Герои космодесанта - Грэм Макнилл

Последним в часовню вошел Закерис. На библиарии все еще были доспехи, хотя в зоне действия корабельных варп-щитов он позволил себе откинуть с головы капюшон псайкера, — это позволяло ему лучше различать течения имматериума по ходу корабля. Он не посмотрел на Гессарта, оставшись стоять у дверей, тоже уже поняв, что именно сейчас произойдет.

Гессарт молчал. Он пересек часовню, подойдя к алтарю, туда, где лежали его доспехи. Наклонившись, он поднял с пола принесенную сервами кисть и контейнер с краской. Всё так же молча он погрузил кисть в густую черную жидкость и провел ею по символу на наплечнике своих доспехов. Некоторые из космодесантников нервно сглотнули, когда на их глазах так откровенно оскорблялся доспех и уничтожались знаки отличия их командира.

— Я больше не капитан, — ровным голосом произнес Гессарт, когда закрасил орла на своем стальном нагруднике. — Третьей роты больше не существует!

Гессарт продолжал закрашивать черной как деготь краской свои доспехи, грубыми мазками затирая всю геральдику, боевые символы и почетные знаки.

— Нам нельзя возвращаться в орден, — сказал Гессарт, отложив краску и повернувшись лицом к своим воинам. — Они не поймут того, что мы сделали. Мы убили наших братьев по оружию, а для наших прежних повелителей нет более страшной ереси. Рикхель покинул нас лишь потому, что испугался их мести, и в этом он был прав! Подумайте сами и вспомните ту ненависть, какую вы испытывали к предателям, с которыми вам прежде доводилось сталкиваться. Теперь мы такие же предатели! Мы добровольно перешагнули границу, в пределах которой могли чувствовать себя в безопасности. Если орден когда-нибудь узнает, что мы выжили, они немедленно, не зная пощады и жалости, начнут за нами охоту!

Гессарт поднял контейнер с краской и выступил вперед, остановившись перед Лехенхартом, крайним в группе.

— Ты больше не Мстящий Сын! — громко провозгласил Гессарт.

Лехенхарт смотрел мрачно, что так не шло его живым, всегда насмешливым глазам. Он молча кивнул и опустил взгляд на палубный настил. Одним движением кисти Гессарт замазал символ ордена на плече Лехенхарта. Следующим на очереди был Гундар. Он взял у Гессарта кисть и закрасил свой символ сам.

Некоторые из космодесантников сами стремились поскорее разорвать последнюю нить, возможно надеясь, что чувство вины, которое они ощущали, исчезнет вместе с замазанным краской крестом Мстящих Сынов. Другие колебались, пытаясь найти в глазах Гессарта хоть каплю сожаления, однако они не увидели там ничего, кроме непреклонной, нацеленной на выживание стальной воли. Они поняли, что сейчас у них уже не осталось выбора: они приняли свое решение раньше — там, во внутренней комнате гробницы Хельмабада! Один за другим космодесантники уничтожали то, что долгие годы было для них величайшей ценностью. У некоторых из них на глазах появились слезы — таких эмоций они не испытывали ни разу, с тех пор как еще юношами, много лет и много войн назад, их торжественно принимали в орден.

Последним в ряду стоял Никз. Буравя глазами Гессарта, он принял у своего бывшего капитана кисть и мазанул черной краской себе по плечу.

— Если ты больше не капитан, то почему все еще командуешь? — спросил Никз, возвращая кисть Гессарту. — Кто тебя уполномочил отдавать нам приказы?

Гессарт сразу не ответил, и в то же время холодный взгляд Никза встретился с его стальным взглядом. Так они стояли несколько минут, поскольку ни один не желал отводить глаз.

— Если думаешь, что можешь меня убить, — стреляй! — прошипел наконец Гессарт. — Только, когда будешь стрелять, учти: я не дам тебе второго шанса!

Убедившись, что его поняли, Гессарт отступил, все еще не сводя глаз с Никза, но затем, повернувшись к другим, прервал наконец эту затянувшуюся дуэль взглядов.

— Что же мы теперь будем делать? — растерянно спросил Виллуш.

Гессарт ухмыльнулся:

— Все, что захотим.

— И куда мы теперь направимся? — задал вопрос Тироль.

— Туда, куда и все отступники, — ответил Гессарт. — В Око Ужаса!

Дилан Оуэн

ЧЕСТЬ ЗЛОДЕЕВ

— Контакт на ноль-тридцать!

— Ты уверен, Сцеволла? Я ничего не вижу.

— Верь мне, Ларс!

Сцеволла легонько нажал на спуск болтера. Дюжина выстрелов разорвала завесу зеленого тумана, и из мутной дымки впереди донеслись вопли. Сцеволла и его люди двинулись в направлении криков: восемь мощных воинов в черной силовой броне, окантованной золотом. Их правые наплечья украшал горящий глаз, наложенный на восьмиконечную звезду Хаоса — герб Черного легиона.

