Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI–XIX вв - Георгий Фруменков

Беломорье внесло большой вклад в победу над Швецией в дни Северной войны и тем способствовало превращению континентального Московского царства в могучую Российскую империю и великую морскую нацию.

Боевые корабли, спущенные на воду со стапелей Соломбальской верфи, хорошо показали себя не только в дни Северной войны. Они вписали много ярких страниц в историю русского военно-морского флота в последующие времена. Одним из самых известных кораблей стал «Азов», построенный инженером Владимиром Артемьевичем Ершовым. Это был отличный по своим мореходным качествам и огневой мощи 74-пушечный линейный корабль. В Наваринском сражении с турецко-египетской эскадрой 20 октября 1827 года флагманский корабль «Азов» под командованием капитана 1-го ранга М. П. Лазарева вывел из строя пять неприятельских кораблей, прославив тем самым себя и своего строителя. Из экипажа «Азова» отличились в этой битве лейтенант П. С. Нахимов, мичман В. А. Корнилов, гардемарин В. И. Истомин. За геройский подвиг «Азов» был награжден редкой в то время наградой — Георгиевским кормовым флагом. В Соломбале, на родине корабля, «Азову» и его создателю В.А. Ершову был установлен специальный обелиск с описанием памятных событий. Его разрушили еще до революции.

Столь же хорошей славой пользовались коммерческие суда, построенные знатными мастерами баженинской школы кораблестроения. Наиболее известным среди них был крестьянин из села Ровдогоры Степан Тимофеевич Кочнев, талант которого высоко ценил М.В. Ломоносов. Созданные по чертежам С.Т. Кочнева суда были исключительно прочны и легки, имели красивую форму и удобную внутреннюю отделку. Кочневские суда бороздили просторы многих морей и океанов, в том числе не боялись и льдов Ледовитого океана, куда поморы выходили на китобойный промысел.

Слава о С.Т. Кочневе перешагнула пределы России. О нем знали морские державы, фирмы которых заказывали на Вавчугской верфи суда с непременным условием, чтобы их строил С.Т. Кочнев. За кочневские суда и платили дороже. Только за 1771–1784 гг. знаменитый мастер построил для английских купцов 12 судов.

За постройку многих торговых судов С.Т. Кочнев получал денежные премии и похвальные аттестаты. Английские фирмы пытались переманить к себе русского умельца, сулили ему почет и материальное благополучие, но Степан Тимофеевич с гордостью отвечал: «Я русский человек и работаю не только для себя, а и для Отчизны своей».

…В дни Северной войны, когда Россия концентрировала все свои усилия на решении жизненно важной балтийской проблемы, правительство Петра I не делало Соловецкому монастырю больших скидок и не давало поблажек. Наряду со всеми, духовный магнат вынужден был нести бремя фискальной политики, поставлять солдат и матросов. По правительственной разверстке монастырь направлял работников в Петербург и на остров Котлин,[258] платил двухтысячный денежный налог на содержание Олонецких заводов, лишен был некоторых доходов с выгодных промыслов, которые перешли казне.[259] Чувствуя крепкую руку Петра, монахи, хотя и роптали, но не решались саботировать правительственные мероприятия. Правда, иногда монастырь ухитрялся тайно нарушить указы центра. Так, архимандрит Варсонофий в 1722 году не только приютил в вотчинных селах Соловецкого монастыря 82 беглых матроса, но и направлял их на морские промыслы.[260] За этот антигосударственный поступок старец, можно сказать, отделался легким испугом. Он «повинился и своеручно подписался», что беглых матросов держал в своей вотчине, но после строгого внушения «исправил» допущенную ошибку: 65 дезертиров отправил в Петербург, а остальные разбежались.

