Ученик пирата (ЛП) - Брайсленд В.

— Т-ты считаешь меня умным?

Ее губы двигались без слов, а потом она объяснила:

— Ты прожил любопытную жизнь, так что способен думать. И выживать, — она опустилась на пол рядом с ним. Ник представил, как она делает это в платьях, которые, скорее всего, носила каждый день, и это зрелище точно было очаровательным с окружающими ее юбками и золотистыми волосами, ниспадающими по спине. Но сейчас в наряде пирата и с волосами, скрытыми под кепкой, она выглядела как мальчишка, или как Инжиния в наряде мальчишки для одной из пьес синьора Артуро. — Думаю, мне нужно научиться сильнее доверять твоим инстинктам.

Это было почти как извинение от нее. Он кивнул.

— Спасибо.

— Я думала, те люди тебе дороги, — сказала она. — Они обожают тебя.

— Они дороги, — тихо возразил он. — Я просто переживаю… переживаю, что из-за меня им будет плохо. Я не смогу с этим жить.

Она молчала мгновение.

— Моя мама отправилась к богам девять лет назад, мне тогда было восемь. Она стала после этого являться мне во снах. Порой все еще является. В этом нет ничего странного. Мне снится, что я иду на завтрак, и она сидит за столом, ест рыбу с оливками, словно это обычное дело. Во сне я говорю ей, что у меня был сон, что она умерла, и она смеется и гладит меня по голове, — Дарси вздохнула. Ее голубые глаза смотрели вдаль. — Когда я проснулась и обнаружила, что ее нет, что она не вернулась, это было худшее утро в мире.

От печали в ее голосе Нику захотелось коснуться ее руки, но он не знал, будет ли она рада такому жесту.

— Мне жаль.

Может, он выдал себя мелкими движениями, или она ощутила его доброту и хотела утешить, потому что она обвила его пальцы своими.

— Ты, Никколо, живешь в мечте. Ты нашел друзей живыми и почти не пострадавшими. Хотя, — призналась она, — та, что одета как ребенок, в рыданиях сорвала голос, — она сжала его ладонь. — Лена и Муро дали тебе дар. Отворачиваться от друзей — позорить богов.

Тепло ее ладони заставило его сдаться. Он не привык к такой доброй стороне Дарси, и от этого ему показалось, что он совершил ужасное.

— Я переживаю, — медленно сказал он, взвешивая каждое слово, — что мое проклятие накличет на них беду хуже этой.

Дарси пожала плечами.

— И что? — это было больше похожим на то, что Ник привык получать от нее. Она вдруг улыбнулась. — Ты придумаешь выход для всех нас, да? — она убрала руку и встала на ноги. — Так я впущу их, или ты дальше будешь сидеть в истерике?

— Я не в истерике! — возмутился он и слабо рассмеялся. — Такое мои хозяева не потерпели бы, так что я никогда так не делал.

— Оно и видно, — отметила Дарси. Она склонилась и отряхнула штаны. — Когда захочешь узнать, как закатывать истерику, спроси у меня. Я покажу тебе, как топать, дуться и визжать как профессионал. Не смейся. Мои слуги рассказали бы тебе такое, что твои волосы встали бы дыбом. О, иди сюда, — Ник встал, и она приблизилась, чтобы дотянуться до его головы.

— Я… эм… — Ник смутился и уклонился.

— Твои волосы торчат… по бокам, — она попыталась пригладить пряди и убрала руки, дав ему разобраться с ними самому. — Вот, — сказала она, когда он стал выглядеть лучше. — Ты красивый.

Они стояли лицом к лицу, и Ник ни разу не был так близко с девушкой, еще и юной леди. Он не мог пошевелиться, был напряжен. Он должен был что-то сказать? Что-то сделать? Он не знал. Она тоже замерла и не хотела смотреть ему в глаза, но и не могла отвести взгляда. Они долго стояли без движения.

А потом Максл кашлянул и напомнил им, что еще был там, и напряжение растаяло. Они отошли друг от друга и расслабились.

— Красивый, по сравнению с тобой, — сказала Дарси и тут же покраснела.

— Ах… можешь открыть дверь, Максл, — Ник закашлялся, а его друг послушался. Дарси отошла за остальных, которые без приглашения ворвались в каюту капитана. Но даже с тем шумом и радостью вокруг Ник про нее не забывал.

