Сыновья - Николай Чергинец

— Четырнадцать.

— Ты что, в очко играешь? — запыхавшись спросил Шувалов.

— Какое там очко! Здесь и двадцать пять не будет перебором.

— И я уже девять имею, — послышался голос Кольцова.

— Мог бы больше, да ленишься, — подтрунивая над другом, сказал Попов.

— Да, с тобой потягаешься, — ответил Кольцов. — Щелкаешь, как орешки.

— А как же иначе? В конце концов, я снайпер или не снайпер?

— Снайпер, снайпер, — успокоил его Кольцов, — Да и патроны тратишь экономно. Молоток!

— Мужики, — обратился к ним Шувалов, — вы слышите меня, когда я кричу?

— Конечно, — пошутил Кольцов, — когда ты голос подаешь, то даже духи замирают на месте.

— Ладно тебе, — махнул рукой Шувалов. — Когда стемнеет, будем пробиваться вперед.

— А как с погибшими?

— Возьмем с собой, а как же иначе!

— Правильно, командир, — поддержал Шувалова Попов. — Если уходить, то всем вместе.

— Ну ладно, держитесь, братцы, я пошел дальше.

Когда Шувалов подполз к следующей позиции, то сердце у него похолодело. Турлаков делал перевязку Бадаеву. Шувалов сразу же понял: ранение серьезное. Не обращая внимания на боль в бедре, он поспешил к ним.

— Что, в живот?

Ответил сам Бадаев:

— Да, командир, кажется, я отвоевался.

Турлаков уже успел закрыть повязкой рану, но кровь быстро окрашивала бинт в алый цвет. Шувалов дотянулся до автомата Бадаева и вытащил из металлического приклада перевязочный пакет, протянул его Турлакову.

— Наложи еще одну повязку.

Но Бадаев протестующе слабо пошевелил рукой.

— Не надо, Юра. Это последний пакет. Кто знает, что еще может случиться.

По щекам Турлакова бежали слезы, и, чтобы их не видел Бадаев, он все время отворачивал голову в сторону. Они устроили Бадаева за бруствером и быстро подготовили для Турлакова новую позицию.

— Юра, — чуть слышно позвал Бадаев.

Шувалов оглянулся.

— Юра, там в мешке должен быть еще один трофейный пистолет, дай мне его.

Чуть поколебавшись, Шувалов вложил испанскую «астру» в правую руку Бадаева. Тихо и твердо сказал:

— Петя, только не дури, слышишь?!

— Не беспокойся, командир. Я на всякий случай. Заряди мне его, у меня сил не хватит это сделать.

Шувалов передернул затвор пистолета, послав патрон в патронник.

— На, Петро, держись. Я уверен, что наши скоро подойдут.

Шувалов заспешил к Банявичусу. Душманы пошли в атаку. Снова защедкали одиночные выстрелы, коротко загрохотал гранатомет. Пулемет Леонова пока молчал. Но вот гранатомет Турлакова ударил длинными очередями, и Шувалов тревожно крикнул:

— Феликс, как там у тебя?

— Это я им за Петю! Он скончался!

И тут, словно по команде, все ребята ударили очередями. Шувалов громко крикнул:

— Внимание! Всем перейти на одиночный огонь. Это — приказ!

Вдруг командир обратил внимание на душманов. Они, почти не пригибаясь, бежали куда-то влево, к горам. Шувалов сначала подумал, что они хотят перегруппироваться и всеми силами навалиться на Коблика и Леонова, но Банявичус громко закричал:

— Мужики, наши! Честное слово, наши идут! Духи когти рвут!

Шувалов увидел, как от гор тремя большими группами бегут свои. Он вскочил на ноги и дал длинную очередь вдогонку убегающим душманам. Все парни тоже палили, уже не жалея патронов. Через минуту все, кто мог ходить, сбились в кучу, обнимались и смеялись.

Коблик видел, что впереди всех бежит Чайкин. Николай побежал к нему навстречу и вдруг с ужасом увидел, что Чайкин скрылся в столбе дыма и пыли. Ударил глухой взрыв. Коблик остановился. Пыль медленно оседала. Чайкин неподвижно лежал на земле.

— Пашка! — вскрикнул Коблик и бросился к Чайкину, к которому бежало уже несколько человек. Лицо, руки, оборванная одежда Павла были в пыли и черной гари. Коблик даже не сразу разглядел на его лице и руках черную кровь. Николай наклонился над ним и, бессвязно что-то говоря, приподнял голову. Глаза у Павла были закрыты, но вот он раскрыл их широко-широко и взглянул на Коблика, потом снова прикрыл неестественно длинными от нароста пыли ресницами.

— Поддержи ему голову, — сказал Коблику батальонный врач. — Коблик только сейчас узнал его. Николай видел, как он быстро, прямо через одежду сделал укол, а затем начал осматривать ноги раненого. И тут Коблик отчаянно застонал: он увидел, что у Чайкина оторвана правая нога.

