Посредник - Леонид Нузброх

Всё внимание сидящих в машине людей было в этот момент сфокусировано на освещённом светом фар Сергее, который без остановки делал руками какие-то непонятные невероятные движения. Мы же с Женькой, оставшись в темноте, как бы выпали из их поля зрения.

Я резко выпрямился и выпустил длинную автоматную очередь в кабину. Сергей и я сразу же бросились с двух сторон к кабине и рванули настежь обе двери, готовые к схватке. Но драться было не с кем. Это была машина «Скорой помощи». И водитель, и женщина-врач, одетые в белые медицинские халаты, были мертвы.

– Это медики, – тихо сказал Сергей.

– А, какая разница?! Всё равно – евреи! – ответил я.

Мы быстро выкинули тела, я сел за руль и начал разворачивать машину, а Сергей направился к Женьке, чтобы подготовить его к погрузке. На секунду, всего лишь на секунду они с Женькой были освещены светом фар разворачиваемой машины, но этого оказалось достаточно, чтобы пулемётчик из джипа, поняв, что машина захвачена, достал их длинной очередью.

Выключив фары, я подбежал к ребятам: Женька был мёртв, а Сергею перебило ноги. С трудом погрузив обоих в фургон, я, не включая света, тронул машину с места. Выехав за пределы досягаемости пулемёта, включил фары и сразу посмотрел на спидометр. Я знал, что от места высадки до перекрёстка приблизительно девятнадцать с половиной километров.

Светало. Выставленные ориентиры я узнал сразу. Выкопав одну лодку, надул её с помощью баллона со сжатым воздухом. Откапывать вторую не стал – не было времени. Хотел было продырявить её в нескольких местах ножом. На всякий случай. Но потом передумал. А вдруг произойдёт чудо и ребятам удастся уйти от преследования? Тогда они придут сюда, к лодке. А тут… На чём, в таком случае, они уйдут в море?

Я понимал, что обманываю сам себя, потому что не могу смириться с неизбежным. Ночь кончилась. А разобраться с двумя автоматчиками в дюнах при дневном свете – пара пустяков. Развязав себе руки на перекрёстке, израильтяне вот-вот свалятся мне на голову.

Подтянув лодку к воде, погрузил в неё ребят. Последний раз кинул взгляд на дюны и дорогу: «Прощайте, ребята. Помоги вам Бог!»

Когда вода достигла пояса, залез в лодку и включил мотор…

Выяснить результаты проведённой операции не составило никакого труда. Ни для начальства, ни для нас. Надо было только включить радиоприёмник. На следующий день в израильской сводке новостей на русском языке среди прочего было сказано:

«В районе Эль-Ариш, группа террористов-смертников, сделав проход в колючем ограждении, проникла на территорию складов горючего и взорвала одну цистерну. К счастью, цистерна была пустой: в ней был только неоткачиваемый осадок. Возникший пожар удалось локализовать, и он был потушен.

Четыре террориста-смертника, не успевшие привести в действие свои заряды, были схвачены. При задержании один из них оказал сопротивление и был ранен.

По информации, полученной на месте от схваченных террористов, была организована погоня за остальными членами группы, которые пытались бежать в сторону моря, но были настигнуты. В завязавшейся перестрелке двое террористов были ликвидированы. Трём удалось скрыться на захваченной машине «Скорой помощи», ехавшей из Эль-Ариш на склады для оказания медицинской помощи раненому при задержании террористу. В последствии машина была обнаружена брошенной в двадцати километрах от места захвата. Ведётся прочёсывание местности.

Потери израильской стороны: во время погони за террористами армейский джип нарвался на засаду, был подорван миной и перевернулся. Двое военнослужащих получили ранения средней тяжести и госпитализированы. Один ранен легко. Во время захвата машины «Скорой помощи» убиты водитель и женщина-врач. Имена раненых и погибших временно к публикации запрещены».

Дальше мне было не интересно, и я выключил радиоприёмник.

На душе появился горький осадок. Всё то, через что пришлось пройти во время подготовки, и в море, а потом там, в песках, гибель троих ребят: всё это – ради чего?! Я вспомнил, с каким воодушевлением говорил инструктор об экологической катастрофе, ООН, СЭВ, о перспективах, чести…

Мне стало понятно: такое значение этой операции и такие радужные перспективы он нарисовал нам специально, чтобы мы, поверив во всё это, были готовы совершить невозможное ради достижения поставленной нам цели. И мы, наивные, доверчивые, действительно поверили! Ведь поверили же!!! А может, так и надо было? Почему же, теперь, после операции, я сам себе задаю вопросы, на которые не нахожу ответа? Погибли трое замечательных ребят. Ради чего?! Чтобы взорвать одну пустую цистерну?! Ведь мы всё сделали, как с нас требовали! Почему же всё вышло так плохо? Кто виноват? Разведка? Штабники? Смертники?

