Смертельные друзья - Ник Коулридж

– Хуже не бывает. Она мертва.

Я вдруг почувствовал не горечь, а ярость. Мне хотелось своими руками задушить Микки Райса. В этом не было никакой логики, ведь у меня не было ни малейшего доказательства того, что между смертью Анны и этой пакостью в «Санди таймс» есть хоть какая-то связь, но что-то подсказывало мне, что Микки тут играет не последнюю роль. Какого черта он вылил на нее ушат грязи? Мне не терпелось встретиться с ним лицом к лицу, бросить ему в физиономию, что мне все известно, и посмотреть, как он будет реагировать.

– Сузи, пригласи ко мне Микки Райса.

– Вы полагаете, это разумно? Может быть, отложить разговор с ним до завтра?

– Ты думаешь, я не в себе? Именно потому я и хочу видеть его немедленно. Пока не остыл.

– Имейте в виду, Дельфину нельзя сюда вмешивать.

– Можешь не волноваться. Волноваться следует только за судьбу Микки.

Я слышал, как Сузи дозванивается в кабинет Микки и говорит Дельфине, что это срочно. Через четыре минуты в дверях появился Микки, вырядившийся в черные брюки в обтяжку и черный пиджак от Ямамото. Волосы у него были на тон светлее, чем в пятницу. Впрочем, возможно, это мне только показалось.

– Садись, – кивнул я на кресло возле моего стола.

Что-то в тоне, каким это было сказано, видно, насторожило Микки, потому что он на секунду замешкался, прежде чем бухнуться в кресло.

– Я хочу задать тебе прямой вопрос, Микки, и получить на него столь же прямой ответ. Скажи только – да или нет.

Микки поспешно кивнул.

– Говорил ли ты или не говорил с Кэрол Уайт из «Санди таймс» об Анне Грант?

– Ах ты, боже мой, – протянул он. – Так вот о чем речь.

– Я просил – да или нет. Так говорил ты с ней или нет? Отвечай.

– Нет, не говорил.

– А мне сказали, что говорил. Ты разговаривал с ней из кабинета в пятницу.

– Кто мог такое сказать? А, понятно, моя секретарша, кто же еще. Я ее уволю, она не справляется со своими обязанностями, это любой подтвердит.

– Ошибаешься, – соврал я, – я получил информацию из «Санди таймс». Значит, они тебя процитировали.

– Только в части комплиментов. Послушал бы ты, что другие наговорили! Кэрол Уайт кое-что мне зачитала, я, собственно, потому и согласился ответить на их вопросы, чтобы восстановить баланс. Анна Грант весьма непопулярна, к твоему сведению, хоть мне и неприятно тебе это сообщать, поскольку ты ее друг.

– Вся эта муть – чистейшая, между прочим, клевета, могла пролиться только из недр нашего офиса. И ты это прекрасно знаешь.

– Если ты имеешь в виду меня, тебе лучше взять свои слова назад. Очень многие здесь ненавидят Анну Грант, и скажу тебе как на духу, если бы ни «Светская жизнь», которая подкармливает ее, заказывая портреты знаменитостей и обеспечивая интервью благодаря нашим связям, она была бы ничем. Нулем без палочки.

– Микки, не пори чушь. Тебе отлично известно, что Анна проделывала всю работу сама, от начала и до конца.

– А потом приходилось от начала и до конца все переписывать за нее. Спроси кого хочешь. Я знаю, для тебя и солнце светит из ее задницы, но я могу дать тебе посмотреть ее тексты в том виде, в каком мы их получаем. Целую неделю убиваешь на редактирование.

– Послушай, я не собираюсь обсуждать с тобой ее журналистский талант, как и то, что, кроме твоего, еще два наших журнала печатают ее интервью, и я никогда не слыхал, чтобы кто-то на нее жаловался. Совсем наоборот. Меня удивляют твои контакты с Кэрол Уайт. Ты прекрасно отдаешь себе отчет в том, что это нож в спину журналу. Ты наносишь прямой вред «Светской жизни». Эта публикация оттолкнет от нас людей, которых мы захотим интервьюировать.

