Великие князья Дома Романовых - Инна Соболева

Но планам Александра Павловича было не дано осуществиться. Началась война – в такое время обучение великих князей в сугубо гражданском учебном заведении выглядело неуместным. К тому же будущие лицеисты, прошедшие, между прочим, весьма строгий отбор, показались Марии Федоровне недостойными общаться с ее сыновьями. Так что пришлось ограничиться привычным для семьи домашним образованием.

Все детство и юность братья практически не расставались. После того как в июне 1817 года Николай женился и каждую свободную минуту предпочитал проводить с обожаемой Шарлоттой, Михаил почувствовал себя покинутым. Он мучительно переживал одиночество. Путешествие по России и Европе, обязывающее к многочисленным официальным встречам, несколько развлекло великого князя. А вернувшись в Петербург, он принялся увлеченно обсуждать с архитектором Карло Росси проект своего будущего дворца, которому предстояло стать одним из прекраснейших ансамблей российской столицы (сейчас во дворце Михаила Павловича – Государственный русский музей). В год закладки дворца великому князю исполнился 21 год. Деньги на строительство откладывали с первого дня его жизни. Так решил отец. Он знал: его младшему мальчику никогда не видать престола, значит, нужно сделать так, чтобы он «достигнув совершеннолетия, по крайней мере, мог жить по-царски».

Дворец обещал быть прекрасным. Такому дому нужна достойная хозяйка. Невесту младшему брату начал присматривать Николай. Вот что он писал Михаилу летом 1821 года после того как навестил родственников в Штутгарте: «Старшая, скоро пятнадцати лет, мала с Нелидову… имеет ангельское личико, белокура, ловка и говорит как француженка, одевается прекрасно. Имеет ножки и обувается прекрасно, словом очаровательная маленькая француженка в миниатюре, весьма умна, но скромна, чувствительна и предобрая. Сколько я тебя знаю, она верно тебе понравится, но думать нельзя жениться на ней, прежде как она совершенно сложится, то есть не раньше, как года через два». Речь шла о принцессе Вюртембергской Фредерике Шарлотте Марии, дочери племянника вдовствующей императрицы Марии Федоровны (урожденной принцессы Софии Доротеи Вюртембергской).

Михаил отнесся к рекомендации брата равнодушно, зато Марии Федоровне идея Николая пришлась по душе. Уже через полгода она писала отцу девочки принцу Паулю Карлу Фридриху Августу: «Милостивый государь, мой племянник! Сын мой, великий князь Михаил, доверил мне желание, выразить которое Вашему Королевскому Высочеству будет приятно моему сердцу… прося руки ея (принцессы Шарлотты. – И. С.), желал бы быть обязанным ей счастьем своей жизни. Льщу себя надеждой, что просьба моего сына будет принята Вашим Королевским Высочеством благосклонно, и твердо уповаю, что Всевышнему будет угодно благословить этот брак. Чувство нежнейшей любви побуждает две наши семьи к этому шагу…»

В этом письме вдовствующая императрица существенно искажает реальное положение вещей: великий князь Михаил никак не мог «доверить ей желание быть обязанным Шарлотте счастьем своей жизни» просто потому, что желания такого не имел, более того, имел совсем другое желание. Шарлотта (приняв православие, она станет Еленой Павловной) и в самом деле могла бы составить счастье жизни любого достойного человека: была хороша собой, умна, получила прекрасное образование в аристократическом парижском пансионе мадам Кампан, славившемся скромной и изысканной простотой. Могла бы… Но только не счастье Михаила: он был страстно влюблен в другую. Эта другая – княжна Прасковья Александровна Хилкова, любимая фрейлина Марии Федоровны.

Романы с фрейлинами матери или жены станут чем-то вроде традиции в царской семье (первым был Павел Петрович, влюбленный во фрейлину Марии Федоровны Екатерину Ивановну Нелидову, с которой Николай Павлович сравнивает в своем письме будущую невесту Михаила). Что же касается Хилковой, она, по словам Александры Осиповны Смирновой-Россет, «была более чем красива, у нее было выражение бесконечной нежности, маленький вздернутый нос, придававший ей вид шаловливого ребенка… Все это вместе нравилось всем, и особенно бедному великому князю, столь скромному». У него это была первая любовь. Трепетная, страстная, он был уверен – единственная. Он мечтал жениться на своей Параше. Александр Павлович сочувствовал его страданиям и был готов разрешить неравный брак. Но в этой семье все и за всех решала матушка. Вдохновленная счастливым браком Николая, Мария Федоровна уверовала, что только она может выбрать идеальную невесту и Михаилу. Впрочем, всегда считала: все, что исходит от нее, – идеально. Мольбы сына: «Я люблю ее (Хилкову. – И. С.) больше всего на свете и буду любить до последнего вздоха» – «чугунную» (так назвал ее любимый и любящий сын Николай Павлович. – И. С.) императрицу не трогали совершенно.

