Алмаз темной крови. Книга 1 - Лис Арден

— Стоит. Глисты на юге — как ревматизм на севере. И как этот настой называется?

— Вода жизни.

В этот момент их незастольный разговор был прерван призывом акробата уделить должное внимание его стряпне; дважды просить не пришлось никого, а вот добавки, как всегда, не хватило. После обеда бросили жребий, кому мыть посуду. Лорка — тоже как всегда — смухлевал, его поймали и отправили на берег недальней речушки с котлом и мисками искупать вину. Когда же солнечные лучи стали заметно мягче и немного посвежел воздух, артисты вновь тронулись в путь.

Верхом ехали только Лорка и Рецина, остальные устроились в повозках, раскрытых по-прежнему.

Разговор вертелся вокруг предстоящих выступлений в Эригоне и периодически возвращался в событиям в замке Гэлвинов, теперь уже недельной давности. Рецина отпускала рискованные шуточки по поводу панического бегства силача Орсона из замка сразу же после окончания праздника — к бедняге с самого начала праздников приставал некий одайнский вельможа с сомнительной репутацией, одним видом своих напомаженных локонов доводя его до паники… Синеволосая амазонка сначала советовала Орсону в другой раз как следует отхлестать прилипалу вожжами, а потом посадить его голым задом в муравейник, и тут же выражала сомнение, не воспримет ли тот сии действия как новый изысканный способ порочного наслаждения. Орсон только отплевывался.

Лорка, от мытья посуды несколько посмурневший, вступил в разговор не сразу и возможно поэтому его вопрос обратил на себя общее внимание.

— Да, я так и не понял, что это за высокородная сосулька выручила Амариллис? Что, очередной эльфийский поклонник?

— Вроде того, — ответил Арколь.

— Ничего себе… Ах вот оно что… а я-то думал, откуда это ты такая встрепанная вернулась… Я ведь тебя не намного опередил, уж очень занятные у господина барона племяшки оказались. Ну и как он тебе?

— Слушай, ты, рыжая отрава, — и Амариллис повернулась лицом к вопрошавшему — если не отстанешь, я попрошу Рецину, и мы вместе посадим тебя в короб к глуздам. Они с удовольствием послушают про бароновых племяшек.

— Что, неужели все так серьезно? — ничуть не смутившись, спросил Лорка.

Ответа не последовало.

— Так я и думал, — и, ловко увернувшись от нацеленного ему в голову яблока, неутомимый искатель приключений на рыжую голову добавил: — Эй, я рад за тебя, плясунья…

Поздним вечером, почти ночью труппа остановилась на ночлег. За околицей одной из еще одайнских деревень (восточная граница княжества проходила как раз по берегу Каджи, до которого собирались добраться не позднее чем через три дня) оказался большущий фруктовый сад; быстро поладив со сторожем при помощи фляги вина да пары-тройки позвякивающих металлических кружочков, Лиусс настойчиво посоветовал всем укладываться спать, выпустил из короба соскучившихся глузд и отправился в свой возок.

День был жарким, артисты приустали и поэтому вскоре все — даже Лорка — мирно почивали. Все, кроме названных брата и сестры.

Арколь сидел на толстой войлочной подстилке, по неискоренимой шаммахитской привычке скрестив ноги и свесив кисти рук с колен, Амариллис устроилась рядом. Они сидели молча, изредка встречаясь взглядами и явно не зная, с чего начать разговор. Первым не выдержал Арколь.

— Помнится, ты как-то сказала, что на правах старшего брата я могу спрашивать тебя о делах сердечных. Кажется, это именно такой случай. Что произошло, Амариллис? Ты не без изящества отвела нам глаза, в красках рассказав о подлости Ливайны — клянусь дланями Вседержителя, при первой же встрече я заставлю ее шлепнуться в самую глубокую и грязную лужу! Поступок лорда Лотломиэль был действительно красив… хоть картину пиши… поэтому никто не удивился тому, что для выражения благодарности тебе понадобилась целая ночь.

— Тогда в чем же дело?

— А вот в чем. Во-первых, в следующий раз предупреждай… хоть как-нибудь. Добро, вслед за тобою в замок отправился Лорка, не миновав все того же мажордома и не забыв послать мне весточку. Иначе я бы решил, что с тобой опять сводят старые счеты ревнивые дамы и не стал бы мешать Орсону разнести все великолепие Гэлвинов к растакой-то матери, как он выражается. И тебе бы все испортили, и хозяина бы потревожили. А во-вторых, если я рядом, необязательно пить венонину горчуху, она может спровоцировать сильное кровотечение.

— Ты что, и этому учился?!

— Представь себе, да. Учитель настоял на полном курсе медицины… как всегда, не зря.

— Хорошо, брат Арколь, — немного помолчав, серьезно сказала Амариллис, — твои советы приняты. Это все?

— Нет, не все. Лорка, конечно, болван («Сам ты болван» — подумал про себя младший Бреттиноро, вовсе не думавший спать и навостривший уши с самого начала разговора брата и сестры) и несносный остолоп, греющий уши чужими словами (покрасневший как спелый южный помидор, Лорка высунулся из возка и, сказав, что нечего разводить душещипательные беседы возле пытающихся уснуть сотоварищей, плюхнулся на свое место и накрыл голову подушкой, твердо решив не услышать более ни слова) — но ведь он прав, Амариллис. («Еще бы не прав» — пробурчал себе под нос вольтижер…) Мне показалось, что вы встречались и до выступления.

— Если это можно назвать встречей, то да. Помнишь, в последний день выступлений я уходила на Быстрицу, простирнуть бельишко? Так он как раз тогда возвращался в свои благословенные леса, собрался переходить речку, а мне… ну, в общем, я чихнула.

— Клянусь каменными клыками Краглы, хотел бы я это видеть! Он принял тебя за лешачиху?

— Да ну тебя. Он подскользнулся от неожиданности и свалился в воду.

— Постой, попробую догадаться, что было дальше. Ты не упустила возможности повеселиться на его счет и принялась распевать свои глумливые песенки.

— Угадал. Он тогда страшно разозлился, пришпилил меня за рукав к иве… идет, весь мокрый, с волос вода ручьями… и так спокойненько сулит мне трепку. Только потом почему-то передумал и полез целоваться. Нахал остроухий.

— Эй, поосторожнее насчет ушей, — и Арколь погрозил сестре кулаком.

— Ну вот. Я сначала, конечно, изумилась — их светлости нас обычно за ровню не держат, а у меня еще и прадедова темная кровь вылезла… — чего это он, с ума сошел, что ли?! От холодной воды в голове помутилось?! А потом… Знаешь, Арколь, пока он меня целовал… я простила жизни все — и свою половинку Свияра, и маму с папой, и братьев… и мерзкий трюм, и пиратские щупанья, и страх, и боль, и все, все… Однажды аш-Шудах сказал мне, что судьба не любит быть в долгу и всегда расплачивается… и не скупится.