Соловецкие настоятели несколько раз сообщали в синод о том, что правительственная налоговая система разоряет монастырскую вотчину, и просили заступничества и помощи. Приведем одно из последних прошений. 23 января 1723 года архимандрит Варсонофий подал в синод такое доношение: «Его императорское достояние Соловецкий монастырь и в нем мы, нижайшие, живущие ныне деньгами и хлебными припасами, пришли в великое оскудение, понеже монастырь наш не вотчинный, а которые при море е. и. в. жалованные вотчины — Сумский острог и Кемский городок с принадлежащими к ним волостями и есть — и в тех никакого монастырского сева не сеется и пахотных земель нет, и кроме подушного сбора с 343 бобыльских дворов по 13 алтын 2 деньги со двора в год — никаких доходов в монастыре не бывает. Да и эти деньги за совершенною скудностию бобылей и от двухтысячного на Олонецкие петровские заводы вместо работ платежа никогда не вбираются. Бобыли на монастырском хлебе только сенокос исправляют. И ныне питаться нам нет чем. А в монастыре нас, нижайших, 170 братов, 400 работных людей, которые по обещанию своему живут года по два и по три на монастырском нашем платье и хлебе, да по указам е. и. в. из разных канцелярий ссыльных по тюрьмам 20 человек. Да у нас же, нижайших, в Сумском остроге и Кемском городке на монастырском иждивении содержится 50 солдат. А питаемся мы от мирского всенародного подаяния покупным хлебом, а определенного нам, по примеру других монастырей, хлебного и денежного жалованья нет. А прежде сего пропитание имели его императорского величества жалованьем, а именно, в Поморье, в Сумском остроге, в Кемском городке, в Нюхоцкой, Сороцкой и Шуйской волостях от таможенных сборов и от рыбных и сальных промыслов и соляных торгов десятой частью. А ныне Олонецкие правители все это взяли на государя. И от народа подаяния стало быть малое число. Солью торговать указом е. и. в. отказано. А которую ныне приморскую соль и варим, и та нам становится против припасов и найма работных людей больше в наклад, чем в прибыль, понеже хлебные припасы и наем работных стали дороги, и от того немалое число варниц запустело». Архимандрит просил вернуть монастырю как таможенные сборы, так и десятую часть с рыбных и сальных промыслов и соляных торгов.[261] Синод переслал просьбу монастыря в сенат и в камер-коллегию, ведавшую такого рода сборами. Высший правительствующий орган и камер-коллегия не обратили внимания на прикинувшихся нищими монахов и оставили их слезное «доношение» без последствий. Ни из сената, ни из камер-коллегии ответа не было.

Вместо ответа сенат дал указание переписать весь собранный и обмолоченный в 1724 году в вотчинах духовного хозяина хлеб и взять ведомости у архимандрита с показанием в них, какой размер посевных площадей и сенных покосов в каждом селе, сколько весной потребуется зерна на семена, какой денежный доход монастырь имеет от своих подданных, а также какой урожай хлеба собирается с полей вотчинных деревень. Монахи уклонились от ответа на поставленные вопросы по существу, а вместо этого еще раз проронили слезу по случаю своего «бедственного» положения. «В прежние времена, — писали они, — вотчины оного Соловецкого монастыря в службах имелися многие соляные промыслы, также и слюдяные, и с половниками пахотные земли, из которых промыслов бывала в монастырь немалая прибыль. А в нынешние годы оных соляных промыслов многие црены не варятся и запустели. А которыми соляными также и слюдяными промышляется же и половничья пахота имеется, но за нынешней дорогой ценой ко оным заводам (Олонецким. — Г.Ф.) приготовлением хлебных и прочих всяких надлежащих запасов и из половной пахоты за платежом податей… никакого прибытку не имеется».[262] Заметим, что такие мрачные итоги подведены на основании ведомости, из которой видно, что одних денежных сборов монастырь имел в год свыше 1110 руб.

Не успел умереть Петр Великий, как архимандрит Варсонофий лично явился в июне 1725 года в Петербург (в спешке забыл даже выписать паспорт) для вручения Екатерине I «братского приговора», составленного 5 апреля, с изложением нужд монастыря. В челобитьи монахов перечислен ряд просьб. При Петре монастырь оштрафовали на 630 руб. и обязали платить ежегодно по 70 коп. подушного сбора с 63 трудников, находившихся на острове. Монахи просили не взыскивать с них этих денег, поскольку работавшие в монастыре крестьяне числились за деревнями Соловецкой вотчины и при переписи податного населения их следовало, по мнению иноков, показать не за монастырем, а в «сказках» тех сел и деревень, постоянными жителями которых они являлись. Братия добивалась, чтобы царица повелела «про монастырский обиход на Соловецком острове одной цреной беспошлинно соль варить или из монастырских берегов брать из усолья по тысячу пудов без накладных четырехалтынных пошлин, понеже без оной пошлины Олонецкие губернаторы той соли про свой наш обиход брать не дают». Монахи просили вернуть им таможенные сборы, взятые с монастыря «петровских заводов комендантом Алексеем Чеглоковым». Обер-офицер Лавров описал у монастыря более 450 четвертей хлеба. Монастырь настаивал на том, чтобы ему разрешили продать этот хлеб. Указом от 1714–1715 гг. Петр запретил строить убогие ладьи, кочи, шняки и выходить на «душегубных» судах в море, на которых наши северные аргонавты часто терпели крушения в бурном океане. Вместо «староманерных» судов, как с петровских времен стали называться народные суда, предлагалось делать по западноевропейским образцам морские галиоты, гукары, каты, флейты. Монахи просили разрешить им построить две ладьи по старому образцу, нужные якобы для перевозки дуба, сена, извести.[263]