А между тем Вюртембергская принцесса приезжает в Петербург. Она не подозревает, что ее жених влюблен в другую. Свидетель ее появления в российской столице вспоминал: «Она как феномен обратила на себя единодушное внимание всех и более месяца составляла предмет общих разговоров; я не видел ни одного человека из представленных ей, который не отзывался бы с восхищением об ее уме, о сведениях ее и о любезности. Не знаю, какова будет впоследствии ее судьба в России, но во время приезда ее в наше Отечество зависти и злословия, избравшие предпочтительно пребывание свое при дворах, умолкли».

Зависть и злословие, как им вообще свойственно, умолкли ненадолго. Как очень точно заметила она сама: «…надобно приучать себя к тому, чтобы чувствовать свою вину уже за одно только свое положение великой княгини». Ей будут завидовать, может быть, больше, чем другим людям ее ранга: слишком многими талантами одарена, слишком умна, к тому же превосходства своего не скрывает. Именно ум будет так выделять ее из придворной толпы, что светские дамы, которых Михаил Павлович именовал «петербургскими куклами», старались избегать ее общества. Единственное, что не будет вызывать зависти, это ее семейная жизнь. Этой блистательной красавице не было суждено ни любить, ни быть любимой.

Что же касается вопроса, «какова будет впоследствии ее судьба в России», ответ на него вряд ли мог прийти в голову кому-нибудь, кто присутствовал при торжественной встрече в Петербурге очередной юной немецкой принцессы. Эти принцессы уже сыграли и еще будут играть огромную роль в русской жизни. Но то были будущие императрицы. Эта – всего лишь невеста младшего брата царя. Что такого особенного она может? Даже наделенный самым богатым воображением едва ли мог представить, что через 50 лет на ее похоронах прозвучат слова: «Великая княгиня Елена Павловна. В этом имени целая эпоха». И никто не возразит, не оспорит. Даже самые злобные ее недоброжелатели.

Великая княгиня Елена Павловна.

Николай I высоко ценил жену брата. Стали в свое время знаменитыми его слова: «Елена – это ученый нашего семейства. Я к ней отсылаю европейских путешественников; в последний раз это был Кюстин, который завел со мной разговор об истории православной церкви; я тотчас отправил его к Елене, которая расскажет ему более, чем он сам знает». Если бы Кюстин завел с императором разговор об истории или статистике, об агрономии или энтомологии, о финансах или судопроизводстве, не говоря уже обо всех видах и жанрах искусства, его можно было бы так же смело отправлять к Елене Павловне. По любому вопросу она могла рассказать больше, чем знал вопрошающий.

Ее эрудиция соперничала только с ее отзывчивостью, с готовностью помочь каждому нуждающемуся, особенно если он талантлив. Ее окружали самые выдающиеся писатели, художники, музыканты, ученые, политики. Кому только она не помогала. Формат книги не позволяет рассказать обо всем, что она сделала для России. Вот только несколько примеров из разных сфер ее деятельности.

При ее участии и покровительстве было организовано Русское музыкальное общество, а потом и первое в России высшее музыкальное учебное заведение – Петербургская консерватория. Это был переворот в музыкальной жизни России.

Вместе с великим русским хирургом Николаем Ивановичем Пироговым она организовала женскую помощь раненым прямо на поле боя в осажденном Севастополе во время Крымской войны. Это было одно из самых благородных начинаний XIX столетия. Оно спасло многие сотни жизней русских солдат и офицеров.

Елене Павловне мы обязаны и тем, что великая картина Александра Иванова «Явление Христа народу» оказалась в России, а не в одном из европейских частных собраний.

На свои средства она учредила в Максимилиановской больнице отделение для бесплатного лечения раненых офицеров и начала хлопотать о создании нового лечебного учреждения. Александр II приказал предоставить для этого место на Преображенском плацу. До осуществления своего замысла она не дожила. Зато сегодня в саду Петербургской медицинской академии последипломного образования, больше известной как институт усовершенствования врачей, стоит бронзовый бюст Елены Павловны. Насколько мне известно, такой чести удостоена еще всего одна из многочисленных великих княгинь – Елизавета Федоровна, причисленная русской православной церковью к лику святых.