Башня Драконьей Кости - Высоцкий Михаил

Как раз когда мы закончили свое повествование, к кустам подошел Исса.

- А чего вы все еще тут сидите? - спросил он. - Понравились кусты? Между прочим, это - гарманта арахаш, редчайшее растение, которое только тут, в Пограничье, и растет. Выходите, нечего валяться, послушаете, как Жан-Але будет шираев уму-разуму учить! Я уже пару раз это зрелище наблюдал, впечатления - непередаваемые! Такого нельзя пропустить!

Мы послушались, вышли. Я тогда еще подумал, что наверно сейчас на нас все обратят внимание, мол, кто такие, в кустах отсиживались, но на нас никто не глянул. Толпа стонущих шираев, серди которых уже нельзя было различить приверженцев Яула и последователей Беара, тряслась от страха. Все их внимание было сосредоточено на вышагивающем взад-вперед крылатом старике.

- …Сталбыть, скоморохи. Да, я так думаю - на этом поприще вы, ребятки, можете лучше послужить Латакии, потому что как шираи вы совершенно бесполезны. Мало того, что вы все предали клятву, так вы еще и ничего не умеете, кроме как смешить порядочных людей. Только я не знаю пока, в кого вас превращать. Так вы слишком смешные, люди просто животы будут надрывать, за вами наблюдая. И ни в коем случае не делайте серьезный вид! Ребятки, когда вы на полном серьезе изображаете из себя воинов, вы просто не оставляете никаких шансов профессиональным артистам, которые учились годы, чтоб так смешить людей. Все свои железки, сталбыть, можете тоже оставить, во-первых это не оружие, а черт знает что, а во-вторых вы все равно с ним так забавно обращаетесь, что поранить никого, даже если захотите, не сможете. Разве что самих себя. А вот коней я, наверно, у вас заберу - это все же кони шираев, ребятки, вам такие не положены. У шутов должны быть шутовские кони, а эти, сталбыть, настоящим шираям достанутся. А теперь давайте подумаем, чем занять каждого из вас. Вот ты! - араршаин указал пальцем на одного из шираев. - Я уже давно не видел, чтоб кто-то так красиво и артистично падал с собственного коня, сталбыть будешь акробатом! Это не сложно, падать ты уже научился, теперь осталось научиться на ногах стоять, и все, считай, что готов. А ты, - на другого ширая, - будешь клоуном. Только клоуны умеют падать и терять сознание, пока их даже чужим оружием не задели, просто так, потому что страшно. Ты, - на третьего, - жонглером будешь, у тебя и так все оружие из рук само падает, сталбыть осталось только ловить научиться, и все, на сцену. А ты…

Жан-Але прошелся вдоль всего строя, лично указав каждому шираю, чем тому стоит заняться вместо защиты родины. Он не ругался. Он, в отличие от Иссы, не произнес ни одного грубого слова. Да и вид у араршаина был совершенно не внушительный, старик едва до подбородка самому низкому из шираев доставал. И ходил он как-то странно, вприпрыжку. Но каждый ширай, на которого указывал палец старика, начинал дрожать от ужаса, на полном серьезе воспринимая слова о будущей цирковой карьере. Жан-Але не пропустил никого, у него для всех нашлись теплые слова.

Когда старик закончил, и приостановился, чтоб дух перевести, весь строй, как один человек, упал на колени. Шираи умоляли, каждый свое, а потому ничего расслышать было невозможно. Но и так было понятно, чего они просили - пощады, не делать из них шутов и клоунов, а оставить шираями.

- А? Что? Ребятки, вы чего? Я же как лучше хочу, - "удивился" араршаин, - на поле боя от вас толку никакого все равно не будет, так хоть сможете в тылу народ рассмешить! Сталбыть, настроение поднять! Ребятки, ну куда же вам в шираи? Мало того, что вы ничего не умеете, так у вас даже силу воли не хватило клятву сдержать, пошли друг на друга, какие же вы после этого шираи? Но как шуты вы ничего!

Шираи продолжали умолять. Жан-Але еще долго с ними препирался, "убеждая", что народ потешать у них лучше выходит, чем хранить порядок. Но в конце концов "старческое сердце смягчилось":

- Ладно, ребятки, если так хотите, сталбыть оставайтесь шираями. Но только тогда послушайте, что мой друг Исса вам скажет. Исса, ты объяснишь ребяткам, что такое настоящий ширай и каким он должен быть? Это хорошо. Сталбыть, слушайте его очень внимательно, а я потом спрошу, все ли вы поняли.

Довольный гигант, наверно, знал, что так все и будет. А потому он занял место Жана-Але перед шираями и начал. Как и прежде, я понимал лишь каждое второе слово, но и этого в целом хватило.

- Бездари! Вы все слабоумные идиоты, ошибки судьбы, возомнившие себя неизвестно кем! Вас всех надо было передушить во младенчестве, чтоб теперь вы не позорили звание ширая своим скудоумием! Да не один из вас не достоин даже отхожее место чистить за настоящим шираем! Вы хоть понимаете, кто такой ширай? Ширай - это защитник Латакии! Вы защитники? Да вы даже свои задницы не можете защитить! Кретины, если в ваших тупых головах осталась еще хоть капля мозгов, послушайте, каким должен быть ширай! Каждый ширая клялся служить Латакии, это первые, и самые главные слова клятвы! Все остальное лишь их расшифровка, одна из частных, и если вы настолько глупы, что не можете понять, служите ли вы Латакии, или же самим себе - вам не место среди шираев!

