Последняя из своего рода (Том 1) (СИ) - Веденеева Валерия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это значит?!! — сколько гнева было в голосе посланника, когда трясущейся рукой он указывал на льнущее ко мне существо! Лицо кадари опасно побагровело: — Ты… ашши-хун-рче… Ты, ведьма… Каким проклятым колдовством ты сумела подчинить нашего стража?!!
— Замолчи! — я с любопытством посмотрела на Мервина, которого, судя по интонации, кадари сильно разозлил. Должно быть, непонятные мне слова в приличном обществе не произносили. — Не смей оскорблять мою спутницу, изгнанник! Или и ты, и твой драгоценный ар-Гор подохнете от яда стража.
Яд стража — как же мне понравилась эта идея.
Да, снять со Стинна заклятие сна и отравить при этом было заманчиво. Жаль только, что в таком случае клятва Савэто не начнет действовать. Чем она была плоха и хороша одновременно, и чем отличалась от других клятв — суть ее относилась к духу, а не к букве. Снятие заклятие сна для кадари означало спасение ар-Гора, и это же оно означало для Савэто. Если, помогая, я наврежу в ином… Что ж, я позволю этому кадари выжить. Все равно народу изгнанников недолго осталось осквернять Бездну.
Тем временем седой кадари всю ненависть, предназначавшуюся мне, перенес на Мервина, и теперь покрывал его проклятиями на своем языке. Таирт, что интересно, отвечал на том же наречии и с не меньшим накалом. Странно, что они еще не начали перекидываться заклятиями.
— Так мне будить вашего спящего красавца, или уже не надо? — поинтересовалась я. Лицо кадари перекосило — только сейчас он сподобился вспомнить о лежащем на снегу юноше с восковым лицом. Парламентер судорожно проглотил очередное проклятие и кивнул.
— То есть будить? — любезно уточнила я.
— Да! — ах, как бы было мило, если бы старичка прямо сейчас хватил удар.
Так все же, какой вариант рун мне следовало использовать? Или все три сразу? Не-ет, тогда беднягу ар-Гора просто разорвет. Сегодня я буду доброй… почти.
Руна Ми-тэ.
Я рисовала ее кровью. Конечно же, не своей, — один из молодых кадари вызвался побыть донором.
Выводя причудливые завитушки, я почувствовала, как голове возникает знакомый-незнакомый мотив, и начала тихонько его мурлыкать. Кадари-донор вздрогнул и попытался выдернуть у меня свою разрезанную ладонь, которую я приспособила вместо чаши под его же кровь. Я не отпустила, посмотрела укоризненно в его глаза, широко распахнутые от страха:
— В чем дело, изгнанник? Ты больше не хочешь помогать?
— Ты поешь песню Бездны, — прошептал он едва слышно.
Разве можно было говорить о таких вещах? Ведь мой эль-эро мог услышать и расстроиться, он был всего лишь простым смертным и многого не понимал.
— Тебе показалось, — ответила я кадари так же тихо, продолжая смотреть ему прямо в глаза и глубже, туда, где у смертных живет память и где горит Искра. Стоило мне пожелать — и она погаснет. Захочу — в одно мгновение, захочу — через несколько дней. Так сладко было знать, что жизнь кадари в моей власти и может оборваться в любой момент.
— Риэль, что случилось? — нотки, появившиеся в голосе Мервина, мне не понравились. Он хотел вновь меня усыпить? Нет, мой милый эль-эро, спать мне не понравилось.
— Не знаю, зачем нужно было вызваться добровольцем, а потом струсить в середине ритуала! — воскликнула я, вплетая в интонацию раздражение, недовольство и презрение.
— Я вовсе не боюсь! — я изменила его память и молодой кадари уже не знал, отчего пытался выдернуть у меня ладонь, но само действие задержалось в сознании. Краска стыда залила его бледное лицо — кадари был еще совсем юн, ровесник моему смертному телу.
— Руническая магия не принесет тебе вреда, — начала я объяснять покровительственным тоном. — Твоя кровь является лишь проводником для…
— Я все это знаю! — возмущенно прервал меня кадари. Украдкой я бросила взгляд на Мервина — таирт усмехался, жесткие складки, собравшиеся было возле рта, разгладились. Хорошо. Очень хорошо, дорогой мой эль-эро, тебе совсем не нужно было в чем-то меня подозревать. Чем дольше я останусь свободной от твоих пут, тем больше вспомню и сумею сохранить к нужному часу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Стинн открыл глаза и сонным взглядом обвел все вокруг, остановился на мне и сморщил лоб, пытаясь вспомнить. Я поднялась, отряхнула прилипший к юбке снег:
— Условия договора выполнены?
