Братья-оборотни - Вадим Проскурин

— Да вроде никак, — ответил сэр Реджинальд и неловко перекрестился.

— Не лги мне, чадо, — сурово сказал отец Бенедикт. — По глазам вижу, скрываешь ты грех.

— Святой вы человек, отец Бенедикт! — воскликнул барон. — Насквозь паству видите!

И стал каяться, что на позатой неделе просодомировал одного поваренка, но не для греховного блуда, а исключительно из любознательности, захотелось попробовать, как оно по жизни. Кроме того, сэр Реджинальд за последний месяц наставил рога одному рыцарю и двум йоменам, растлил четырех пейзанских девиц и многократно приказывал счетоводу писать ложь в бухгалтерских книгах, дабы потом недоплачивать налоги его высочеству и его величеству. В непосредственных сношениях с нечистым сэр Реджинальд не признался.

Позже отец Бенедикт выслушал исповедь сэра Персиваля, но тоже не услышал ничего дельного.

Он очнулся на берегу ручья, под ракитовым кустом. Жутко хотелось пить, но не было сил вставать на ноги, и он поковылял к ручью на четвереньках, и лакал воду как собака, без помощи рук. Стало легче.

Он поднял голову, чтобы возблагодарить господа за чудесное спасение, и огласил окрестности горестным собачьим воем. Это изумило его, он грязно выругался, но из его глотки вырвалась не непристойная брань, а только лишь неразборчивое тявканье. И тогда он взглянул в ручей, и понял, что перестал быть человеком и стал псом. И тогда он завыл, и выл долго. И пришли из леса волки посмотреть на него, но зарычал он грозно, и удалились твари в смятении.

А потом он немного успокоился и стал рассуждать логически. Его имя Мелвин Кларксон, и он по-прежнему ярл Локлирский, что бы ни полагал по этому поводу злокозненный узурпатор. И он все еще жив, господь не оставил его, откликнулся на отчаянные молитвы, избавил от лютой казни. А что обратил в пса — так Мелвин делом заслужил суровую кару, нечего было предаваться богомерзкому блуду с дьявольским созданием. И не такая уж суровая эта кара, если сравнить с тем, что довелось испытать Иову или, скажем, Ионе. Они свои испытания выдержали, и Мелвин тоже выдержит свое, он, в конце концов, английский дворянин, а не жид пархатый. Главное — не терять веру.

Мелвин склонил голову и обратился к господу с благодарственной молитвой. Жаль, что в собачьем теле нельзя преклонить колени, и вообще трудно принять смиренную позу, сообразную творимому ритуалу. Но ничего, господь разберется, он не лох.

Молитва помогла. Уныние и отчаяние оставили душу Мелвина, он бодро гавкнул и направился по лесной тропе, куда глаза глядят. Через какое-то время он заметил, что проходя мимо больших деревьев, он каждый раз задирает заднюю лапу и ставит метку. Поначалу это открытие смутило Мелвина, но, поразмыслив, он пришел к выводу, что не совершает ничего непристойного, следуя собачьей природе. Ибо разве не заповедано господом, чтобы каждая тварь следовала своей природе и стойко переносила тяготы и лишения земного бытия? Тут, правда, есть одна тонкость — у собаки не должно быть души, а у Мелвина она, несомненно, есть, но господу виднее, в кого вкладывать душу, а в кого не вкладывать, это ж надо иметь совсем беспредельную гордыню, чтобы критиковать всевышнего за его деяния. И вообще, если всевышнему угодно, чтобы смиренный раб вел себя каким-то конкретным образом, так, значит, так и будет, ибо ничего не случается под солнцем и луной иначе чем по воле господней. И нечего травить себе душу пустыми мудрствованиями, псу это не подобает. Нарвался на божий гнев — стойко переноси и не ропщи.

А потом Мелвин понял, что божий гнев, на который он нарвался, не так уж и силен. Ибо господь превратил его не в презренную ублюдочную шавку, а в могучего пса, какого и на королевской псарне не встретишь. Лапы Мелвина превосходили толщиной человеческую руку, а мощные челюсти перекусывали молодые деревца как тростинки. И встретил Мелвин на тропе четырех волков, он встопорщил загривок и обнажил зубы в угрожающей улыбке и зарычал грозно, и отступили волки, несмотря на то, что их было четверо, а Мелвин — один. Ибо могуч Мелвин, столь могуч, что любого волкодава победит с божьей помощью без проблем. Он и не знал раньше, что такие огромные псы встречаются в природе. Впрочем, раньше могли и не встречаться.

Лесная тропа привела Мелвина к полям, он оглядел поля и понял, где находится. Не так уж далеко унес его господь от лютой казни. Двигаясь без спешки, он доберется до замка примерно к закату. Стоп! А что ему делать в замке? Не служить же узурпатору предводителем своры! Или как раз служить? Может, в этом и есть смысл божьего испытания, чтобы Мелвин смирил гордыню, прислуживая своему обидчику? Типа, ударили по одной щеке, подставь другую… Нет, это хуйня какая-то! А может, всевышний ждет от Мелвина вовсе не смирения гордыни? Может, он дал ему мощные челюсти, чтобы перегрызть узурпаторову глотку? И спадет проклятие, и вернется к Мелвину Локлиру человеческий облик, и падут на колени вассалы и рабы… Стоп! А не нечистый ли это насылает искушение? Господи, помоги разобраться, на тебя уповаю!

Мелвин не знал, сколько времени он провел в молитве, может, час, а может, и все три. Но в конец концов всевышний подал ему долгожданный знак.

— Хуясе волчара! — внезапно прозвучало совсем рядом.

От неожиданности Мелвин подпрыгнул на всех четырех лапах и громко гавкнул. Хотел вскрикнуть «Бля!», но не смог ничего выговорить и просто гавкнул. А в следующую секунду он возблагодарил всевышнего всем сердцем, и тело Мелвина заскулило и завиляло хвостом.

Вдоль опушки леса проходила проселочная дорога, и сейчас на ней стояла легкая однолошадная телега, на которой сидел пожилой, упитанный и бородатый монах. Другой монах, молодой, долговязый и безбородый, стоял рядом.

— Сам ты волчара, — обратился упитанный монах к долговязому. — Не волчара это, но волкодав, притом охуительно породистый. Сбежал, небось, за течной волчицей, а теперь проголодался и к людям вышел. Гляди, как ластится!

Последние слова не пришлись Мелвину по нраву, он перестал вилять хвостом и убрал язык обратно в пасть. Пес он или не пес, он в любом случае остается дворянином, и нечего вести себя неподобающе.

— Не могу согласиться с вами, брат Мэтью, — сказал молодой монах. — В позатом году довелось мне побывать в стольном граде и там наблюдать охотничий выезд его величества. Уверяю вас, брат Мэтью, волкодавы совсем другие. Волкодав должен быть однотонно-серый, а этот пес белый в рыжих пятнах. Кроме того, волкодавы высокие и поджарые, а шерсть у них куда более жесткая, чем у этого божьего создания. Клянусь святым Бернаром, брат Мэтью, это не волкодав.

— Да мне похуй, — сказал брат Мэтью. — Ублюдок, должно быть.

«Сам ты ублюдок», подумал Мелвин, а вслух зарычал.

— Хуясе, Эндрю, посмотри на его ебальник, — сказал брат Мэтью. — Так смотрит, будто понимает. Заколдованный принц, бля. Принц, хлеба хочешь?

Мелвин вдруг понял, что голоден. Дворянская гордость подсказывала ему, что надо гордо отказаться, но пасть наполнилась слюной, а хвост сам собой замахал из стороны в сторону.

— Иди сюда, Принц, — позвал его брат Мэтью. — Хорошая собачка. Не хочешь гладиться? Ну и не надо, не больно-то хотелось. В натуре, принц, бля, гордый что пиздец. Пойдешь с нами, Принц? Экая хорошая собачка!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Дракон крадется, пес молится

Монастырский эконом встретил их у ворот. Не нарочно вышел встречать, просто случайно так получилось — шел мимо по каким-то своим экономским делам, а тут, глядь, телега с оброком приехала. Звали монастырского эконома брат Луис, был он среднего роста, тщедушен, плешив, носил куцую козлиную бороденку, и обликом своим гораздо менее соответствовал экономскому званию чем, скажем, брат Мэтью. Но дело свое знал.

— Благослови тебя господь, брат Луис! — поприветствовал эконома Мэтью. — Докладываю: с божьей помощью послушание исполнено в полном объеме.

— Благослови вас бог, братья! — откликнулся Луис. — Неужито воистину в полном объеме? Совсем-совсем без недоимок?

Мэтью поморщился и махнул рукой, дескать, зачем вы травите.

— Собрать оброк без недоимок, я полагаю, можно лишь при прямом божьем попущении, — сказал он. — Однако в этот раз недоимки незначительны, и слава богу.

— К нам еще пес породистый приблудился, — добавил брат Эндрю.

— Какой пес? — не понял Луис. — Где?

— А хер его знает, куда он подевался, — сказал Мэтью. — Только что кружил вокруг… А, вон он, из-под телеги таращится. Принц, выходи, покажись брату эконому, не стесняйся!

— Принц? — переспросил Луис. И тут же воскликнул: — Ну ни хуя себе принц! Медведь, блядь, а не собака, прости господи!

Последнее высказывание было обусловлено тем, что пес выбрался из-под телеги и продемонстрировал себя в полный рост. В тесном монастырском дворе он казался еще крупнее, чем в чистом поле.