По секрету твоя - Рошаль Шантье

было. Что ты тут мне сырость разводишь? — она продолжает меня удивлять. Такая уверенная снаружи и ранимая внутри. Так, наверное, и должно быть, так ведут себя цельные люди, не сломанные.

— Оо, я сейчас успокоюсь, честное слово, — машет руками перед лицом, как веером, —Прости пожалуйста за этот дождь без прогноза, — улыбается, — это я вообще-то тебя жалеть должна!

— Нет, а вот этого ненужно! — отвечаю излишне резко, — Рановато, это ж еще не все! —добавляю, в надежде сгладить.

—Погоди, я не совсем понимаю логику папашки твоего, — возвращается к разговору, — Зачем он приставил к тебе Илью, которому ты не доверяла?

— Так это я только потом узнала, что следил за мной Илья. А сначала я Илье доверяла.

— Это как? — взлетают Аринкины брови.

— Отец приставил водителя, тот возил меня в школу и оттуда забирал, на дополнительные возил, в художественную школу. На него-то я статус крысы и повесила. А Илья, наоборот, в художку пробирался, чтобы меня увидеть, в школе ловил на переменах, чтобы лишнюю минуту вместе провести.

— М-да… Я бы тоже не подумала…

— Вот и я о том! Особенно учитывая, что, когда водитель увидел Илью рядом со мной, отец устроил мне взбучку.

— Словесную? — смотрит с надеждой.

— С ремнем. Как я теперь понимаю, чтобы я и дальше Илье доверяла. — отрезаю, — Словесных выговоров было очень мало, а это непослушание, нарушение закона.

— Какого к черту закона!? Нет такого закона! — хлопает ладонями по столу.

— В нашем доме законы были свои, — пытаюсь объяснить, — После нашего разговора он вызвал Илью, они о чем-то долго говорили. Мать передала, что отца поразило умение Ильи держать позицию и отстаивать меня, поэтому позволил нам общаться.

— И сколько это продолжалось? Ну, твое незнание, — выдыхает Арина и берет в руки бокал.

— Да до окончания школы. Илья поступил…

— Ну конечно, тебе же деваться теперь некуда было!

— Теперь я знаю, что так. А тогда я его возвращения из Киева на каникулы, как манны небесной ждала. Он ведь был единственным моим доступом к развлечениям. С ним мы допоздна гуляли, сидели в кафе, пили кофе около дома на лавочке…

— Такие простые вещи… не думала, что их можно лишиться…— задумчиво произносит подруга, отпивая вино, — И ты что, ни с кем больше не общалась? Подружки там…

— Какие тут подружки, когда ты от мира изолирована? — усмехаюсь, отламывая виноградину, — Мы были близки с Дашей, она сейчас в Таиланде с мужем, но общались в основном в школе. Изредка она приходила ко мне, но если мать встречала её тихо поджатыми от недовольства губами, то отец любил порассуждать о жизни людей ниже его статусом, а Дашины родители были простыми работягами. Отец на заводе всю жизнь, а мама в магазине продавщицей. Сама понимаешь, кому такое приятно будет. К ней меня, разумеется, не пускали.

— Какой папашка у тебя заботливый, ты погляди! — Восклицает собеседница, — От всего мира отгородил, а одного уродца рядом оставил! Замечательно! — всплескивает руками, — Слушаю и схожу с ума от умиления! Мама-то твоя где была?

— Да боялась она его, Арин, боялась, как огня и сейчас боится! И делает всё, лишь бы под горячую руку не попасть! Он же её поломает, как уже ломал и ничего ему за это не будет.

— Ты меня прости, конечно, но уйти она могла еще в самом начале. Полковником твой отец ведь не сразу стал?

— Не сразу, но я никогда не спрашивала, почему она не ушла тогда…

— А почему, если Илья так за тобой таскался, он в Киев надумал поступать?

— Этого не знаю, — задумчиво закусываю губу, — но, может, был уверен, что я никуда уже не денусь?

— Типа гарантия от отца? — тихо предполагает подруга.

— Ну, вполне возможно и ничего удивительного. Ты посмотри, как события развиваются. Я и в продажу дочери за деньги поверю. В «Ведьмаке» помнишь? Продали за четыре марки и всё. — Усмехаюсь грустно. Больно это и обидно, когда к тебе так люди родные относятся.

— Перестань. Ты еще будешь очень счастливой, — делает попытку успокоить Арина, но в глазах её боль поселилась. Всё-таки хорошая она девочка, искренняя.

— Спасибо, —пытаюсь мягко улыбнуться. Тема у нас сегодня, конечно… — Вот только Илья за столько лет не делся никуда и сомневаюсь, что сейчас денется.

— А как ты, кстати, узнала, что он крысеныш? — спрашивает, нахмурив красивые брови.

— Он на секс намекать стал, говорил, что пора уже и ломаться мне хватит. О любви никогда не говорил. Когда я к маме после скандала с отцом пришла, она объясняла, что мужчины слов таких не бросают, папа не бросал, поэтому я верила. А сейчас… есть просто с кем сравнить... — говорю осторожно, — и понимаю, что не в словах дело, а в ответственности. Тогда же я и узнала, что он тот еще бабник был или есть- мне сейчас не интересно. Слухи-то ходили, но я особо не верила. В общем, не ограничивал он себя ни в чем. У Ильи был азарт, наверное. Сначала получить недоступное, а потом отец обещал помочь ему с карьерой. Так что у Ильи на близость со мной — карт–бланш. Последней каплей стала фраза, что мне лучше согласиться самой. Вот я его ультиматумов наслушалась и побежала по глупости отцу жаловаться. Ну, думаю, сейчас отец увидит, что его доченьке опасность угрожает и прогонит всех чудищ, — улыбаюсь оскалом, смеюсь нервным смехом, потому что вспоминаю свою наивность.

— Тай…, — подруга напряженно смотрит в глаза, — Что он сказал тебе?

— Сказал, что засунет в казарму к военным, если брыкаться начну.

Либо Аринка слишком быстрая, либо я торможу, но мы сидим сейчас, обнявшись и я чувствую тепло. Оно согревает меня, утешает мои беды, залечивает мои