Так говорил Исса. Он был груб, но в каждом его слове чувствовалась неподдельная боль. Боль от того, во что превратились шираи. Исса хотел до них донести это, на грубом, простом, но понятном языке. Я бы с удовольствием и дальше слушал его речь. Но к нам подошел Жан-Але, и сказал:

- Идем. Пусть Исса говорит. Ему надолго хватит, что им сказать. У нас же есть другие дела.

Я тогда не сразу понял, куда мы идем. И только потом сообразил. Среди толпы шираев не было двоих - самых главных - Яула и Беара. Они сидели отдельно, обезоруженные, обездвиженные и очень-очень злые.

- Ширай Беар, ширай Яул, - обратился к ним Жан-Але, - вы совершили преступление против Латакии. Мало того, что вы нарушили клятву ширая, вы заставили других идти за собой, принеся их в жертву своих интересов.

Араршаин говорил не так, как обычно. И сам он стал не такой. Исчезла вся наигранная веселость, исчезла лишняя экспрессия. Перед двумя шираями стоял древний мудрец. И вершил свой суд.

- Ваше преступление несовместимо со званием ширая, - продолжал он, - и я должен был бы объявить над вами открытый суд, где о вашем предательстве услышал бы каждый. Но, в память о ваших заслугах, я не буду этого делать. Ширай Яул, ты много лет прослужил верой и правдой Латакии, обороняя Границу. Ширай Беар, ты много лет приумножал славу Багряного Храма, ты совершил в своей жизни немало благородных поступков. Но то, что ныне вы совершили, не может остаться безнаказанным. Вас не может оправдать даже то, что вы искренне верили в то, что говорили. Ширай Яул, ширай Беар - я, араршаин Жан-Але, властью, которой я наделен, отныне и вовеки лишаю вас права называться шираями. Но я оставляю вам жизнь, я даю вам шанс одуматься. Уходите. Никто не будет вас преследовать, вы вольны по своему усмотрению строить свою дальнейшую жизнь.

Жан-Але взмахнул рукой, и путы, связывающие бывших магистров, исчезли. Мы с Авьен невольно сделали шаг назад. Я почувствовал, как напрягся Хомарп. Только араршаин остался совершенно спокоен.

Но Яул и Беар не стали нападать. Они не сказали не слова. Великан и коротышка, недавние враги, стояли рядом, и молча смотрели в глаза старику. И взгляд этот был настолько красноречив, что даже я смог в нем прочитать: "старик, мы еще вернемся!" Один взгляд на двоих. Только сейчас я понял, что Яул и Беар на самом деле очень похожи, не телом, а именно той аурой, что их окружает. Они не издали не звука. Молча развернувшись, они ушли прочь, ни разу не обернувшись.

Когда бывшие шираи были уже достаточно далеко, Жан-Але тяжело вздохнул. И сразу как-то весь осунулся, превратился из всесильного архимага в старого, уставшего от жизни человека.

- Как тяжело… - тихо сказал он.

- Ты зря их отпустил, Жан-Але, - сказал Хомарп. - Теперь они считают тебя своим личным врагом, и они еще вернуться, чтоб отомстить.

- Я знаю, - все так же тихо ответил старик. - Но на самом деле у меня просто не было другого выхода. Если бы я объявил суд, то он бы затянулся на дюжины дюжин. У них осталось достаточное количество приспешников, которые выступили бы на их защиту, и никто не знает, чем бы завершился этот суд. А если бы они погибли… Хомарп, ты еще молод, Моше, Авьен - вы еще вообще дети. Вы просто не понимаете, что иногда злодея лучше отпустить, чем превратить в великомученика. Их смерть вознесла бы их на пьедестал, у их идей появились бы новые и новые сторонники, Латакия бы раскололась на много частей. Хомарп - у меня не было иного выхода. Так они ушли в безызвестность, тихо, оставшись в памяти остальных не героями, а предателями.

- Такие люди никогда не уходят в безызвестность, Жан-Але, - покачал головой Хомарп.

- Хомарп, я это знаю даже лучше, чем ты думаешь. Беар и Яул… Что ты знаешь про них, кроме того, что они были магистрами? Ничего. А я знаю много. Их судьба намного более терниста, чем у других, они лишились слишком многого, чтоб стать теми, кем они стали. Хомарп, я тебе скажу другое - Беар очень сильный аршаин. Он пока еще слабее меня, но я стар, мои силы уплывают с каждым днем, а он лишь становиться сильнее и сильнее. Беар может стать следующим араршаином, ты не обманывайся той легкостью, с которой нас удалось их пленить. Если бы мы не застали их врасплох, если бы они не утомили друг друга, то еще неизвестно, смогли бы мы с Иссой вообще с ними справиться. Но довольно о грустном! То, что сделано, сделано. Судьбу не изменить, хватит говорить о прошлом, настало время обсудить ваше будущее.