясь знаку комбата, старший лейтенант покинул свое место в очереди.

— Не успел ты позавтракать, не обессудь уж, я тоже не успел, но ничего — только стройнее станем. Хотя тебе стройнеть вроде бы и ни к чему, — подполковник чуть отстранился, оглядывая фигуру командира саперного взвода, — не баба. Это моя Тамара из-за каждого лишнего килограмма расстраивается. Сейчас со мной поедешь, по документам на твое имя купим мне телефон и симку для связи с Сумароковым. Только никому про это ни слова.

— Понял, командир, — ответил старший лейтенант. — Пару минут, я только взвод предупрежу, что буду отсутствовать. Задание дам.

— Назад я тебя привезу, ты сразу в столовую отправишься, а потом и к комбригу. Научишь его тому же удару, которому старшего сержанта Кренделя научил… и потренируешь слегка… до седьмого пота. Чтобы старику неповадно было у молодых учиться. Все понял?

— Понял, командир. Ждите меня в машине. Я мигом.

Бармалеев еще зашел в казарму, проверил и первый и второй этажи, где жили бойцы, выслушал доклад дневального — бойца учебного взвода, состоящего из солдат-срочников, которых не брали с собой туда, где идут боевые действия. Этот взвод был оставлен на месте постоянной дислокации с задачей сохранять порядок в казарме и заниматься в соответствии с составленным планом в составе соседнего батальона, проживающего в той же казарме, только занимающего два верхних этажа.

И лишь после этого Бармалеев направился в сторону гаража, где и оставил при отъезде свою старенькую «шестерку». Машина пробежала уже сто восемьдесят с лишним тысяч километров без аварий и, благодаря тому, что усилиями капитана-завгара в машине Бармалеева перебрали двигатель, могла проехать еще столько же.

Около машины его уже дожидался Соловейчиков вместе с капитаном-завгаром, который и передал Бармалееву ключи от машины. Соловейчиков сел на переднее пассажирское сиденье, и дежурный по КПП услужливо распахнул перед машиной подполковника ворота…

Покупка телефона и sim-карты много времени не отняла, благо салон сотовой связи находился практически рядом, стоило только за угол свернуть, а потом еще раз через тридцать метров повернуть налево, на улицу Героев Подпольщиков.

Бармалеев пожелал купить самый простой кнопочный телефон, но Соловейчиков вовремя сообразил, что ситуация может сложиться так, что придется пересылать фотокопию какого-нибудь документа или даже фотографию, и тогда придется покупать дополнительно смартфон. Доводы командира саперного взвода подействовали, и Бармалеев купил один из дешевых китайских смартфонов.

Как и обещал, подполковник довез старлея до проходной, а сам собрался ехать дальше, в Москву. Домашний адрес генерал дал ему раньше вместе с номером второго телефона.

* * *

Полковник Курносенко долго ворочался на кровати и все никак не мог уснуть. Его беда сводилась к тому, что он никак не мог решиться на применение своих навыков каратиста — а ведь он был обладателем черного пояса в стиле киокушинкай. Он не сомневался в своих навыках, но, главное, он никак не мог решиться на время проведения побега. Однако, зная себя, Курносенко был уверен, что чем дольше он откладывает побег, тем труднее ему будет на него решиться. И пришел к выводу, что лучше всего ему будет бежать нынешней ночью. Телефона у него не было, его мобильник лежал на рабочем столе генерал-полковника Сумарокова, следовательно, позвонить он никому не мог и на помощь рассчитывать не стоило. Но вот часы у него не отобрали, и во времени он ориентироваться мог. Это уже был большой плюс. И Курносенко решил воспользоваться хотя бы этим преимуществом. И потому вечер провел, сидя рядом со входом в камеру, прислушивался к шагам за дверью. Он желал выяснить, через какое время происходит смена часовых, а то ведь и на непредвиденное вмешательство со стороны сменного часового и разводящего нарваться недолго. Но часового у двери его камеры никто сменить не спешил, хотя тот зевал часто, продолжительно и громко. Похоже было, что дежурить будет этот же часовой всю ночь. Да и самого Курносенко он устраивал как объект для нападения: высокий, сутулый, с худой шеей.

«Часового сменили только около семи, но ненадолго. В столовую отправился», — сообразил Курносенко. Потом тот же часовой принес ужин. Время было начало восьмого.

— Что так поздно? — спросил полковник. В ответ часовой пожал плечами и сказал на ломаном, но все же понятном русском языке:

— Как мне принесли, я сразу…

Радовало уже то, что он знает русский язык. Это давало возможность чего-то добиться, потому что Аркадий Дмитриевич знал только отдельные арабские слова.

— Тебя предупредили, что я ночью каждый час в туалет бегаю? Болезнь такая — простатит называется, — соврал Курносенко. В действительности у него не было никакого простатита.

— Болеть — плохо… — сказал часовой.

В первый раз он попросился в туалет в двадцать два сорок. Во второй раз в половине первого ночи. А в третий раз — уже пятнадцать минут третьего. И едва дверь открылась в третий раз, как полковник вышел, развернулся и сразу нанес удар ногой часовому в худую шею. Но часового развернуло совсем не в ту сторону, в которую рассчитывал Курносенко. А тут еще часовой оказался чрезвычайно живучим. Он судорожно пошевелил сначала правой ногой, потом правой рукой, а потом попытался подняться на вытянутых руках. Тогда полковник бросился