Микки наконец допер, куда я клоню, но в глазах его появился какой-то маниакальный блеск.

– Если уж речь зашла об ущербе «Светской жизни», – сказал он, – то куда больший вред нанес ей ты с Анной Грант. Все были против того, чтобы поместить на обложке фото Анастасии Фулгер. Надеюсь, ты это не забыл. Мы уже получила два отказа от интервью. От Арианны Стассинопулос Хаффингтон и герцогини Олби. Мы их обеих несколько месяцев умасливали, и они уже согласились, а теперь отказались. Анастасия Фулгер везде раззвонила про то, как ее обидели, и убедила всех знакомых не связываться с нами.

– Ты прекрасно знаешь, почему мы поместили это фото. В любом случае это не дает тебе права, как редактору Анны, распространять о ней грязные сплетни в утеху воскресным газетам. У нас говорят, что ты пошел на это из черной зависти. И если это правда, ты просто жалкий тип. Анна – звезда твоего издания. Ели ее поливают грязью, брызги летят на тебя.

– Очевидно, мы откажемся от ее услуг, – злобно заявил Микки. – Никто не будет против возражать, особенно после скандала с Фулгер. Никто из наших вероятных персонажей не даст согласия иметь с ней дела. Она в черном списке. Ее контракт заканчивается в сентябре, и я не намерен его возобновлять.

– Тебе и не придется этого делать, – медленно произнес я. – Анна мертва.

Микки отпрянул, как от удара. С моей стороны удар был запрещенный, но стоило его нанести, чтобы увидеть, как он его воспринял.

– Что ты хочешь этим сказать – мертва?

– Ее нашли в ее квартире. Она умерла в выходные.

– Поверить не могу. Это невозможно, – пролепетал Микки.

– Тебе надо вернуться в редакцию и сообщить об этом сотрудникам. Уверен, что даже те, кто, по твоим словам, ее ненавидел, будут оглушены сообщением о гибели лучшего автора вашего журнала.

Микки поднялся и вышел из комнаты, стараясь не встретиться со мной взглядом. Но когда он прикрывал за собой дверь, я увидел его лицо. На нем было написано множество эмоций: шок, возбуждение и кое-что еще. Торжество. Да, в его лице явственно читалось торжество. И это меня насторожило.

10

Утром я проснулся все с тем же чувством ярости против Микки. И против себя самого за то, что ввязался в спор с Райсом. И еще я чувствовал себя усталым, убитым и опустошенным.

Сузи скормила мне три таблетки солпадеина, растворив их в свежевыжатом апельсиновом соке. Я обычно не принимаю таблеток, но на этот раз выпил без слов.

Я проснулся часа в три ночи мокрый как мышь. Меня трясло. Наверное, мне приснилась Анна, потому что я проснулся с мыслью о ней, и в глазах моих стояло ее лицо, ее волосы, рассыпанные по голым плечам, розовое льняное платье. Она казалась настолько живой, что я протянул руку, чтобы коснуться ее. Мне захотелось ее поцеловать. Но мои пальцы вместо ее щеки уткнулись в пустоту. Я с ужасающей отчетливостью вспомнил, что Анна мертва.

Уснуть мне больше не удалось. Перед глазами плыло лицо Микки с выражением торжества на нем. Мысли вихрем завертелись у меня в голове. Неужели Микки имел отношение к убийству Анны? Если он так завидовал Анне и боялся, что она займет его место редактора «Светской жизни», он, конечно, мог убрать ее с дороги. Но способен ли он на убийство? Журналистика была смыслом жизни Микки, нельзя было и представить, чтобы он смог заняться чем-то иным. Если он потеряет работу у нас, вряд ли его приютит кто-нибудь из наших конкурентов или даже возьмут в какое-нибудь воскресное цветное приложение. Он успел слишком многим напакостить.