Седой кадари медленно кивнул. Я улыбнулась уголками губ — на самом деле мне не нужен был его ответ, я и так знала, что клятва начала действовать и у всех кадари, кроме Стинна, на правом запястье появилось маленькое красное пятно, знак Савэто. Исчезнет оно только после их смерти.
— Тогда уходите.
Кадари помогли встать Стинну ар-Гору, все еще толком не пришедшему в себя, и повели вглубь леса. Никто не смотрел в мою сторону. Боялись не совладать с искушением? Думаю, им очень хотелось проверить, успеют ли испепелить меня на месте до того, как Савэто покарает их за нарушение клятвы.
— Думаю, нам тоже не стоит задерживаться, — пока я провожала взглядом уходящих кадари, Мервин успел открыть Врата. — Риэль, пора.
Здесь, в материальном мире, в компании стража, мне бы потребовалось еще двенадцать часов, чтобы полностью снять все ограничения, наложенные таиртом. У моего смертного эль-эро оказалась очень сильная магия, странно знакомая и незнакомая одновременно. В Бездне же, куда мы направлялись, для снятия нитей подчинения должно было хватить и часа — которого у меня не будет.
Но сейчас собственная свобода волновала меня мало. Странный храм с беловолосыми жрецами, умеющими бороться с одержимостью, храм, куда Мервин стремился меня привести. Как смертному удалось отыскать это место, когда ни я, ни мои Братья не могли?
— В чем дело? — Мервин начал хмуриться. Я виновато улыбнулась и подошла к нему. Бросила мимолетный взгляд на стража, провожающего меня умоляющим взглядом прекрасных янтарных глаз. Милый зверек. Я почти предложила взять единорожка с собой, но вовремя спохватилась: исходя от Риэль, эта идея будет выглядеть неуместно.
В реальном мире страж молчал, но в верхнем слое Сеят, который мне уже стал немного доступен, слышался его слабый плач.
— С ним мы ничего делать не будем? — я показала на единорожка, жмущегося к моим коленям.
— Нет.
Стоило мне подойти к Мервину, и он крепко сжал мое правое запястье. Боялся, что сбегу? Растворюсь в пустоте во время перехода? Хотя вполне может быть, что и боялся.
Как бы он это ни отрицал, но он мой эль-эро, а ни один эль-эро не расстанется со своей половиной добровольно.
Вернуться домой было так славно. Нигде не было земли, сковывающей движения, мешающей взлететь. Со всех сторон — только небо, пылающее звездами. Самое первое волшебство, созданное Властелином, — сама Бездна. Мы скользили сквозь нее в ту часть, где хотел оказаться Мервин, и с каждым проходящим мгновением я чувствовала, как одна за другой растворялись нити подчинения. Их все еще оставалось слишком много, но постепенно я становилась сильнее, становилась собой…
...пока путь не подошел к концу, и мы не оказались на одном из бесчисленных мертвых островов, плывущих в пустоте.
Казалось сперва, будто мы были там одни, но прошло мгновение, второе — и я увидела их, спешащих к нам, спешащих ко мне. На первый взгляд показалось, что это мои Братья — обитатели этого места были также красивы, также светлы и наполнены бессмертной Силой. Вот только Сила их казалось иной, исходящей из чужого источника.
Одну за другой они накидывали на меня сети подчинения и сна, а я могла только смотреть в эти прекрасные холодные лица, теряя себя, не в силах сопротивляться, а в моей голове повторялась единственная мысль:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})«Это они, Потерянные Дети Властелина».
Глава 7
— Ты помнишь, что с тобой было? — первым делом спросил Мервин, когда я очнулась.
Я не ответила. Просто лежала, глядя в резной потолок...
Помнила ли я? Конечно, я помнила. До мельчайшей детали, до последнего завитка руны, которую рисовала чужой кровью и которую никогда прежде не видела. Я помнила услышанный не слухом, а сознанием жалобный полувой-полуплач единорожка, умолявшего хозяйку не уходить. Помнила свои мысли о будущем уничтожении целого народа. Свою радость и предвкушение этого события. Помнила разговор с Отцом существа, поселившегося в моей душе… кем бы Она и Он ни были.