Дочь вампира - Михаил Ладыгин

— Не увлекайтесь, — предостерёг я. — Если они заподозрят, что вы играете мне на лапу…

— Знаю, — тоскливо отмахнулась Настя. — Можете не стращать. Буду осторожной.

— Вот и славно, — я не удержался, погладив девушку по мокрым волосам.

Потом мы пили чай болтая о пустяках. Я заметил, что во время разговора Настя несколько раз становилась задумчивой. Её мучили какие-то сомнения, но она не соизволила поделиться ими со мной. Я же не стал её расспрашивать, полагая, что ей и самой хорошо известно, когда надо пооткровенничать. Ещё я понял, что из жителей Болотова она больше всех недолюбливает Мотрина, которого считает самым хитрым и подлым. Мне пришло в голову, что тут не обошлось без домогательств с его стороны. Эту тему я тоже предпочёл не развивать.

Вскоре Настя нехотя поднялась и отправилась отчитываться Фролу Ипатьевичу, а я закурил трубку, после чего предался невесёлым размышлениям. Примерно через час послышалось тарахтение мотоцикла. Взглянув в окно, я увидел стоящего у калитки Мотрина в бесформенном милицейском плаще с капюшоном, какие выдавались постовым в пятидесятые годы.

Этого в дом не пригласишь. Пришлось подниматься, чтобы встретить посетителя на крыльце. Даже не поздоровавшись, он сразу же принялся орать на меня, криком заглушая собственный страх.

— Что это за бомбы вы ночью взрывали тут? Вы часом не террорист? Покажите-ка мне ещё раз ваши документы.

— Опомнитесь! — охладил я пыл милиционера, — и прекратите орать. Вы забыли, что мой пёс не терпит истерик. На кой ляд вам мои документы? Если они даже и фальшивые, то здесь всё равно нет ни одного эксперта. Хватит ваньку валять.

— Как вы со мной разговариваете! — возмутился Мотрин, но я почувствовал наигранность этого возмущения.

Он просто смертельно меня боялся. Ordo est ordinem non gervare20.

— Я с вами разговариваю, как вы того заслуживаете. Повторяю, не прикидывайтесь идиотом. У вас есть телефон. Позвоните своему начальству, наведите у него справки. Думаю, оно быстренько вправит вам мозги, если только они у вас ещё остались.

Однако Мотрин не сдавался. Его визит показался мне актом отчаянья.

— Я должен вас задержать до выяснения. Сдайте оружие, — потребовал он.

— Ещё чего! — гаденько ухмыльнулся я.

Выдернув из кобуры «магнум», я взвёл курок. Барабан, провернувшись, щёлкнул.

— Вы думаете, что делаете? — взвизгнул он.

Всё. Мотрин больше не представлял опасности. Ему следовало попытаться выстрелить первым. Он упустил свой шанс, впрочем, достаточно призрачный! Грозное ворчание заставило милиционера обернуться. Среагировав на проявление враждебности посетителя, Патрик подбирался к нему сзади. Пасть у волкодава была оскалена. Он вздыбил шерсть на загривке и глухо рычал, примериваясь, следует ли только повалить наглеца или же сразу разорвать ему горло.

Грязно выругавшись, милиционер бросился к мотоциклу. Патрик вопросительно посмотрел на меня, но я позволил милиционеру ретироваться. Его время ещё не пришло.

Мотрин никак не мог завести мотоцикл. Каждую минуту он оглядывался, опасаясь броска Патрика, а может быть, моего выстрела. Я не опускал оружия. Пусть понервничает. Наконец над мотоциклом взвилось синее облачко, мотор чихнул, взревел и, разбрызгивая по сторонам грязь, Мотрин уехал. Патрик вернулся к поленнице, а я в дом.

Мне пришла в голову одна занятная идея. Наскоро собравшись и заперев Патрика в доме, я завёл лендровер, вырулил на дорогу. Разбрызгивая грязь из многочисленных луж, я промчался по селу и начал взбираться на холм, через который змеилась заросшая травой дорога. На вершине я затормозил и огляделся.

Внизу, между двумя холмами располагалось Болотово. Отсюда мне отчётливо представились сельский храм, а рядом с ним только что оставленный мной дом с запертым Патриком. С одной стороны к селу подступало поле, заросшее чахлой гречихой, а с другой стороны стоял лес. Я достал бинокль, ещё раз внимательно осмотрел село и его окрестности. Ничего нового. Вздохнув, я отложил бинокль и взялся за руль.

Дорога петляла по краю поля, иногда почти пропадая в луговой траве, иногда сворачивая в лес, где её сразу же обступали кусты бузины или орешника, хлеставшие ветками лобовое стекло автомобиля. Собственно, дорогой её можно было назвать лишь при наличии сильно развитого воображения.

После ряда крутых поворотов колея резко сворачивала в лес, но здесь неосторожного водителя поджидал весьма неприятный сюрприз: после небольшого подъёма дорога уходила в глубокий овраг под углом почти в сорок пять градусов. Если бы я успел затормозить, мне бы вряд ли пришла в голову безумная идея продолжить это сомнительное путешествие. Однако скользнув по мокрой траве, лендровер ринулся вниз. Теперь мне осталось уповать лишь на мощь его двигателя.

К счастью, дно оврага было устлано намытыми водой камнями. Опасаясь какого-нибудь очередного подвоха, я сбросил скорость и медленно покатил к заросшему малинником оврагу. Куда могла вести эта дорога? Ясно, что ею очень давно не пользовались, но глубина колеи недвусмысленно свидетельствовала, что когда-то её эксплуатировали весьма интенсивно.

Я едва не пропустил поворот, чуть не потеряв дорогу. Дело в том, что овраг довольно неожиданно поворачивал влево, и я, естественно, крутанул руль, следуя его причудливым изгибам. Однако краем глаза я успел заметить, что справа кусты малинника как бы расступались. Дав задний ход, я вернулся и увидел, что проскочил почти не оставивший следов выезд из оврага. Больше всего меня сейчас волновало, справится ли мой автомобиль с подъёмом, учитывая, что колея почти совсем исчезла, а ехать приходилось в буквальном смысле «на ощупь».

Лендровер рванулся вперёд и козлиным галопом поскакал по невидимым, но вполне ощутимым кочкам, продираясь сквозь заросли крапивы. Победный рёв двигателя сообщил, что подъём завершился. Порыскав ещё немного в поисках утерянной колеи, я наконец не увидел, но почувствовал, когда колёса автомобиля въехали в две скрытые травой ямы, уверенно направившие его бег вперёд.

Совершив ещё несколько головокружительных поворотов по лесу, я выехал на небольшую полянку. Здесь дорога раздваивалась. Сворачивая влево, она становилась едва заметной, тогда как правый поворот был чётко обозначен глубокими колеями, оставленными колёсами мощных тракторов. Я почему-то решил свернуть влево, но как выяснилось, напрасно. Метров через двести дорога сузилась, превратившись в обычную тропинку, которую так тесно обступали могучие деревья, что выбираться на поляну приходилось задним ходом.

Вновь доверившись колее, я свернул направо и довольно быстро выехал на берег небольшой речушки. Ещё несколько сотен метров — и колея упёрлась в заброшенную мельницу. Крыша её прохудилась, дверь оказалась сорванной, а колесо, когда-то вращавшее мельничные жернова, сгнило и разрушилось. Подворье заросло травой, постройки покосились.