В облаках - Маргарита Ардо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всё! — сказала она и резко остановилась.
— Запал кончился? Хиловато, — усмехнулся я.
Она сдёрнула с себя повязку и уставилась на меня. Волосы влажные, светом пропитаны, лицо чуть тронул загар, глаза горят, нос торчит вызывающе.
— Так не по правилам, — съехидничал я.
— Пофиг.
Она осмотрелась, схватила меня за руку и потащила по дорожке вверх.
— Эй, ты куда? — опешил я.
Но не отбиваться же от хрупкой женщины. Ладно, пошёл. Что у неё на уме?
В две секунды она втащила меня в круглое углубление со скамьёй по краю, закрытое от посторонних глаз кустами самшита и тропической порослью. Сверху каркнула ворона. Радует, что не кукушка.
— Так, — важно заявила Элина. — Если речь о доверии, мы начали не с того!
— И что тебе не нравится? — ехидно скривился я, вспоминая вчерашние предупреждения Никитоса.
— Да вот эти твои смешки, улыбка и вообще твоё лицо! — выпалила она.
— Надень повязку, будет не видно.
И вдруг она сказала с вызовом, прямо в лоб:
— Твоё лицо ненастоящее! Вчера оно было настоящим!
— Откуда тебе знать? — совсем разозлился я.
— И правда, откуда... — пожала Элина плечами, теряя энтузиазм.
— У самой-то много настоящего? — буркнул я. — Через губу призналась всем, что к гостинице никакого отношения не имеешь!
— А что мне было делать? — вспыхнула она. — Отправить вас всех к чертям жить в палатках и ворота запереть?
— Ну подругу же свою ты зачем-то к чертям отправила, — ухмыльнулся я.
И получил оплеуху. Аж в глазах сверкнуло. А рука-то у неё тяжёлая, даром что маленькая... Сначала в ответ пыхнул гнев, а с выдохом вдруг исчез. И в голове стало тише, почему-то вспомнилась русская девчонка в Сен-Тропе, которой я с пьяных глаз болтнул лишнего...
Оскорблённая и какая-то отчаянно праведная, Элина стояла передо мной, волосы рыжеватые вздыбились — почти Медуза Горгона, если бы не нос, как у мультяшной Гаечки.
— Я отправила?! Да как ты посмел?! Я больше суток не знала, куда она делась! Чуть с ума не сошла! Больницы обзванивала, морги... А ты... А ты... Кретин!
Гаечка развернулась и направилась вон из беседки.
— Стой! — я схватил её за руку. — Стой, говорю! Сама ты, балда! Ну извини, если ляпнул не то, эй!
Бурундук посмотрел меня, насупившись совершенно по-детски — так, когда ещё не умеют обманывать. И в моей голове, звенящей от первой оплеухи, вдруг щёлкнуло: мало ли кто её в чём подозревает? Есть на свете презумпция невиновности, и пока не доказано... А эти потемневшие от обиды глаза были очень искренними, и почему-то стало невыносимо от того, что она обижена: на меня, на мои слова. Раздражение схлынуло, наступила неловкость. И желание, чтобы она расслабилась. Иррационально, но факт!
— Извини, — повторил я на этот раз совершенно другим тоном.
Её глаза всё равно налились слезами, а меня так перекрутило от этого, что я поторопился добавить:
— Ладно, согласен, я кретин... Только не плачь, пожалуйста. Ну хочешь, стукни ещё раз?
Она шмыгнула носом. Я не выпускал её руку, впрочем, она и не вырывалась. Хороший знак. Оставалось только удивляться, почему даже это спонтанное прикосновение было таким приятным.
— Ты странный, — сказала Эля, наконец.
— Не без того, — и я слегка улыбнулся, ужасно желая, чтобы она тоже улыбнулась.
— Вот! — Эля ткнула в меня пальцем, как режиссёр в актёра под прицелами камер. — Теперь настоящая! Сразу видно...
Я расцепил пальцы.
— Так что ты хотела?
Она снова пожала плечами, задумчивая.
— Уже ничего? — добавил я. — Игра кончилась? Без двух танцев, и сразу по домам?
— Танцы — это хорошо, — ответила она. Вытерла одноразовым платком уголки глаз и нос.
Я стоял. По домам не хотелось.
— А я никогда не играл в игру «Слепой и поводырь». Любопытно было бы... Но если ты против, могу тебя домой проводить. То есть в твою гостиницу... то есть в чужую... В смысле... Чёрт бы её побрал!
Гаечка глянула на меня со вздохом и буркнула:
— Ладно.
— Что ладно?
— Играем. Только давай сначала не вслепую потренируемся.
— Как это?
Она села на скамью. Я тоже. Напротив.
— Речь же про доверие. Так вот давай начнём с того, что скажем друг другу правду. Я первая.
Я чуть не упал со скамьи от неожиданности: новые тенденции в шпионском мире... Или она готова перевербоваться? На кого она работает: на соотечественников или друзей-американцев?
— Не улыбайся, как американская мечта с рекламных постеров, а? Если тебе невесело, лучше сделай хмурое лицо, — сказала она вдруг. — Или злое. А то фонишь фальшью. Тебе не идёт.
Я кашлянул. Сказанула, угу. Как серпом по... красной армии.
— Теперь ты! — звонко перекинула пас она.
А чего она добивается? Чтобы я спросил прямо, сколько ей заплатили и кто? Или чтобы сказал, что у неё сейчас возбуждающе разведены бёдра? В обоих случаях прилетит второй раз по лицу.
— Ладно, — уступил я, подыгрывая ей. — Моя правда в том, что я считаю, что только слабые ноют и ходят с кислыми лицами. И нормальная у меня улыбка, никто не жаловался, а ты просто придираешься, потому что обиделась.
— Угу, то есть ты так улыбаешься, потому что ты сильный? — склонила голову Эля.
— Есть сомнения?
— Не честно вопросом на вопрос. — Она деловито осмотрела меня с ног до головы и добавила: — В общем, нет, на слабака не похож. Но раз ты ответил честно, правда номер "два": знаешь, меня возмутило это твоё «я миллиардер» при первой встрече.
— А что тут такого? Предпочитаешь дворников?
— Что такого? — с вызовом усмехнулась она. — По-твоему, не миллиардеры — не люди? Или ты сразу классовое неравенство решил установить, чтобы все остальные в ножки кланялись? У меня миллиарда нет, но я, между прочим, тоже очень классная!
— Ты говорила, что не хочешь всем нравиться, — саркастически напомнил я.
— Себе-то можно, — хитро сощурилась она.
— А-а, двойные стандарты! — констатировал я, имея в виду совсем не это. — Тогда получи правду в ответ: при нашей встрече ты была несносной.