Дикие животные сказки (сборник) - Людмила Петрушевская

И от всего мероприятия остался только волк Семен Алексеевич с лауреатским значком на лацкане, козел Толик с орденом Улыбки и гиена Зоя с медалью, заседание продолжалось.

А в пруду, всполошенный прыжком Гуляша, забеспокоился карп дядя Сережа, который высунулся, понял ситуацию и стал плавать взад-вперед, тоже гремя медалями, среди которых выделялся знак «Японский театр Но», вернее, карп дядя Сережа его выделил, пришпилив на нижнюю губу.

113. Двоя

Как-то раз жаворонок Милочка купила в супермаркете пару яиц и по рассеянности вместо холодильника зашвырнула пакет на батарею, а сама улетела пробоваться в театр на лестнице («La Scala»), но тут же вернулась обратно, сказав, что у них там нет перил и все претендентки, столпившись грудой, ряпнулись с этой ля скала, с лестницы, итальянский неореализм, сюр.

Только ей одной удалось обрести крылья.

Однако за время отсутствия жаворонка Милочки пакет сильно видоизменился, и она, вздохнув, положила его в поганое ведро.

Долго ли коротко, но через недельку Милочка понесла ведро на природу, в контейнер.

Каково же было удивление вороны Веры С., когда она прилетела туда же на обзорную экскурсию и залезла в контейнер по самые погоны: из пакета выглядывала пара воронят, сидели один к одному, развесив челюсти, и подавали сигналы.

Стоит ли говорить, что ворона Вера С. осталась с детьми в мусорном контейнере и вообще повела себя как Красный Крест, т. е. помогла в беде.

Благо, жратвы в контейнере все прибывало и приходилось прибегать к сортировке, часть отходов Вера прекратила принимать у населения, а именно битую посуду, бутылки и бумажную тару из-под молока, а также рваные ботинки, польта, дырявые тазики и еще несколько позиций.

Этого она не брала, могла и лоб за такие дела причесать, если народ оставлял уходя.

Встала на крыло — и догнала, чтобы вернулись и убралися за собой.

Помойный контейнер возвышался, таким образом, как неприступный город Троя, Двоя, она так звала его из-за количества питомцев (двое).

Утренние выбросы проходили дисциплинированно под дикий крик вороны Веры С.

Однако по истечении срока население все же получило доступ к помойке, т. к. молодые вороны покинули гнездовье во главе с Верой.

Остается открытым вопрос, откуда в продаже в супермаркете появились вороньи яйца?

Вера С., еще в бытность свою в Двое, громко удивлялась, как это можно бросать такие вещи наобум.

У них на родине не принято, орала Вера, класть яйца вне брака. Второе, гаркала Вера С, что даже и если, то не на продажу же! За здорово живешь. Третье, и если сдают на комиссию в магазин, то должны следить за дальнейшей судьбой цыплят.

А тут, если бы не безалаберность жаворонка Милочки, которую вовремя спустили с лестницы (Ля скала), продолжала она, то быть бы беде, омлету или того хуже.

В результате теперь каждый раз, как близится весна, народ ожидает появления в супермаркете вороньих яиц — неисповедимы пути экологически грязной природы, может, это теперь у птиц такая миграция, надо пройти через прилавок.

114. Усыновление

Как-то леопард Эдуард подал заявление на усыновление ягненка Мити, брошенного старшим братом бараном Шварцем посреди дороги.

Все произошло крайне быстро: неугомонный Шварц уже у горизонта, а маленький Митя задержался над лужей.

Леопард Эдуард даже заплакал от его заброшенности и нежного возраста (белые кудри, черные глаза, жалобный вид) и быстро (скорость 189 км/час) передал заявление в «Гринпис» моллюску Адриану, сопредседателю.

А сам тем временем стал готовить малютке Мите детскую, носился по магазинам, скупая мишек и клоунов, а также взбил и проветрил наследственную перинку.

Ягненок Митя тем временем напился из лужи, обглодал весь луг, вырос в подростка, обаранел, обзавелся большими ноздрями, хотя глазки черные сохранил прежние, но, с другой стороны, они у него стали на выкате.

Затем леопард Эдуард, получив необходимые документы на усыновление, застал у лужи и Шварца, и Митю — оба барана смотрели на него, буквально выкатив глаза, и ждали чего-то.

Леопард Эдуард растерялся и передал им все пакеты с игрушками, а также развивающие книжки и непромокаемые штанишки.

Оба барана сардонически отнеслись к подаркам, надели их на рога и отчалили за линию горизонта, причем подросток Митя бежал уже в качестве Митяя Эдуардовича Леопарди, родного сына (по документам).

115. По ту сторону удовольствия

Однажды улитка Герасим, будь что будет, решил купить чайник со свистком: старый очень громыхал при быстрой езде (8 см/час), плюс часто выкипал прямо на подошву.

