Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза - Николай Берг

— Ну, знаете, а с чего мне их покупать? Сейчас в городе такого добра навалом. Любого — спрашиваю я продающего, вертя в руке тот бокал, что повыше.

— А это не любые товары — немного волнуясь, говорит старичок.

— И чем же? (А бокал хорошо лег в руку. Удобно).

— Жена купила их в день нашей свадьбы. Свадьбы-то и не было конечно, сбегали в ЗАГС во время обеденного перерыва, расписались. И знаете, эти бокалы оказались счастливыми — нам все время везло, и тут я с женой согласен в том, что они нам принесли счастье.

— Хорошо счастье, если вам их приходится продавать — замечаю я словоохотливому собеседнику.

— Всему свое время. Было сначала селедка, водка да молодка. Потом кино, вино и домино. Увы, сейчас уже подошло к кефир, клистир и сортир. Кефир из бокалов не пьют. Но нам повезло, а то, что жена из квартиры захватила и бокалы, хотя более важные вещи пришлось бросить, тоже знаете многозначительно. Как вы считаете — есть у вещей аура? Ведь не зря же с мертвых вещи не снимают, чревато. Потому те бокалы, что в мертвом городе — они без ауры, причем в лучшем случае. А вот у этих — точно аура счастливой семейной жизни есть. Я вам ручаюсь — очень уверенно говорит старичок.

— И как проверим? — улыбаюсь я.

— Я здесь часто стою. Особенно когда погода хорошая. Много новостей. Польза тоже есть — то с тем познакомишься, то с этим. Представляете — удалось с внуком связаться. И у него все живы. (Старичок привычно понижает голос, говорит тихо, осторожно) Он у нас ракетчик, так представьте, в их городке сразу ввели карантин — и у них если кто умирает, то не восстает нежитью. Не заразились они, вот ведь как.

— Очень интересно. А где этот городок?

Старичок спохватывается, настораживается.

— Этого, извините, сказать не могу, это как понимаете не мой секрет.

Ну да, старая советская выучка.

— Ну, хоть далеко этот городок?

— Сейчас все далеко — мудро отзывается собеседник — Но и в старые времена добраться было очень сложно. И далеко и сложно.

— А узнали как?

— С молодым человеком разговорился. Он оказался из радиокоманды. Вот и проверил по своим каналам.

— И, небось, купил у вас счастливую вещь с аурой?

Старичок капельку смущается, потом отвечает:

— Да. Китайскую пепельницу, знаете такую с перегородчатой эмалью. И да, с аурой. Но не такой, как бокалы. Мне эта пепельница, пока я еще курил, помогала ночью работать. Пока она у меня на столе стояла — и спать не хотелось. Я специально это проверял, и без пепельницы меня тут же развозило, а с пепельницей — ни в одном глазу сна.

— Ладно, уговорили. Сколько стоит пара бокалов?

Старичок задумывается. Потом осторожно отвечает:

— Сами по себе старые хрустальные бокалы сейчас стоят ломаный грош в базарный день. Но это же не совсем просто старые бокалы. Будет ли для вас очень дорого, если я запрошу три метро?

Я немножко фигею. Три метро, или 'жопа' как называют такую монету циники — или 'корона', как прозвали ее нециники, по-иному смотрящие на сложнонарисованную цифру 3, выбитую хитроумным способом на Монетном Дворе — это чудовищно дорого для пары стекляшек. С другой стороны заработать себе на жизнь такому старичку непросто, так что это вполне может быть и такое завуалированное нищенство, как в разгромленной кайзеровской Германии инвалиды войны и дети формально продавали коробок спичек, но куда дороже его стоимости. На паек-то кефир не выделяется, а он еще и беженец явно, дедок этот. Кефир кстати нынче тоже чудовищно дорог, если уж на то пошло. Ладно, проверю я его на вшивость напоследок.

— Ну, получается, что счастье можно купить? — спрашиваю я.

— Ни в коем случае — быстро и уверенно отвечает старичок. — Ни за какие деньги счастье не купишь. Счастье — не кефир, не машина, не деньги. И я никак не продаю вам счастье. Счастье тут продавали молодые люди, и выглядело это счастье белым порошком, или комочками — они тут рядом отирались, я заметил. Патруль их забрал — и с концами, слыхал на Тотлебен поехали. Нет, я не продаю счастье.

— Тогда в чем же прелесть бокалов?

— Только в том, что они долго находились в счастливой семье и что по мнению моей жены они принесли нам удачу. Аура — сложно определить в двух словах, что это такое. Но у них она есть.

Вздыхаю, тяну из кошелька три монетки с набитыми поверх буквы М витиеватыми единичками. Отдаю дедку. Тот радостно прячет их к себе в карман, начинает заматывать бокалы в газетную бумагу. Наматывает ее столько, что приходится его останавливать, а то складывается впечатление, что он как старательный скарабей смастерит такой величины шар, который в самый раз катить перед собой.

Прощаемся не пойми с чего тепло и даже помалкивавшая до этого Фрейя пару раз радостно тявкает.

Дома встречает почти до смерти оголодавшее за эти несколько часов Лихо Одноглазое. Актерский дар у скотины, он так прикидывается умирающим от голода, что даже у меня начинает обливаться кровью сердце.

— У, морда твоя несытая — отпихивая его в сторону и насыпая ему жратву бурчу я. Теперь собаку покормить — и очень негусто времени остается на готовку пирушки.

Вроде и не копался — а уже вечер. Правда, у нас в Питере в это время белые ночи. Не такие конечно, как, например, в Мурманске, где солнце вообще по-моему не садится. Оно крутится по небу как заведенное, отчего нормальным людям приходится вешать на лето практически светомаскировку на окна, но у нас тоже светло.

Вода горячая есть. А вот электричества опять нет. Говоря всякие разные слова, вставляю в здоровенный золоченый канделябр десяток свечей и с такой подсветкой принимаю душ. Романтично до омерзения и главное — не подпалить на этих свечах свои конечности или полотенце.

Это роскошное бронзовое чудище я случайно нашел во время предпоследнего выезда. Откуда это диво музейное взялось в промзоне — никто не понял. Я его и прибрал. (Ну да помнится мы и не такое находили — за Парголово например в кустах черный рояль стоит). Вот и пригодился подсвечник. Так-то темновато на кухне — деревца свет с улицы гасят. Но со свечками вполне годно.

Сервирую стол, потом рублю салат. Оценив результат, решаю порубить все еще раз — даже для меня крупновато получилось. Единственно, что утешает — святая вера в постулат — хорошие продукты готовкой не испортишь. На это я и уповаю.

Вообще-то на строгий взгляд сервировка не блещет. Ну да я не дома, а для условий приближенных к боевым — вполне сгодится. Я успеваю еще как следуют вымыть бокалы, когда в прихожей зажигается свет и раздается веселый голос Надежды: 'О, а как вкусно пахнет!' Ну да, свет дали, а я не заметил. Слышу, как соседка с облегчением сбрасывает сапожищи, брякает автоматом, потом на пол плюхается сумка — слышал все это уже, алгоритм один и тот же. Сейчас заглянет на кухню, шутливо принюхается и побежит переодеваться в домашнее.