Русская фантастика 2010 - Людмила Белаш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заставив себя не глядеть на землю, я сосредоточился на балконе. Тот был почти пуст, в углу приткнулась кособокая самодельная этажерка, на обшарпанном табурете стоял таз с прищепками, хорошо видными отсюда.
Прикрыв глаза, я ступил на шаткий мостик.
Только не смотри вниз, не смотри… Шажок. Другой. Ме-едленно. Та-ак, молодец. Доски — шампуры громадного мангала — предательски гнулись.
От напряжения я весь взмок. В голове плескались обрывки дурацких мыслей: сорвусь, упаду… если не умру сразу, то… Боязнь шла рядом, окатывая зябкой дрожью, от которой стучали зубы. Жутко хотелось повернуть назад.
Мог бы — влепил бы себе пощёчину. Трус! Слабак!..
Прилив злости смахнул оцепенение. Я будто начал двигаться быстрее… не знаю почему — так казалось.
* * *Сегодня быстрый слой держался недолго — часа полтора по внутреннему времени. Снаружи прошло минут шесть. Я был готов к отключению и последнего из спасённых — мужчину лет… уже сорока — не отдал напарникам, а вынес из подъезда самостоятельно. Чутьё не подвело: секундой позже меня выбросило в нормальный, медленный поток. Мужчина был с девятого, я не у спел обследовать этаж до конца.
Потерявшего сознание человека забрали санитары, а я без сил упал на газон — внезапно, резко начался откат. Дело привычное, однако сегодня пришлось особенно туго. Я действительно устал. Доктор прав: нельзя нарушать режим. Но кто бы спасал людей, попавших в огненную ловушку? Ясно, что друзья-товарищи. Вопрос в том, скольких бы успели спасти.
Даст бог, на девятом никого больше нет, а с нижних я вытащил всех. Остальных снимут с балконов. В голове звенело, перед глазами расплывались цветные пятна. Я с трудом перевернулся на спину, уставившись в низкое свинцовое небо: там бугрились тучи. Или это дым марает облака? Попытался сесть и не смог. Тело отказывается служить, жесты — медленные, неуверенные, как у пьяного, любое движение отдаётся болью в висках и затылке.
Подбежала толстая докторша, начала щупать пульс.
— Нормально, — просипел я. — Живой.
Она отошла к носилкам для пострадавших; возле «Скорых» с распахнутыми дверцами хлопотали врачи, фельдшеры и медсёстры. Полураздетых, чумазых от копоти людей в обгоревших лохмотьях отводили, закутав одеялами. Куда — я уже не видел.
Моя группа продолжала работу вместе с отделениями газодымозащитников. Как и всегда.
Что-то худо… наверное, отрублюсь. И в больницу, с сиреной… к доброму доктору Айболиту Ивановичу…
Над головой возникли микрофон со знакомой «пятёркой» на ободке и бледное лицо репортёра. Оператор за его плечом навёл на меня камеру. Оранжевые блики на объективе, рёв пожара в стороне. Газодымозащитники борются за людские жизни, а чмо в модном, с искрой, пиджаке красуется перед зрителями.
— И вот наконец мы видим героя после работы. Видим, как он отдыхает, развалившись на травке, точно свинья в грязи…
— Пшёл вон! — чья-то рука оттащила юнца, исчез и оператор. Я узнал Костин голос. — Плотный огонь на девятом с левого угла дома, — сообщил он, на миг зависнув надо мной. — Посередине и справа — чуть меньше. Но там пусто, ни одного человека. Продолжаем эвакуацию с фасада.
— Уверен? — прохрипели.
— Судя по внешнему осмотру…
— Внутри, Костя!
— А ты разве не?..
У носилок, а мне показалось — над ухом раздался женский крик;
— Ребёнок, мой ребёнок!
И проклятая память отозвалась давним: «Дети, где мои дети?!», тасуя воспоминания, как шулер колоду карт. Я не мог слышать тот отчаянный стон, узнал только со слов Кости. Но подсознание считало иначе: твой приговор, Феникс. Плати!
Утешая женщину, вклинилась пухлая докторша:
— Вы не переживайте, мы всех найдём. Кто у вас, мальчик? девочка?
— Мальчик! — рыдала женщина. — Семь лет…
— Какой этаж?
— Девятый, семьдесят вторая квартира! Первый подъезд.
— Девятый этаж, мальчик, семь лет… — говорила врач в сторону. — Нету? Как нету?.. Посмотрите в третьей машине! И там нет? Женщина, вы уверены, что ребёнок…
— Да, да! Боже, спасите его! — Несчастная бросилась к подъезду; её перехватили. Горький плач матери рвал душу.
Память, гадина, тотчас выдала ложную картинку. У меня свело скулы, многие так при упоминании лимона кривятся.
* * *Полотенце, размотавшись, сползло с лица. Хотел поправить и чуть не соскользнул с узкого мостика: доски угрожающе закачались — мир под ногами ходил ходуном. Чувствуя, что падаю, я оттолкнулся и прыгнул вперёд и вверх. Уцепился за протянутый на крышу кабель и, с грохотом опрокинув таз, шмякнулся на балкон. Тело взорвалось болью.