Однако, пока он сомневался, проблема решилась сама собой, т. е. чайник дал протечку и опять прямо на подошву, и Герасим вынужден был лечиться уринотерапией (народный способ), поливая ступню из прохудившегося чайника.

И в таком виде, ступая на пятку, Герасим похромал в зоомагазин за новым чайником, а старый он выбросил тут же в пруд, но дело не пропало: в чайнике моллюски «Гринписа» устроили офис и НП (набл. пункт) с перископом (выход в носик), а крышку забронировали и задраили плюс установили глазок и теперь сидят там, как в бункере, зырят по сторонам из носика, ничего не пропуская.

А вот в домике улитки Герасима наступили новые времена, чайник свистит неожиданно, Герасим вскакивает и бежит выключать, рога стелются по горизонтали, в результате от чая никакого удовольствия: т. е. нарушен сам принцип.

Т.е. улитка Герасим оказывается каждый раз по ту сторону принципа удовольствия, а по эту сторону моллюски «Гринписа» сидят все, как один, в чайнике и лазят в носик вахтенным методом.

Так что улитка Герасим одно приобрел, а другое утратил, так бывает всегда.

116. Секонд хэнд

Гадюка Аленка устроила междусобойчик на берегу пруда, специально пригласила лягушку Женечку с мужем лягушкой Самсоном, а также жабу Любу, была не была.

То есть получился настоящий девичник, лягушка Самсон не в счет, он молчал непонятно на какую тему, хотя пил наравне.

Темой разговора был секонд хэнд.

Жаба Люба, например, не верила, что это секонд хэнд (вторые руки) и называла его попросту «двадцатый хэнд».

— Прихожу, мама! Народ от Версаче, а я из тридцать второго хэнда. Вся из себя распрекрасница. Сижу на коленях у Гришки микроба, у Гришки Тусовщика. Говорю ему, а вот рукам воли не давай.

Гадюка Аленка, однако, ввернула:

— А я только что купила в секонд хэнде себе новую кожу.

И она показала ее на себе.

— Ношеное, — заявила жаба Люба.

— Неношеное, ты че! — ответила гадюка Аленка.

— Недоношенное, — примирительно сказала лягушка Женечка, поправляя на спине жующего мужа лягушку Самсона.

Гадюка Аленка разинула пасть и показала свои новые зубы.

Затем объяснила ситуацию:

— Стою под душем и одновременно чищу зубы, опаздываю. Чищу зубы, раз! Зубы передние падают и прямо в слив! И с концами. Если бы я чистила над умывальником, там есть внизу такая муфточка… Не знаю. Сифончик? Его можно разобрать.

Лягушка Самсон молчал как нанятой.

— Сколько стоили зубы? — спросила жаба Люба.

Гадюка Аленка сказала.

Народ захохотал.

Самсон подпрыгнул на спине у лягушки Женечки и завозился, поудобней устраиваясь. Жаба Люба медленно промолвила:

— А я мужа прогнала.

— У тебя разве муж? — засмеялась гадюка Аленка.

— И теперь я одна, — выразительно сказала жаба Люба, глядя почему-то за спину лягушке Женечке.

— Ты не одна одна, — ответила ей гадюка Аленка и выпила водки с соком.

— И как же ты теперь? — заботливо спросила лягушка Женечка, вытирая вслепую мужу рот салфеткой, руку завела вверх и за спину.

Самсону салфетка попала в глаз, он недовольно сказал:

— Ква.

— То ли Самсона полюбить, — особенным голосом проговорила жаба Люба.

— Ну, — поддержала ее гадюка Аленка, наливая себе аптечной настойки «кора дуба».

Жаба Люба продолжала:

— Он ведь таких нету больше на белом свете. Умнейший. Глаза как бы светятся. Загадочный!

Лягушка Самсон медленно моргнул.

— Люблю молчаливых, — сказала жаба Люба.

Лягушка Самсон вывалил язык и съел пирожное.

— Нежный, деликатный, но и твердый как камень! — настаивала на своем жаба Люба. — Песню о нем хотите спою?

Лягушка Женечка озабоченно посмотрела на часики и сказала:

— Ой, боюсь, девчата, нам пора. Хорошо что вы напомнили про песню. К нам должен сейчас прийти настройщик.

— А что у вас? — спросила жаба Люба.

— Да буркалы пикколо. Фа диез бекар не строят. Котлы не кипят.

И лягушка Женечка поскакала вон. Лягушка Самсон подпрыгивал, сидя у нее на плече как кот на заборе.

— Вот бедная она, — заметила жаба Люба, закуривая пахитоску. — Так с ним носится, а он — он у меня под окном все ночи бубонит, Люба моя, Люба. Надоел. Жаба моя, жаба.