Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Дмитрий Старков

Петяша слушал Туза, не перебивая. То, что излагал рыжий уродливый карлик, было, пожалуй, логично.

Однако…

— Не слыхал я, однако, чтобы информация могла вот так на носители влиять, — усомнился он вслух. — Вот эти самые портсигар, фляжка… Они — информация или носители? Откуда они получились?

— От верблюда, — буркнул раздосадованный тупостью собеседника Колченогий. — Они — носители, на которые я записал определенную информацию. Как ты, допустим, можешь засунуть бумагу в принтер и рассказец свой на ней распечатать. Или, скажем, на дискету скопировать файл с рассказом. Дошло?

— Ладно, — после некоторой заминки отвечал Петяша. — Механику этой записи я все равно наверняка не пойму. Особенно, если вспомнить, что файл-то с текстом внешнего облика дискетки уловимо для глаз не меняет… Ну да хрен с ним. Будем считать, что я на этом успокоился. Хот-тя… Все — на самом деле так? А то я во всяких критических массах не шибко… не технарь…

— Нет. Не так. Но ты же сам просил объяснить попонятнее, — ехидно отвечал Туз Колченогий. — Вот и получи-себе аллегорию, причем, невероятно грубую!

— Ну, если аллегория, то, безусловно, съест… — мстительно процитировал Петяша. — Хорошо. Значица, будем для ясности и дальше той же аллегорией пользоваться. Теперь скажи: отчего ты все же вернулся? Неужто — из чувства благодарности? Вполне ведь мог про меня забыть, и я бы даже не сильно обижался… Значит, следующий вопрос в окончательном виде таков: чего тебе, такому вот всему из себя обладающему свободой воли, способностью к обучению и прочему животноводству сгустку чистой информации, от меня, ничтожного и серого человечишки, каких вокруг — на рупь-двадцать пучок дают, нужно?

Во взгляде Туза Колченогого появилось нечто новое. Как бы даже не тревога мелькнула в крошечных свинячьих глазках существа из чистой информации, которому он, Петяша, наверняка бы не смог ничем повредить!

Чего это он… «из воды выпрыгивает»?

— А в благодарность ты, значит, так уж и не веришь? — Колченогий отвел взгляд, сделав вид, будто заинтересован чем-то, происходящим за окном. — А згя, батенька, згя. Если б не ты, так бы я и сидел в той бутылке, а это, надо заметить… агхискучное вгемяпговождение.

Поразмыслив, Петяша решил, что гость темнит — и, ради пущей чернухи, еще картавит, подлый, под Ленина из анекдотов! — но настаивать на этом пока не стал.

— Хорошо. Так и запишем: ты мне по гроб жизни благодарен и к любым услугам потому готов. Тогда ответь: чем ты можешь быть мне полезен? Может, прошлое досконально знаешь? Или будущее способен предсказывать? Или, может, храни мя Будда Амида, три самых заветных желания выполнишь?

— Насчет желаний ты губу-то не раскатывай, — сердито отвечал Колченогий. — Поглядим еще, как говорится, на твое поведение. А остальное… Прошлое — пожалуйста. Будущее — извини. Откуда мне его знать, если оно и для меня в будущем? Что я еще могу… Вообще-то я всю жизнь специализировался на развлечениях и роскоши. Это я изобрел, например, моды, химию, азартные игры и компьютеры со всей этой вашей электронно-игровой индустрией. Долгоиграющая, доложу тебе, забава; все равно, что выращивать бонсаи… Все разнообразие вариантов любовных влечений и союзов также придумано мной. Кстати, твой случай — классический образец одного из первых моих упражнений, х-хе… Еще — комедию изобрел, танцы, музыку, карусели…

— А на кой хер тебе это все в человеческий быт внедрять занадобилось? — перебил Петяша, страшно не любивший каруселей, и как раз, в основном, за громкую идиотскую музыку, которая непременно сопровождает катание на оных. Да и замечание о стандартности его чувств, надо сказать, задело за живое…

Да и вообще — нечего этому уроду тут шибко-то духариться!

— А так. Чтобы было. Ладно, не суть. Спрашивай про важное, а то мне скоро пора.

О чем же таком еще спросить?

Пока он не хочет сказать, что ему от меня нужно, просить ни о чем не стоит, решил Петяша. А вот тон сменить не лишне; авось, он от смены стиля общения что-нибудь да выболтает.

— Слушай… Я тут, конечно, зря на тебя бочку катил… От неожиданности просто. Но почему ты, если вправду много чего можешь, это терпел? — почтительно осведомился Петяша. — Мог бы хоть силу показать. Превратил бы, к примеру, во что-нибудь мерзкое; в сказках ведь так полагается? А потом — обратно… Для назидания.

Колченогий снова сделал вид, что внимательно любуется заоконным пейзажем.

— Может, и превращу еще, — со знакомой уже сварливостью ответил он. — А вообще, я же знал, что ты и сам об этом после пожалеешь… Уж настолько-то я в вас, носителях, разбираюсь. Ладно, мне пора, счастливо тебе оставаться. Я еще загляну. В свое время.

Прежде, чем Петяша успел что-либо сказать, Туза Колченогого не стало. Вот только что сидел он на подоконнике во всей своей, ежели можно так выразиться, красе. И вдруг — нету…

Даже воздуха не потревожил, машинально отметил Петяша.

И тут же в прихожей оглушительно взвизгнул звонок.

36

Подскочив от неожиданности (телодвижение это за последнее время успело, пожалуй, сделаться привычным), Петяша отправился открывать.

Как и следовало ожидать, это вернулся, наконец, Димыч.

Молча пройдя в комнату, он уселся на тахту и принялся саркастически разглядывать друга. Весь вид его говорил о том, что Петяша как нельзя более добротно оправдал самые худшие его подозрения, и факт сей доставляет ему даже некоторое насмешливо-злобное садистское удовлетворение.

Вместе с тем — невзирая, можно сказать, на все это! — Димыч также выглядел и здорово напуганным. А подобный вид ему вообще как-то не подходил — Петяша еще ни разу не видал его таким.

С чего это он?

— Не тяни, — попросил Петяша. — Жалуйся, наконец. Что стряслось?

Помолчав еще, Димыч вместо ответа неожиданно спросил:

— Ты, точно, не помнишь, как и где с ней познакомился?

— Да н… нет же! — Голос Петяшин дал осечку, так взволновал его страх в глазах товарища. — Говори дело, наконец! Что такое с Катей?

Вот же, тянет кота за это самое, коз-зел!

— Ничего такого с Катей, — со странным каким-то, также вовсе не свойственным ему (был бы это кто другой, Петяша, определенно, сказал бы, что истерическим) смешком отвечал Димыч. — Нет в природе никаких Кать. И это медицинский факт…

Петяша почувствовал, что внутри него словно бы лопнула некая сдерживающая внутренности пружина, и желудок с кишечником, сжавшись в тугой, осклизлый ком, тяжело ухнули куда-то вниз.

— Что… значит «нет»?

В ответ Димыч разразился одной-единственной длиннющей фразой, не шибко внятной и звучавшей явно на грани истерики. Выходило так, что, позвонив по номеру, значившемуся в Петяшиной бумажке и попросив к аппарату Катю, он был вначале, судя по ответной реакции, принят за телефонного хулигана, развлекающегося такими шутками, что хоть святых выноси. Пришлось ему представиться очень давним Катиным знакомым, несколько лет ее не видевшим и ничего о ней не слыхавшим. Тогда женщина, снявшая трубку, с плачем объяснила, что дочь ее, Катя, два года назад вдруг не вернулась домой из школы, а через три дня после этого была найдена мертвой в подвале одного из окрестных домов. С множественными ножевыми ранениями.

Убийцу не нашли.

Кате вот-вот должно было исполниться пятнадцать лет.

— Тогда я, — продолжал Димыч, переведя дух и как бы начиная с красной строки, — стал осторожно выяснять, не ошибся ли номером, и под это дело она мне свою дочь описала. А номер — правильный, можешь не сомневаться. Она, говоришь, сама на листок тебе записывала?

Петяша, окаменев от нахлынувшего ужаса, не отвечал. Был бы один, точно ударился бы в тихую истерику. Шибко уж велик соблазн. А на людях — неудобно как-то. Держаться приходится…

А Димыч, тоже наверняка державший чувства в узде только благодаря обществу друга, хватил коньяку из новой Петяшиной фляжки и, еще раз походя упрекнув товарища в пижонстве, пересказал со слов женщины, с которой беседовал по телефону, как выглядела ее дочь.

С каждым новым его словом Петяша все больше укреплялся в уверенности, что никакой тут ошибки. Даже родинка на правом плече не забыта…

И все же…

— Димыч, ты правда не шутишь? — в последнем приступе безумной надежды выдавил он.

По глазам Димыча ясно сделалось видно, что ему очень хочется треснуть Петяшу по уху.

— Конечно, шучу, — со спокойным, размеренным раздражением ответил он. — Весело мне, не видишь? Аж усраться можно.

Лишенный последнего намека на надежду, Петяша поник плечами.

— А дача? — вдруг спросил он. — Катя говорила, родители ее к вечеру с дачи вернутся…

— Точно, — помолчав, ответил Димыч. — Про дачу — точно. Дама эта, чтобы скорее разговор закончить, сказала: мы, извините, полчаса, как с электрички, помыться хотим и отдохнуть… Ну, словом: отваливай, мол, без тебя тошно. Ладно. Пойдем, что ли, кофе сварим наконец, а ты тем временем вспомнишь о ней все, чего вспомнится. Особенно то, что странным, удивительным в ней показалось; любые мелочи. Либо тут какая-то чудовищная путаница, либо… Да какое там «либо»! Я лично еще ни разу не видел, чтобы мертвые оживали и разгуливали по городу… Не начать бы тут бояться темноты!