Воссоединение вызвало больше слез труппы, чем Ник считал возможным. Конечно, любой достойный актер умел плакать, так любили говорить Артуро. Но Ник был почти уверен, что их слезы могли создать море не хуже того, по которому они плыли. Синьор Артуро потрепал его волосы и назвал его молодцом за их спасение, а синьора прижала его к своей большой груди и не хотела отпускать. Пульчинелла села у его ног и стала чинить его плащ, а Нейв поискал в шкафах вино и объявил о празднике. Инжиния слушала каждое слово Ника, сжимала тревожно платок и успевала хлопать ресницами в сторону Максла, хотя он дважды понял ее не так и предложил мятный настой от боли в животе. Чудо-ребенок, пока все говорили, мило упала и развлекала их пантомимой. Как и сказала Дарси, Чудо-ребенок сорвала голос в рыданиях и это (может, и не печально) не позволяло ей петь.

Труппа обрадовалась еще раз, узнав, что сундук с почти всеми их костюмами и реквизитом уцелел. Они потеряли все холсты с пейзажами, почти всю краску для лиц и личные вещи, но новость, что сундук Легноли уцелел, обрадовало их.

Ник постепенно смог разобрать, что они считали его давно мертвым, единственным из труппы погибшим от рук пиратов. Их согнали на лодки и доставили на «Слезы Корфу», пока Ник спал сверху, незамеченный. Всех, кроме Чудо-ребенка, и она видела, как капитан Кси прижимал меч к Нику. Они не знали, что «Гордость» взорвалась, ведь все время провели в темной тесной каюте почти без воздуха, еды и с одним горшком на всех.

— Я выступал там, где удобств было меньше, — пошутил Арманд, и все рассмеялись над шуткой, хотя синьора Артуро только сильнее заплакала.

Когда рассвет стал краснеть на горизонте, Нейв храпел на стуле у стола, Чудо-ребенок устроилась на грязном матраце. Синьора Артуро уснула, устав, в кресле у стола капитана, Пульчинелла похрапывала у ее ног. Инжиния давно перестала играть с Макслом, он не заметил ее комментарии о его мышцах во время поднятия сундука с костюмами из воды. Она решила поспать в углу. Только синьор Артуро и Ник не спали, и они вышли из каюты и прошли по палубе. Максл за ними рявкал приказы оставшимся из команды Макаки, готовя корабль к отплытию. Они не задавали вопросов. Один из них посвистывал, работая, добавляя веселья рассвету.

— Мы все готовы помочь, — сказал Арманд, похлопав парня по спине. — Так что работников хватит.

— Я не могу просить об этом.

— Почему? — спросил актер. — Мы не боимся труда. Ты это знаешь.

— Знаю. Я не хочу, чтобы вы… — Ник покачал головой. Он не хотел завершать предложение. Он не хотел, чтобы труппа трудилась из-за беды, которую он на них навлек. Сколько бы раз это ни говорили, Ник не мог прогнать убеждения, что его проклятие все это устроило. — Я знаю, вы мне не верите, — начал он снова, — но что-то во мне приносит беды людям. Во мне какой-то изъян. Я не знаю, дело в моем рождении или… — Ник недовольно вздохнул. — Я боюсь даже стоять рядом с вами, синьор! Птица рух может прилететь и забрать вас. Морской монстр может проглотить корабль целиком.

— Вряд ли, — отметил Арманд. — И, парень… ох, не стоит тебя так звать. Ты столько всего достиг, так что ты больше мужчина, чем я.

Солнце поднималось, и вода сияла от света, бегущего по ряби в их сторону.

— Я этого не хотел.

— Было бы глупо хотеть такие ужасы. И я рад, что ты не дурак, — синьор Артуро смотрел на море, а потом тепло взглянул на Ника. — Но это случилось, и это теперь часть тебя.

— Как Дрейк, — слова были горькими во рту Ника. Его господин приподнял брови, и он объяснил. — Я не думал, что буду как он. Он стал частью меня, и когда я открыл рот перед Макакой, он выбрался.

— Это игра, сынок.

— Вы не понимаете, — посвистывающий мужчина, пока тер палубу, повернул голову от повышенного голоса Ника, хотя не знал язык достаточно, чтобы понимать. Он чуть улыбнулся, кивнул с уважением новому капитану и вернулся к работе. — Я не притворялся. Я был им. Говорил как он. Думал как он. Даже двигался как он, а не как я.

— Это и есть игра, — сказал эксперт. Арманд отодвинулся к борту и глядел на Ника. — Когда ты прибыл к нам, стоял за кулисами и запоминал каждое слово моих пьес, я задумался, что у тебя может быть дар. В этом был бы смысл. Ты всю жизнь стоял в стороне и смотрел, да? Было бы глупо не уловить то, что делало твоих хозяев особенными. Значит, ты смог бы даже изобразить Арманда Артуро, короля актеров! — Ник стал думать о том, что замечал у господина, и Арманд уловил это. — Хотя не надо. Зеркало правды может потрясти такую душу, как я.