Позови меня трижды… - Ирина Дедюхова

ШЕСТЕРКА ПИК

Поздняя дорожка называется… При фигурах — потеря. Кака у нас фигура-то последней выпадала? Вот, пиковая дама. Значит, уйдет она навсегда своею позднею дорожкой. И при других пиках было бы с этой картой веселье. Неумное, пьяное наше русское веселье с долгим похмельем. Но трефы, что раньше выпали, говорят, что всем фигурам пасьянса лежит неудачная несчастливая дорога, перемена дома. Масть в пасьянсе поменяться должна. Вот если бубны потом пойдут, так эта дорога выйдет за деньгами. Не дорога, погоня. Любит наш народ за деньгой гоняться. Самая бесполезная дорога в жизни. Но опять-таки черви здесь говорят, что и дорога короля к тебе еще не заказана. Вот только дойдет ли он до тебя?

У родителей в то же самое время на работе опять случился какой-то большой аврал перед приездом какого-то хмыря из Москвы. И сейчас это было очень некстати. Катя почти неделю не видела ни папу, ни маму. Приходили они поздно ночью, усталые. Кушали холодные щи, не разогревая, и падали спать. Поэтому вечера Катя всю неделю проводила с Терехом возле титана в их ванной. Если папка у него тоже был на работе, то Танька приводила домой своих подружек, и Катя с Терехом вынуждены были сидеть на подоконнике в подъезде, а там уже было совсем холодно. Не любили они ее подружек, которые все хихикали над ними и со смехом лезли к ним в ванну. А когда Таньки не было, то и пьяный папка Терехов не мешал им рассматривать журналы с картинками. Про Макаровну Катя ему в общих чертах рассказала почти все, не сказала только про гадание на шарике, про Кролика и, почему-то, про жабу. Но Терех, оказывается, и сам заранее знал, что Макаровна — ведьма старая. А в Катькиной квартире они оба чувствовали себя неуютно, будто там прятался кто-то чужой и страшный. Поэтому Терех, уложив Катьку спать, отправлялся к себе домой, оставляя для подружки свет в коридоре.

И ночью в пятницу, Катя неожиданно проснулась от резкого толчка в грудь. Она медленно отходила от тяжкого, мутного сновидения и со страхом вглядывалась в полоску лунного света на стене. В серебристой пыли, напротив прикрытой двери в спальню родителей, стояла девушка. И почему-то, может быть из-за того хрустального шарика, Катя знала, что именно ее когда-то звали Маргаритой, а иногда просто Маргариткой. Она была молодой и красивой, совершенно непохожей на ту Макаровну, которую при жизни знала Катя. Сначала она была расплывчатой и прозрачной, но постепенно краски проявлялись на ней, последними засверкали стеклянные пуговки на груди, а на губах появилась грустная улыбка.

— Прощай, Катя! Я умерла… Так и не стала ты ведьмой, наверно, теперь будешь контрразведчицей, — с тихим смехом прошептала она. Она прошлась по комнате, тонкими хрупкими пальцами прикоснулась к фарфоровым слоникам, стоявшим по росту на деревянной спинке дивана, шурша длинным пышным подолом платья, покружилась в лунных бликах.

— Маргарита Макаровна…

— Марго! Я теперь просто — Марго!

— А как же я? Я тоже так хочу, и платье такое же!

— Всему свое время. Живи своей жизнью, а в моей — это было единственное дамское платье, да и то очень недолго. Мы его на фунт меда выменяли с Анастасией, когда хотели спасти ее сына, а все равно не спасли, он умер от испанки… А потом мы стали обычными старухами, старыми ведьмами, потому что в контрразведчицы нас по социальным корням не приняли! А теперь это платье опять мое! Ах, какая длинная, несуразная получилась жизнь!

Марго кружилась, смеялась переливчатым нежным смехом, каким смеются только девушки, уверенные, что в жизни их ожидает только счастье.

— Марго! Остановись! Ты мне хотя бы флакон свой принесла, — мрачно сказала Катя. Она видела, что становится совершенно безразлична танцующей красавице.

— Захочешь еще погадать, обратись к Анастасии! Да что гадать напрасно! Жизнь все равно повернет по-своему.

Видение растаяло. Этой разодетой эгоистической барышне, которой оказалась Маргарита Макаровна, было совершенно плевать на трудную Катину жизнь, на ее стремления, переживания. Когда захотела — померла! А Катя, втайне от Тереха, так на нее рассчитывала! Она толком даже не узнала про свою судьбу! То, что Катя увидела в шарике, ее совсем не устраивало, совсем!

До утра она так и не заснула, а с будильником встала злой, раздраженной на всех, которые сначала обещают сделать ведьмами, а потом нарушают свои обещания и еще перед носом в таких платьях скачут, что от зависти помереть можно!

Утром Катя вышла из подъезда, размышляя над тем, как неправильно строители делают в домах подъезды. Идешь в школу, куда идти-то и так мало приятного, а тебе еще при выходе из подъезда ветер прямо в морду шибает. К соседнему дому шли несколько старух в заношенных драповых пальто с большими хозяйственными сумками. Впереди топала высокая мрачная бабка с топором в авоське. Катя с враз опустившимся куда-то сердцем поняла, что это и есть Анастасия. Та махнула старушкам рукой, чтобы они шли пока без нее, а сама подошла к замершей у подъезда Кате.

— Это ты — Катя, подружка Маргошина? Говорят, в шарик видеть можешь?

— Я самая, только я уже ничего не вижу!

— Врешь! Да, ладно… Мы к Марго пошли, обмыть надо, по-людски проводить. Участкового уже предупредили, он каку-то бумажку сделает, чтобы ее на кладбище зарыли. Вот жизнь, без бумажки и в землю не зароют! Попик к обеду отпевать придет. Надо скорее ее схоронить. Ленку ждать не будем, все равно не приедет, крапивно семя. Когда на кладбище у нее будем, здесь такое начнется! Все пьянчуги заводские грабить Маргошку сбегутся, сейчас из-за этой комсомольской стройки столько отребья в город понаехало… Ты домой раньше восьми не ходи, не надо тебе это видеть.

Из подъезда Макаровны вышла сухонькая старушка и крикнула: "Настя! Нам без тебя не отпереть! Колуном надо замок отжать, иди скорее!".

— Щас! Куды спешить-то? Чай, Маргарита не сбежит! Я живу у «Крестика» в доме желтом двухэтажном, старух на лавке спросишь — укажут. Сама приходи, звать не буду! Много чести такой сопле!

— А я не приду!

— Не зарекайся! Иначе, дорога будет тяжкой. Ладно, Катюша, просто я из-за Марго расстроилась. Как это она так? Никого не предупредила, главное! Мы-то в таком возрасте это уж заранее узнаем. Это вы, пока молодые, смерти не чувствуете.

— Она мне говорила… Ну, что Бог есть, и что помрет скоро. Беспокоилась о домовине…

— Совсем тогда непонятно, сдвинулась она, что ли, на старости лет? У меня сон был нехороший, соседке ее позвонила, а та достучаться не смогла… Вот мы и двинули.

Анастасия повернулась к Кате спиной и, бормоча что-то себе под нос, побрела крушить дверь у Маргариты Макаровны.