Тарназариум Архимеда - Спейсер Кацай

— Приводили ли они доказательства своего знакомства с гражданином США Эндрю Барбикеном?

— Ну… Они такие вещи рассказывали, про которые знал только Андрей. И я от него.

— Раньше вы никогда не встречались с гражданами США Симоном Арданяном и Ником Хастоном?

— Нет, нет! Я с ними всего неделю назад познакомилась.

— Вы уверены в этом?

— Простите, тов… Уважаемый. Хотя я и удивлена обстоятельствами нашей беседы, но нахожусь в состоянии здравого ума. И полной памяти.

— Не хамите, барышня. Вы находитесь не в том учреждении, где это поощряется. Почему вы отдыхаете именно в Судаке?

— Н-ну… Климат здесь. Сын у меня болеет, Вовка. Врачи именно эти места посоветовали.

— А не накладно ли при зарплате секретаря-машинистки?

— А я и тут подрабатываю. Переводами. Фининспекция, кстати, об этом уведомлена.

В голосе Элен — Тресилова? — проскользнули нотки облегчения: наверное, какие-то недоразумения с финансовыми органами. Сейчас разберутся, все выяснится и она к Вовке побежит. Но не тут-то было… А Симон в это время отметил, что про Кондратюка Элен вообще ничего не сказала. Хотя это именно он второе лето подряд привозил Барбикен в Крым. Нашел для нее уютную недорогую квартирку, сам заботился о постоялице и часами возился с Вовкой. Неужели белогвардейская эпопея Жоры выплыла наружу? Однако через несколько минут Арданьян понял, что это не так. А местами даже совсем наоборот.

— Фининспекция, говорите, — скрипнул голос Тресилова. — Ну-ну…

— Послушайте, уважаемый. Я не понимаю предмета нашей беседы. Живу я совершенно открыто и…

— Открыто, говорите? Ну-ну. Не понимаете, значит? Так-так… Где вы находились в сентябре прошлого года?

— В сентябре?.. Ах, да! В Харькове. Нас обязали пройти курсы украинского языка и хотя мне это… В общем, приказ есть приказ.

— Не встречались ли вы в это время, находясь в городе Харькове, с упомянутыми мной гражданами США?

Симон насторожился. Ему показалось, что и Хастон немного напрягся. В сентябре двадцать третьего они действительно посещали столицу советской Украины. Или в октябре?… Впрочем, разница небольшая. Именно тогда они почти полностью удостоверились в том, что Эндрю погиб. Но до встречи с его вдовой оставалось еще больше полугода. В двадцать третьем же о ее существовании они вообще ничего не знали. Вот и Элен это подтверждает:

— Я уже объяснила вам, что познакомилась с ними лишь неделю назад.

— А как же тогда вы объясните показания Терновского Владислава Мстиславовича…

— Владика?..

— …преподавателя, упомянутых вами, курсов, члена литературного объединения "Плуг", о том, что в сентябре прошлого года на его квартире вы встречались с членами англо-американской экономической делегации Ником Хастоном и Симоном Арданяном. Во время встреч вы вели с ними разговоры контрреволюционного содержания и осуждали проявления голода в Поволжье. Хотя никакого голода не было, а была борьба за коммунистические методы хозяйствования на селе. Во время последней из встреч, вы, Барбикен Елена Николаевна, передали вышеупомянутым американским гражданам пакет с документами, содержание которых Терновскому Владиславу Мстиславовичу неизвестно. Однако он утверждает, что вы с Хастоном и Арданяном оговорили возможность последующих встреч в районе крымского побережья.

— Бред! — вырвался голос Элен из несуществующей реальности, и Симон был полностью согласен с ней в этом.

Тресилов, впрочем, отнесся к этому иначе:

— Бред, говорите? Эх, гражданка Барбикен! Настоящий бред состоит в том, что человек, женщина, которой советская власть простила ее классовое происхождение, ее неразборчивое замужество, обеспечила работой и нормальными условиями существования, пошла на сотрудничество с агентами мирового империализма. В прямом смысле этого выражения. Поскольку и господин Арданян, и господин Хастон, являются агентами американской разведки. Уполномоченные органы наблюдают за ними уже несколько лет. Еще с тех пор, когда эти мистеры, под прикрытием миссии Нансена, начали по Поволжью ездить. И не делайте круглых глаз!.. Все это известно вам гораздо лучше, чем мне. Недаром вы тут, в Судаке, постоянно по немецкой слободе бегаете. Ну, ничего! Разберемся. А вам все доказательства вашей подрывной деятельности сегодня же предъявят в республиканском ГПУ, куда мне приказано вас препроводить.

Симон одной рукой зажал рот, чтобы случайным вскриком не сорвать гипнотический сеанс, а кулак второй сжал до побеления пальцев. Как же ловко все получается! Ведь действительно и на Поволжье во время голода они с Нансеном работали, и Харьков посещали, и в Гременце про Элен расспрашивали, и в Судак — район крымского побережья! — приперлись… Но… Но зачем же нужно в таком виде представлять их поездки этому… этим… Тихое бешенство Симона грозило перерасти в громкое.

Окаменевший Ник, очевидно, тоже ощущал нечто подобное. Это было заметно по его заострившемуся лицу и по тому, с каким трудом начала раскачиваться детская панамка. Только вот костяшки пальцев у негров не белеют и нельзя гипнотизерам чувствам поддаваться. Никак нельзя.

Поэтому, пока Тресилов рвущимся голосом Элен умолял Хастона отпустить его… ее… к сыну, Ник попробовал еще глубже опуститься в мутные глубины чекистской памяти.

— Успокойтесь, Петр Васильевич, успокойтесь. Все хорошо. Все идет, как надо. Ведь вы уже отправили Барбикен в Симферополь? Отправили?

— Да. Под конвоем.

Симон представил, сколько сил нужно Хастону, чтобы не сорваться.

— А когда вы про нее узнали? Когда, Петр Васильевич? Расскажите. Ведь вы очень хотите мне обо всем рассказать.

— Если хочешь алычи, то давай сюда кричи! — внезапно взвизгнул Тресилов тонким бабским голосом с татарским акцентом. Даже панамка в руках Хастона вздрогнула. — Если хочешь виноград, рупь отдашь, но будешь рад! Начальник, начальник, покупай виноград! Нигде больше такого не найдешь, от Керчи до Евпатории…

И вдруг — тихий изумленный шелест Элен:

— Петя… Петенька! Трясило! Боже мой, Петя!.. Да как же это… А дядька Василь говорил…

— Гражданка! Гражданочка! Отойдите. Отойдите, я вам говорю! Какой Трясило? Какой дядька Василь? Моя фамилия — Тресилов. Тресилов моя фамилия! Обознались, гражданочка…

— Не может быть! Вы же из Гременца? Я с отцом вашим хорошо знакома была. И вас помню.

— Какой такой Гременец? Первый раз слышу. Никогда там не был, никогда!

Вовкина панамка таки упала на землю.

— Вы устали, Петр Васильевич! Очень устали. Вам хочется спать. Вы засыпаете… Засыпаете…

А Трясило-Тресилов, уже лежа на песке, все продолжал шептать немеющими губами: