Невеста для Сводного, или Ненависть - это Любовь (СИ) - Кофей Ева

— Что?

— Я же говорила...

— Тебе, видимо, привиделось, — сухо чеканит он и отходит от неё.

Клара как бы не боялась предстоящих событий — тем более, теперь, — уже ждёт, когда наконец получит или не получит свою силу, чтобы её начали воспринимать всерьёз.

Впрочем, Марк выглядит сухим, словно песочные часы, не из-за того, что досадует на её положение.

Он проходится по залу, заломив руки, погрузившись в тяжёлые размышления.

— Что с тобой?

— Ты права, — поднимает он на Клару взгляд холодных глаз. — Я идиот.

— Не помню, чтобы это говорила, — морщит она нос, — ну ладно.

Он срывается с места и вмиг оказывается у её ног на коленях, чем вызывает приступ нервного смеха. Который, впрочем, быстро проходит. Ещё бы, ведь Марк берёт её руку в свои горячие ладони и целует пальцы.

С видом таким, будто умирает и прощается.

Она хмурится, хочет отпрянуть, но вместо этого касается его светлых волос.

— Я не смел надеяться на то, что скажу это. Что будет возможность сказать. Ты станешь моей женой?

Она несколько мгновений молчит, затем напряжённо произносит:

— Спрашиваешь, когда мой жених сидит сейчас наверху и обсуждает то, как будет руководить Дагардом, с нашими родителями?

Он мог бы на этом отступить. Раньше. Но сейчас в ответ звучит лишь:

— Да.

Глава 33. Прощание с отцом

Они не смогли уехать так далеко от Утёса, как хотелось бы. Крупные хлопья снега кружатся над головой, словно вата. Эрик не чувствует холода. Ему кажется, что всё это лишь очередной чудаковатый сон.

Ферам они снятся тоже.

— Твой отец старой закалки, — тянет Лекс вдумчиво, — может быть, всё и к лучшему...

— Что ты такое говоришь?

Эрик прикидывает, как бы сделал Поль. Нужно ли настоящему мужчине за такие слова бить по морде или ещё нет? Хороший ли он сын, если в такую минуту прибился к ферлису, самозванцу, который липучкой прицепился к табору в своих тёмным целях. А что если он всему виной? Ведь до его появления всё было нормально.

— По секрету тебе скажу, малец... — Лекс засыпает в трубку аберан из холщевого мешочка. Это трава, растущая рядом с клапанами миров. Она придаёт сил ферам, но ядовита для простых людей и даже магов. — Король готовит новую реформу, мутно будет приводить её в исполнение, конечно, но... В этом есть смысл.

— А? Это нас касается?

— Тебя уже нет. Табора — да.

Эрику всё ещё непривычно, что вот так просто он вышел из семьи. И больше не один из них.

— Как ведётся учёт магических способностей у людей, будет вестись учёт феров, их маршрутов и миров, которые они находят.

Подсвинок фыркает:

— Табор не пойдёт на это. Мы вольный народ. Так было всегда.

— Ага, вот и я думаю, что твой отец привёл бы вас к смерти скорее, чем подчинился бы. Поверь, король не оставит вам выбора, а уйти из его владений не сможете физически. Будет неприятно, но с новым главой табора, более мягким, всем будет лучше. Скоро бытность вольными кочевником станет работой, за которую будут платить из казны. Чем плохо?

— Мне не нравится, что ты служишь королю. Какой ты фер и как можешь об этом рассуждать?

Лекс затягивается зеленоватым дымом, в котором потрескивают магические искры. Он оглядывает деревья, у которых табор поставил шатры. За ними видны тонкие энергетические нити, тянущиеся от какого-то клапана.

— Фер отличный, — ухмыляется он. — Востроглазый, и с прекрасным чутьём.

— Тогда скажи, что с моим отцом!

Лекс качает ушастой головой и пронзает подсвинка острым взглядом рубиновых глаз.

— У меня есть несколько предположений.

— Почему же ты молчал?

— Потому что ни одно из них не поможет ему. Нужно подождать.

— Чего?

— Того, что случится дальше.

— Выживет он или погибнет?

Лекс передёргивает плечом. Фенек выглядит уж слишком собранным и серьёзным для собственной внешности. Эрик отчего-то верит, что не он устроил им этот переворот. Но тогда...

— Зачем прицепился к нам?

— Честно, — скалится ферлис. — Отпуск, вообще-то. Зимние каникулы. Ну и статистику заодно собираю. Прогнозирую события до указа, о котором, кстати, остальным не следует знать раньше времени.

— А ты растрепал мне.

— Милому подсвинку милой эрлы отчего же не сказать? Скажешь ей, что я хороший.

— Нет, не скажу, — хмурится Эрик.

— Упрямый... Я уже мог бы уехать, меня зовут в путь другие земли.

— Так чего же ждёшь?

— Хочу сделать выводы. Ведь это нужно было Кларе, не так ли? Понять, что происходит. И ты поможешь ей разобраться. А я помогу тебе.

— У неё есть жених, — с опаской возражает Эрик.

Ферлис хмыкает и лишь смеётся в ответ.

Ленты дыма пронизывает снег. Небо свинцово-серое. Кажется, будто совсем скоро оно не выдержит собственной тяжести и упадёт на разляпистые шатры.

Смех Лекса, для которого этот день — лишь один эпизод из вереницы многих, лишь отголосок чужой песни, режет слух и заставляет чувствовать кровь в корне языка.

Эрик морщится.

— Ты не понимаешь, — хнычет он, — ты ничего не понимаешь...

Он толкает его, и попытался бы ударить, уже не спрашивая себя, надо ли, вот только...

— Сынок... — Марта выходит из багрового, словно кровавое пятно на снегу, шатра. — Отец хочет тебя видеть.

Эрик всхлипнув, отходит от Лекса. Перед шатром всё же оборачивается и усмехается мрачно, ведь ферлис показывает ему большой палец.

Мать сочувственно, но мимолётно касается плеча.

Поль был своенравен, но любил свой табор. Семью. Жену и детей. А теперь сам может исчезнуть из энергетического круга, как это сделал и Эрик, пусть и не по своей воле.

И на кого всё останется? На чернорыла Беливра?

Как бы ферлис не убеждал его, что это к лучшему, верится с трудом.

Подсвинок заходит в шатёр, опустив голову. На полу расстелены ковры, повсюду валяются безделушки, книги и кубки, разлита бутылка вина. Поль лежит на мешках с овсом, накрытыми сеном и одеялами. Он бледный и ещё более истощённый. Сверлит младшего сына мутным взглядом и, наконец, произносит:

— П... прости меня.

— Что? — Эрик с замиранием сердца подходит ближе. — Отец?

— Ты напоминаешь мне меня в детстве. Больше, чем кто-либо ещё, — шепчет ферсвин. — Прости...

— За что?

— Что подставил тебя. Изгнал из табора, совершил... — закашливается страшно. — Ошибку.

Эрик мотает головой.

— Что? — скалится Поль. — Нравится такая участь? Рад бросить семью?

— Нет...

— Хорошо.

Эрик подходит ближе, отец касается его руки, сжимает некрепко и слабо усмехается.

— Раз ты всё равно стал подневольным, я тебе скажу, что знаю... Иначе можешь пострадать. А я тебе не желаю зла.

— Я думал, что разочаровал тебя.

Эрик не хочет отвлекать отца, но ему было очень важно произнести эти слова.

Поль слабо улыбается.

Качает головой едва заметно и... больше ничего не говорит.

Хватка его ослабевает. Скорее всего так только кажется, но пальцы будто мгновенно холодеют. Подсвинок отшатывается, но затем бросается Полю в ноги.

В голове всё ещё раздаётся неуместный смех ферлиса. Едва-едва его заглушает собственное дико колотящиеся сердце.

Марта, каким-то образом всё поняв, начинает рыдать.

Этот день — день великой скорби.

Эрик плачет, но не забывает о том, что сказал Поль.

Его хо... госпожа в опасности.

И сейчас её фамильяр должен быть особенно сильным.

Глава 34. Письмо

— Итак, мои хорошие, где же письмо?

Джорж Вангорд впивается взглядом поочерёдно то в Вельвета, то в Марлен. Та обыскала уже весь зал и, разумеется, ничего не нашла.

Вельвет сдерживается, чтобы не приставить к горлу гостя лезвие клинка, ибо что-то же в этой комнате должно сравнится по остроте с его гадкой ухмылочкой.

— Вы хотите сказать, что по неизвестной причине отдали руку моей будущей жены другому?