Отступники (СИ) - Шувалов Антон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось не только мы, но и доспехи рассмотрели нас. Они возбужденно вибрировали, забрала на шлемах щелкали, как акульи пасти. Я обратил внимание на пол и скривился от омерзения: мне показалось, что в пепле ворочаются длинные тонкие черви. Присмотревшись, я с ужасом убедился, что это ползают рассыпанные по полу стрелы.
— Мать моя, герцогиня Девоншир.
— Тут ничего такого раньше не происходило, — сказал Рем изумленно.
— Плевать! — бросил я. — Бери какую-нибудь дуру поувесистей и не забудь надеть шлем… Ах да, у тебя уже есть.
Я придирчиво осмотрелся, приметил неплохой ятаган, и схватил его за рукоять.
— Нет, этот не бе-ри, — сказал вдруг кто-то странным ломающимся голосом. — У него баланс отврат-ный.
Я посмотрел на Рема. Тот, раззявив рот, глядел на старые высушенные кости, которые лежали в самом углу. Этот человек умер сидя у стены. Потом истлел и его грудная клетка, вместе с черепом, обвалились под собственной тяжестью. Ребра лежали на берцовых костях, а череп откатился чуть дальше. Из глазницы, треща оперением, выглядывала хищная стрела.
— Вы не ту-да… Клянусь змеем, как же трудно… Не ту-да смотрите, — с трудом проговорил все тот же голос. — Кия! Больше смелости! Не жди, сближайся и бей!
Пошарив глазами, я понял, откуда он идет.
Сложно было себе представить чаянья тех, кто притащил его сюда вместе с оружием. Неужели они всерьез надеялись получить говорящее тренировочное чучело? Отличное чучело из крепкой выбеленной кожи, укрепленное металлическими пластинами и набитое опилками вперемешку с гравием. Почти точно изображающее человеческое тело.
Оно стояло на железной подставке, прикованное за руки к штырям. Голова чучела не висела безвольно, а гордо держалась.
— Приве… — чучело захрипело, осеклось, и тут же продолжило уже вполне ровным хрипло-зловещим голосом. Каждое слово произносил он произносил как бы отдельно, словно оставляя уголки вместо пауз. — Приветствую вас мародеры, расхитители гробниц. Кия! Все кончено, учитель, Редьярд сломал ногу, ему не выстоять. Кия! Неожиданно видеть вас здесь. До этого здесь были только мои друзья. Орудия смерти и пыток. Которыми меня истязали всю молчаливую жизнь.
У меня дрогнуло веко. Рем заинтересованно чесал щетину.
— У меня два имени. Первое — это Потрошитель Воинов и Всех тех, Кто Считает Себя В Праве Мучить Беззащитные Манекены. Ненавижу воинов и портных. А второе… Олечуч. Олечуч — это чучело наоборот. Я, конечно, мог бы выбрать себе и человеческое имя, но представьте только, что будет, если я встречу воина, который окажется моим тезкой. О, я этого не переживу! Не хочу иметь ничего общего с этими тварями подколодными.
Мы с Ремом уже собрались уйти не попрощавшись.
— Слушайте, — протянул вдруг Олечуч с подозрением, не сулящим ничего хорошего. — Вы случаем не воины?
Я сверился с инстинктом самосохранения. Инстинкт перестал надрывно визжать и просипел, отчаянно жестикулируя: «Кто угодно только не воин. И не портной!» Я благодарно ему кивнул и ответил:
— Нет, Олечуч, мы не воины. Во всяком случае, никогда профессионально этим не занимались.
— И не мучили моих братьев и… кхм… сестер? — наседало чучело.
— Я — нет, — открестился я. — А ты Рем?
Рем поднял на меня безумные глаза. В них отчетливо читалось желание напиться в хлам. Потом мой отважный сухолюд взял себя в руки, и ответил небрежно и снисходительно:
— У меня под рукой всегда были настоящие цели. Зачем бы я стал изгаляться над куклами? По-моему, это для извращенцев.
— Великолепно, — мрачно прошептал Олечуч. — Какие достойные слова! Обидеть безмолвный манекен может каждый. И эти твари этим пользуются! Но постойте, для чего же вы тогда хотели вооружиться?
— Да, Престон, поведай нам, — мстительно мяукнул Рем.
— Там, дальше, в коридоре, сидит какое-то идолище с языком длиннее, чем список твоих баб! — пояснил я. — Я просто хотел внушить ему, что о человечину можно обломать зубы!