Воины дико завыли от радости. Они проделали долгий путь сквозь пустоту этой бесплодной, окутанной туманом планеты, но теперь могли вволю отыграться на приспешниках Ложного Императора там, впереди. Сцеволла почти жалел врагов. Один нужен был ему живым, чтобы узнать, куда привела его судьба и как зовут человека, которого Сцеволла искал с тех пор, как видения вынудили его год назад покинуть Око Ужаса.

Эти кошмары заставляли Сцеволлу выводить на охоту своих людей. Год назад он с криком пробудился от подобного видения — взгляда серебряных немигающих глаз, пронзившего его сон. Подчинившись интуиции, Сцеволла направил свой боевой фрегат «Коготь Эззелита» из переменчивых сфер Ока Ужаса в реальность имперского космоса. Череда предзнаменований привела его в этот мир смертоносного тумана. Десятки боевых кораблей, несущих символы Губительных Сил, взяли планету в блокаду. Между ними дрейфовали обломки имперских судов. «Коготь» проскользнул незамеченным и опустился среди низких, окутанных туманом холмов на континенте, разрушенном войной. В километре отсюда распростерся осажденный город, к которому Сцеволлу подталкивало эзотерическое предчувствие. Образ коронованного черепа опалял его внутренний взор всякий раз, когда Сцеволла закрывал глаза, — и капитан убеждался, что тот, кого следует убить, возглавляет здешнюю оборону.

Лазерные заряды проносились мимо или барабанили по доспехам, не причиняя вреда. Сцеволла почувствовал, как один скользнул по виску, но воин не ощутил боли. Он выпустил в темноту еще дюжину снарядов — за каждым выстрелом следовал крик, теперь ближе. Слева от него Оп, гигант их отряда, гнусавил немелодичную боевую панихиду, сопровождавшуюся ревом его автопушки.

Цепочки людей в серой боевой униформе выступили из тумана, подобно призракам. Шлемы-противогазы придавали им нечеловеческий облик — огромные черные глаза и металлические рыла. На шлемах штурмовиков был изображен серебряный двуглавый орел, эмблема Имперской Гвардии. Передняя шеренга батальона опустилась на колени, а вторая стояла во весь рост, лазганы на изготовку, в то время как павшие скорчились на земле. Бесплотные зеленые щупальца изучали живых и ласкали мертвых. Сержант выкрикнул команду — и прогремел второй залп, однако град выстрелов прокатился по силовой броне атакующих, не причинив вреда. Сцеволла хладнокровно выпустил заряд из болтера и наблюдал, как голова сержанта взорвалась, разбрызгивая кость и мясо. Он не ожидал столкнуться с защитниками планеты так скоро после ухода с «Когтя».

Возможно, батальон штурмовиков просто заблудился в тумане, как и его отряд.

Сцеволла и его люди врезались в ряды противника. Когда человек вступает в бой, время для него замедляется. Для Сцеволлы схватка замерла на первой секунде. Он обследовал сцену грядущего разрушения. Оп выводил беззвучную песню, без сомнения аккомпанируя дьявольскому хору, который вечно звучал у него в голове. Глаза на лысом черепе закатились, висящая в воздухе автопушка изрыгала смерть. Слева от Опа в совершенно гладком, даже без глазных прорезей, шлеме Шарн поливал штурмовиков жидким пламенем из огнемета. Дальше Ферокс запрокинул голову под неестественным углом, изо рта ползла блестящая мускульная трубка с щелкающими зубами на конце. Впереди Икарис — его лицо искажено мукой, кровавые слезы застыли на щеках, воздух окрашен алым там, где его цепной топор отсек конечности противников. Икарис неизменно оплакивал своих жертв, которым никогда не познать радости служения истинным богам.

Сцеволла взглянул направо. Лейтенант Ларс рассек гвардейца надвое цепным мечом и зашелся хохотом, смакуя брызнувшую в лицо кровь. За ним возвышался над врагами Сургит: силовой меч в ножнах, пистолет в кобуре, рогатый шлем поворачивался, выискивая достойного соперника. И наконец, Манекс, разрядивший в противника оба своих болтера: губы в пене, глаза выпучены от яда, которым питали его мозг встроенные в доспех трубки. Гордость наполнила грудь Сцеволлы, пока он оглядывал свой отряд. Бесчисленные сражения отточили навыки бойцов, и никто из них его не подводил.

Застывшая сцена начала таять, недвижные воины возвращались к жизни. Тела сгрудились у ног Икариса и Ларса, выглядевших как пятна трещащих цепных клинков. Чудовищный язык Ферокса стегал штурмовиков, обдирая плоть, его руки превратились в яростно разящие когти. Манекс разносил тела на куски свирепой пальбой. Оп орал нечленораздельную арию, сопровождавшуюся смертоносными аккордами его автопушки, в то время как Шарн прожигал дыру во вражеских шеренгах. Хотя неприятель и превосходил их числом, бойцы Черного легиона пробили кровавую брешь в рядах Имперской Гвардии. Штыки гвардейцев тщетно кололи в силовую броню. Штурмовики, пытавшиеся задавить нападавших массой, откатывались, как волна, разбившаяся о камни мола.