— Паша, друг, что же это такое?!

Он осторожно начал счищать с лица Чайкина грязь. Рядом уже был и санинструктор. Он подложил под голову Чайкина сумку и начал помогать врачу. Коблик отошел от столпившихся вокруг Чайкина солдат, машинально поставил автомат на предохранитель. У него кто-то из ребят что-то спрашивал, он что-то отвечал, следя глазами за тем, как двое солдат несут Павла к высотке, на которой их отделение недавно вело бой.

— Пойдем, Коля, — взял его под руку Леонов, — я слышал, как Бочаров вызвал вертолеты. Раненых и погибших скоро заберут.

Коблик шел как во сне. Куда-то далеко провалилось все, что было связано с боем. Отодвинулись на задний план мысли о том, что он и его друзья совсем недавно были на краю гибели. Его сердце раздирала боль при мысли о Павле.

Леонов отводил Коблика подальше. К ним подошли Кольцов и Турлаков. Они усадили Коблика на брезентовый мешок с трофейным оружием, напоили водой из фляги, взятой у ребят. Коблик видел, как на покатую округлую макушку высотки приземлился выкрашенный в зелено-желтые пятна вертолет и в него погрузили погибших, а затем Банявичуса, Кольцова и Чайкина. Но вертолет не улетал. Леонов первым догадался, в чем дело.

— Мужики, а где Шувалов?

Турлаков пальцем показал в сторону небольшой группы людей.

— Там он. Медведеву докладывает.

— Вертолет его ждет, — пояснил Леонов, — Юра же идти не может.

Турлаков бросился за Шуваловым, и через несколько минут Шувалов был доставлен к винтокрылой машине, которая, подняв облако пыли, взмыла к темнеющему небу.

А на небольшую долину стремительно опускалась ночь. Бочаров понимал, что передвигаться по горам в темноте опасно. Прикинув по карте и переговорив с афганскими командирами, капитан отдал приказ: разведвзводу разместиться на вершинах, а остальным десантникам — на их склонах.

Коблик и Леонов расположились рядом в спальных мешках. Леонов уснул скоро, а вот к Коблику, несмотря на смертельную усталость, сон не шел. Глядя на небо, усыпанное звездами, Коблик пытался восстановить в памяти картину боя. Воспоминания получились какие-то отрывочные, бессвязные, словно он не участвовал в нем сам, а пытался представить с чьих-то слов. Он старался не думать о Чайкине, но перед глазами стояло отрешенное лицо Павла и его оторванная нога, лежащая в стороне. При виде убитых Гулямова, Бадаева и Коржа мозг отказывался верить в их смерть, потому что их тела были целы, а вот мысль о том, что Павел только что бежал и вдруг оказался на земле без ноги, не вмещалась в его сознании. Коблик не удержался и застонал.

— Не спишь? — послышался голос Кольцова.

— Не могу.

— Да, ребят жалко. Смотри, как нас потрепало. До сего времени не могу понять, как мы уцелели?

Так и не уснул Коблик в ту ночь.

Как только наступил рассвет, Бочаров приказал возобновить движение.

В батальоне уже знали о больших потерях, и поэтому лица встречавших колонну офицеров были хмурыми. Комбат в это время находился у генерала Дубика, и встречал их замполит. С тяжелым сердцем следил Шукалин, как тяжело спрыгивают с боевых машин пехоты десантники. Насквозь пропыленные, угрюмые и усталые, они без обычных в таких случаях улыбок, громких разговоров, молча строились. Шукалин подошел к Бочарову.

— Евгений Михайлович, направляй ребят сразу в баню, она уже готова, затем в столовую, и пусть отдыхают.

— Есть. Если разрешите, рапорт представлю через полчаса, вот только разберусь с ними.

— Не торопись. Отдохни сам, затем вместе с Бакиным приходите в штаб, потолкуем.

Стоявший рядом замполит роты Бакин хмуро произнес:

— Такого у нас еще не бывало. Трое ребят погибли, четверо ранены, причем один из них стал инвалидом.

После обеда Леонов, Коблик и Кольцов попросились в госпиталь навестить раненых друзей.

Бакин ответил:

— Сегодня бесполезно. Их там, осматривают врачи, а вот завтра мы вместе обязательно съездим туда. Ну а сейчас, товарищи, — отбой. Командир батальона приказал, чтобы все, участники операции отдыхали.

На следующий день после политзанятий Бакин вызвал Леонова, Коблика и Кольцова и приказал собираться в госпиталь.

— Товарищ старший лейтенант, — взмолился Леонов, — разрешите нам в магазин сбегать, купить что-нибудь ребятам?

— Молодцы, что и об этом думаете, но бегать в магазин не стоит, — он кивнул в угол, где на металлических стульях лежали какие-то целлофановые пакеты. — Уже все готово. В них фрукты, сок, конфеты и шоколад. Так что собирайтесь и через пятнадцать минут ко мне!