Верю-не-верю. Я тебя люблю - Зоя Анишкина

Черт бы побрал эти серпантины. Меня укачало так, что уже через полчаса извилистых дорог хотелось выпрыгнуть из машины. Но вместо этого я попробовала правильно дышать и сесть прямо.

Игорь спрашивал, что со мной, но я настойчиво отмахивалась. Нам нельзя останавливаться. Малейшее промедление, и все, тогда мы прибудем в город слишком поздно.

Не попадём в это окно, когда можно будет избежать столкновений с людьми. Самое безопасное сейчас – приехать под утро. А для этого надо гнать всю ночь.

Чтобы, опять же, не привлекать слишком много внимания. Вот я и старалась унять собственный вестибулярный аппарат. Он смилостивился надо мной только тогда, когда мы вырулили с серпантина на нормальную дорогу.

Ночные поля, раскинувшиеся вокруг нас, были красивы. Ровные, спокойные, ни единой живой души. Где-то вдалеке они упираются в Ремор – южную столицу нашей Родины.

К слову, Ирина там живет. Она каталась к нам, меняя тачки, чтобы никто не заметил. Я смотрела в окно не в силах уснуть. Сафронов уже трижды наседал на меня, грозясь наказать.

Но я попросту не могла расслабиться. Вот когда мы там окажемся, тогда-то я и смогу вздохнуть с облегчением. Тогда и лягу спать, чтобы отдохнуть перед самым страшным пока для меня испытанием.

А пока я на измене таращилась в окно.

– Ева, ты вообще слышишь меня?

Кажется, я слишком сильно окунулась в собственные мысли. Встрепенулась и с извиняющейся, но немного натужной улыбкой посмотрела на Игоря:

– Извини, просто за окном уже зачинается рассвет, я переживаю, что мы не успеем.

Он не отводил глаз от дороги, бросив на меня лишь короткий взгляд. Все оценивал и переживал, а потом неожиданно поинтересовался:

– Я спрашивал, ты тогда же отцу сообщение отправила? Расскажи подробнее.

От напоминания о моем промахе в доме на обрыве покраснели щеки. Я залилась краской, стесняясь. Но достаточно быстро взяла себя в руки. Сбивчиво пояснила:

– Да, я писала отцу. У него есть несколько номеров. Один из них специально для меня. Так сказать, на особый случай. Я редко им пользовалась, но бывало. Раньше отец относился ко мне куда бережнее.

Раньше он по первому зову присылал своих людей мне на помощь. Только если дело касалось меня. А вот оказывать поддержку в моих благотворительных проектах он решился только в финансовом плане.

– Он говорил, что этот номер секретный, с какой-то там связью. Что, кроме него, к нему никто доступа не имеет. Поэтому я не понимаю, как это Иванютин…

– Иванютин мёртв, забудь об этом.

Я отвернулась к окну. Почему-то каждый раз, когда речь заходила о создателе игр, Игорь становился мрачнее тучи. И не мог сдержать раздражения от того, что я просто его упоминаю.

Никогда не думала, что мертвые на такое способны. Считала, что, когда твой враг больше не сможет ничего сделать, этому радоваться надо. Ведь так? А потом в голову пришла простая мысль. Спросить:

– Почему ты так реагируешь на него? Он же мёртв и, насколько я поняла, это же неплохо…

Он бросил на меня такой гневный взгляд, что я вжалась в старенькое кресло из кожзама. Сафронов стиснул руль, а потом нажал педаль газа, выжимая из колымаги ее максимум.

Я же ждала, пока его отпустит. В такие моменты он становился открытым и уязвимым, и я хотела знать причину. Хотела знать, почему его это так задевает, чтобы…

Чтобы попробовать снять этот груз. Мы едем в место, где все только и делают, что говорят об этом Цербере, или как его там. Если Игорь каждый раз будет реагировать подобным образом, то вряд ли это пойдёт нам на пользу.

Напротив, сделает уязвимее. Вот я и ждала, пока он решится рассказать мне. Всё-таки хорошо быть той, кто может вытянуть из него такое.

– Эта тварь сдохла. Нет, не подумай, я рад этому, но… Словно он обвёл нас вокруг пальца. Словно даже из ада, где ему и место, он насмехается над теми, кто думал, что с его смертью все закончится.

Он резче обычного свернул на один из съездов и снова выровнял руль. Я покачнулась, вцепившись в ремень безопасности, а потом вернулась обратно.

– Но ничего не кончилось, Ева, понимаешь? Ничегошеньки не закончилось, потому что этот гад все предусмотрел. Раздал долги, развёл вертеп, и все пошло под откос. Все стало ещё хуже. И это убивает меня. Он всегда на два шага впереди, даже сдохнув, Ибрагим Иванютин дурит нас, как котят. Не говоря уже о том, что он должен был умереть от нашей руки. Маша погибла, играя в рулетку, и я поклялся, мы с Максом поклялись…

Столько боли было в его словах. Столько злости, и теперь наконец-то мне стало понятно. Он с братом взвалили на себя слишком много. И месть, и, как я поняла, попытки сделать наш город чуточку лучше.

Я осторожно дотронулась до его правой руки на руле. Аккуратно сжала холодные пальцы в поддерживающем жесте. А потом мы вырулили на дорогу, в конце которой показались огни северной столицы.

Глава 29. Ева

В городе едва-едва зачинался рассвет. Он спроваживал тех, кто засиделся в барах, а потом подсвечивал исполненные романтизма влюблённые парочки.

Раньше было так. Теперь же город даже в этот час казался мне мертвым. Вот именно так. Ведь даже со своим очень понятным образом жизни и четким распорядком дня я знала: Гродный никогда не спит.

Город, полный развлечений, клубов и забегаловок. Молодёжь здесь всегда активничала. Она отрывалась и наутро, еле живая, подтягивалась к парам или на работу.

Но Игорь ни капли не преувеличил, когда сказал, что все изменилось. Улицы были пусты, а в окнах не горел свет. Никакого веселья или вообще признаков жизни.

На первых этажах стало намного больше грубых решёток. Было видно, что они поставлены как раз недавно. Что же случилось? Неужели все это последствия смерти одного-единственного человека?

– Игорь, мне не верится, что с городом стало такое,