Неделю я грыз себя, не находя покоя. В конце концов, не выдержал и решил сходить в санчасть. Если Сергей там – спрошу его: всё же более опытный – пусть объяснит! Но Сергея там не оказалось: отправили в Союз.

– Куда же его, с перебитыми-то ногами? – спросил я скучающего дневального.

– Сначала – в госпиталь, а потом – дальше…

– Дальше? На повышение?

– Да нет! Какое ещё повышение?! Наоборот: сняли звёздочку и отстранили от оперативной работы.

– За что?!

– Ах, так ты не в курсе? Он во время операции ни за что угробил троих ребят!

– Что ты мелешь?! Откуда ты вообще что-то можешь знать?!

– Точно! – дневальный огляделся по сторонам и перешёл на шёпот. – Это было как раз на моём дежурстве. Поэтому я – в курсе. Всё происходило в кабинете главврача. (Он показал на дверь рядом с тумбочкой дневального.) Мне приказали следить, чтобы никто не подходил к двери. Никто и не подходил. Кроме меня, разумеется. В кабинете были двое старших офицеров из штаба, – перечисляя, дневальный начал загибать пальцы на руке, – третий – из Особого отдела, длинный такой, как шпала, ты его, наверное, знаешь, а ещё один – в костюме. Я так понял, что последний – из Москвы. Закатили кровать с твоим раненым. И тут началось такое… На него орали, как на последнего зелёного салагу! Оказывается, этот твой знакомый, дал приказ группе вступить в бой. А этого делать нельзя было ни в коем случае!

– Почему?! – удивился я.

– Группа, которой он командовал, должна была, пользуясь темнотой, просто пропустить какие-то там джипы и продолжать действовать по инструкции: не вступая в контакт с противником двигаться к лодкам и уйти на них в море. Сказали, что это можно было сделать, как два пальца дважды два. Ещё сказали, что группа даже не была снаряжена необходимым оружием для ведения боя.

– Скажешь тоже: на задание – и без оружия!

– Да нет, насколько я расслышал, оружие у них было – короткоствольные «Узи». Но ты же знаешь, что у коротких – своя специфика. Для ведения боевых действий на открытой местности они неэффективны. А выдали их группе не для ведения боя, а на случай, если придётся решать какие-то внутренние проблемы в группе. Что за проблемы – я так и не понял. А он устроил в песках дуэль с крупнокалиберным пулемётом. Герой! Этот в штатском так и сказал: «Твоя самодеятельность стоила жизни трём спецназовцам. Твоё счастье, что ты ранен: обойдешься без ареста. То, что в звании будешь понижен и отстранён от оперативной работы – гарантирую. Как минимум. Завтра же вылетаешь со мной в Москву. Насчёт трибунала – решит следствие». Представляешь?! А ты – на повышение! Ничего себе – повышение! Не позавидуешь!

– Ладно, будь, – сказал я и направился к выходу.

– Слышь, земляк, будь добр, покарауль на входе немного. До смерти курнуть хочется, а сменить некому. Хоть пару затяжек, а то аж уши опухли. Хорошо?

Результаты операции трудно было назвать впечатляющими. Тем не менее, к спецназовцам претензий не было: мы свою работу выполнили. Если и были допущены Сергеем какие-то ошибки, то они произошли на обратном пути и повлиять на исход самой операции уже не могли.

Через месяц в лагерь прикатил египетский офицер и вручил мне медаль. Наши тоже дали медаль и десять дней отпуска домой. Кроме этого, с моего согласия, меня без сдачи вступительных экзаменов зачислили в офицерское училище КГБ.

Получив в штабе все соответствующие бумаги, я ждал корабль, чтобы отбыть в отпуск. Ребята мне откровенно завидовали: счастливчик!

Поехать в отпуск домой из Египта – об этом можно было только мечтать! Если вдруг кому-то выпадала такая удача, всё подразделение заваливало его просьбами увезти с собой и бросить в обычный почтовый ящик письма, чтобы они не прошли через руки цензора. А привезти просили всё, что угодно. От куска домашнего сала, (в мусульманском Египте, как ты понимаешь, с ним напряжёнка), до блока болгарских сигарет. Меня же ничего не просили привезти, так как все знали, что обратно я уже не вернусь: после отпуска я должен явиться прямо в офицерское училище. А от писем я отказался. Не стал рисковать. Кто-то язык потом распустит, и я окажусь сопричастным. Кроме того, среди просителей мог запросто оказаться «стукач». Как у нас говорят, «проверка на вшивость». И тогда – прощай, офицерское училище. Никто на меня не обиделся. Ребята не глупые: без слов понимают, что к чему.