Доска проскребла по бетону, улетая вниз, следом — вторая. Звука падения я не услышал, но там закричали. Кое-как поднялся, осмотрелся — вроде цел. Ладони ссадил, да ноет ободранное колено. Ерунда. Подобрал полотенце. Хоть в этом везёт: без тряпки — никак.
Пошатываясь, а кренило меня изрядно — непонятно только, с чего? — приник к закопчённому окну, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Постучал — нет ответа. Дети где-то в глубине квартиры: прячутся, глупые. Так двое или один? Я шарахнул каблуком по балконной двери — рама хрустнула, и дверь слегка приоткрылась. Из щели вырвались мглистые струи. Я ударил снова: дверь распахнулась. Со звоном брызнуло матовое от наполнявшего комнату дыма стекло. Горячий поток выметнулся навстречу, чуть не сбив с ног, и я уткнулся в пол: поверх длинным языком разворачивалась огненная полоса. Полотенце на лице было едва влажным, но идти назад… отступить? Нет! Прикрыв голову, я на четвереньках ввалился в обжигающее марево.
* * *Превозмогая слабость, я опёрся на локоть, сел. За милицейским оцеплением, задрав головы, толпился народ; кто-то громко ахнул, указывая на дом. Я обернулся. На верхотуре, балансируя на узкой доске, с балкона на балкон шёл мужчина. Видимость из-за дыма отвратительная, ничего не разобрать, но этаж был… девятым. Окна — прямо над горящим участком восьмого. Девятый и сам уже полыхал, хотя бойцы расчётов старались вовсю.
Что там внутри? Сумеет ли парень вытащить ребёнка? Он явно не представляет, во что ввязался!
Человек осторожно продвигался вперёд. Люди затаили дыхание.
— Сестра, — я поймал за край халата пробегавшую медсестру. — Позовите вон того, чернявого, у носилок. Это Константин, наш медик.
— Мы займёмся вами, как только закончим с пострадавшими.
Мужчина наверху оступился, потерял равновесие, и толпа вновь ахнула. Но смельчак не растерялся: ласточкой перемахнув через перила, он оказался на балконе. Доска соскользнула, кувыркаясь, рухнула вниз. Мужчина вышиб балконную дверь и скрылся в квартире. Чёрный дым хлынул изнутри фонтаном, огненный факел облизал козырёк над балконом, вспузырил лохмотьями битумное покрытие и сник, оставив хлопья сажи.
Да что он творит, кретин! Спровоцировал выброс пламени! Нельзя так резко врываться в помещение: с притоком кислорода тление сменится горением. Сейчас там всё займётся, а поблизости ни одной автолестницы!
— Быстро зови Костю! — рявкнул я.
Медсестра ойкнула, прикрыв рот ладонью, и убежала.
— Давай, — убеждал я Костю. — Коли стимулирующее!
— Ты ненормальный! — орал он. — Сердце не выдержит! Посмотри на себя — в гроб краше кладут!
— Да я ходил два раза подряд! И три ходил! Ниче, выдюжу!
— Когда ты ходил?! По молодости!
— Коли, говорю!
— Ты отключился, Олег! Спёкся! Я что, слепой?
— Они десять раз задохнутся! — прорычал я. — Что ты меня жалеешь? Их пожалей!
Через минуту я уже сидел, поддерживаемый двумя санитарами, а Костя вкачивал мне гремучую смесь собственного приготовления. Разработал он её давно, когда я и в самом деле мог вновь ускориться после отключения. Но с тех пор организм изрядно сдал, сердце пошаливало, и между ускорениями требовался всё более длительный отдых. А уж искусственными включениями я не баловался лет пять.
— Только не дури, — сказал Костя. — Я тебя прошу. Без геройства, ладно? У тебя давление и пульс запредельные. С такими в реанимацию отправляют. А ты…
— Да пока кто-нибудь доберётся до них, понимаешь?!
— Понимаю, — вздохнул Костя, помогая мне встать.
Голова кружилась, мир звенел, наливаясь яркими, ядовитыми красками, спину драли мурашки, кости ломило и будто выворачивало наизнанку. По телу прокатилась кипящая волна, такая жгучая, что не разобрать — лёд или огонь. Я покрылся коркой, и она сдавила меня гигантскими тисками. Зуд стал невыносимым. Я уже готовился умереть, когда обруч, стянувший грудь, лопнул. Взгляд прояснился. Звон ушёл, и в мир вернулись прежние цвета.
Я бросился к подъезду — понёсся метеором. Насколько меня хватит?
Добраться на девятый и спуститься вниз. Просто? Если бы!
Плохо помню, как это проявилось впервые. Да и не хочу вспоминать: сплошной адреналин, страх, липкая от пота кожа, резкая боль в боку, но остановиться — значит сдохнуть. И я бегу, бегу, бегу…