— А, так это же Проглот, — Олечуч хрипло замеялся. — Он живет здесь столько же, сколько и я. Уха-о! Удар Огненного Мизинца должен проникать прямо в пупок! Кия! Проклятье-е! Кия! Меня мучат воспоминания… Проглот, да. Зубов у него нет. Всю свою добычу он глотает целиком. Обхватывает языком, а потом проталкивает себе в глотку. Не знаю, кем он был раньше, превращение происходило стихийно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И Олечуч, тяжело замолкая, хрипя и неразборчиво вскрикивая, поведал нам историю мешка с листьями.
Говоря короче, раньше здесь хранилось огромное количество сокровищ. Это оружие и доспехи — жалкие остатки былых залежей роскоши. Дорогие ковры, кувшины, золото, камни и прочая дребедень — все это валялось нескромными кучами. И, где-то далеко от Олечуча с оружейными стойками, расположился небольшой зверинец. Там были звери, которые долго могли обходиться без пищи и воды. Когда Олечуч осознал себя как личность, и смог понять все то, что увидел с того момента как ему поставили последний стежок на брюхе, все здесь уже стояло на ушах. Невообразимые твари боролись за свое существование. Они жрали друг друга и пытались размножиться, но — тщетно.
И только Проглот ничем таким не занимался. Он спокойно сидел в темноте и глотал павших. Иногда заглатывал кого-нибудь своими силами. Очевидно, он выжил потому, что не привлекал к себе внимания. Ну и потому, что мог жрать все что угодно. В то время как остальные твари чахли от голода и жажды, Проглот поправлялся коврами, золотом, кувшинами, инструментами, и прочими сундуками. Так он стал сильнейшим монстром, и в скором времени остался один.
— Он помог мне забраться наверх, — сказал я, покрываясь холодной испариной. — Я залез по его языку.
— И он вас не проглотил? — изумился Олечуч. — Странно. Хотя, он ведь тоже не дурак, должен понимать, что вы наша единственная надежда.
— Надежда на что? — спросил Рем.
— Видите ли… — начал Олечуч напряженным голосом. — Ужасное зло пробудилось здесь. Судьба избрала вас, чтобы вы сразили его. И спасли ве-е-есь мир.
Очевидно, мы с Ремом выглядели полными противоположностями нормальным героям.
Олечуч неприятно рассмеялся и сказал:
— Это ничего, я просто шучу. Кхм. Да, пошутил. Нет, в действительности мы просто хотим отсюда выбраться. Да, и уже довольно давно. Представьте себе, что вы первое в мире тренировочное чучело, которое может отомстить за своих убитых и искалеченных братьев и… кхм… сестер. И в то же время вы наглухо замурованы черти-где. А? Чувствуете иронию? Это вам не подавиться персиковой косточкой на собственном столетнем юбилее. Это жестокая пытка.
Мы с Ремом переглянулись.
— Так чего ты хочешь? — осторожно спросил я.
— Чего я хочу? — переспросил Олечуч. — Чего? Я? Хочу? Я хочу потрошить каждого, кто истязает беспомощных. Вспарывать их животы, разматывать кишки, насыпать в образовавшуюся полость песок и опил, а потом дубасить палкой. Но это лишь основная линия моего плана. В действительности он комплексный. Кия! Горло-диафрагма-колено! Кия! Но сначала нужно освободиться.
Я даже моргнуть не успел. Слабо звякнул каленый металл, брызнули разорванные звенья, и Олечуч предстал перед нами освободившимся. Он, кряхтя, разминал конечности, и одновременно искал что-то на стойках.
— Ничего не вижу, — прошептал он. — Эй, помогите-ка. Мне нужны глаза.
Мы с Ремом подумали об одном и том же, потому что я заметил, как он вслед за мной тянется к кинжалу.
— Надо их нарисовать, — продолжил манекен.
Мы облегченно перевели дух. Я достал из внутреннего клапана жилета писчий уголек, которым по страничке в неделю писал свой лирический роман о любви между благородным преступником и прекрасной стражницей. Хороший роман. И там будут погони и стрельба. И пара строк, которые заставят вас разрыдаться. Да-да… Ф-у-ух, послушайте, я все равно не стал бы его публиковать, так что никто бы не пострадал. Ни один змеев критик. Довольны?
— Только нарисуй так, чтобы они были, как бы злобно прищурены, — потребовал Олечуч. — Очень злобно. Чтобы они просто источали ненависть. Ха-ха! Как только убью своего первого воина, заберу его глаза.