Журнал «Вокруг Света» №04 за 1979 год - Вокруг Света

Скифы не оставили после себя письменности, среди тысяч и тысяч археологических находок, сделанных в скифских курганах, не обнаружено даже следов ее существования. И сложилось убеждение, что в скифских обществах вообще не было письменности, так как уровень их развития позволял обходиться без нее. И вот так несправедливо обойденные историей саки, долгое время казавшиеся глубокой периферией скифской культуры, дарят надежду на то, что и это мнение не столь уж незыблемое.

В. Левин

Излечение в Амбатубе

Смерть пришла в страну бара

Легенды бара — единственного мальгашского племени, название которого, как сообщают справочники, не поддается ни переводу, ни объяснению,— утверждают, что некогда их предки жили в Африке, а затем переселились на Мадагаскар и обосновались в районе Тулеара. На континенте они были кочевниками. И здесь, на Мадагаскаре, в отличие от всех других оседлых или полуоседлых мальгашских племен бара остались кочевниками.

На африканском языке суахили, которого не могли не знать эти люди, жившие раньше на материке, внутренняя часть любой страны именуется «бара». Может быть, слово «бара» значит «жители внутренних районов»? Ведь живут они в центре острова.

Когда я высказал эту догадку моим мальгашским попутчикам, доктор Ралаймунгу устало проворчал:

— Не отвлекайтесь лучше от дороги, а то проскочим поворот. Вскоре за Ихуси должна быть тропа, ведущая в Андриабе. Она-то нам и нужна.

В Андриабе, в земле племени бара, живет знакомый Ралаймунгу знахарь, и с ним доктор обещал меня познакомить.

— Это не колдун в обычном понимании слова,— говорил Ралаймунгу,— а подлинный знаток народной медицины.

Поворот мы не проскочили, тропу нашли, но в хижине нас встретил только старший сын знахаря.

— Отец еще до рассвета уехал в деревню Амбатубе, — объяснил он. — Это недалеко от Бетруки. Там заболело несколько жителей, и местный колдун объявил, что во всем виноваты хелу. Отца вызвали успокоить людей.

До Бетруки еще сто тридцать километров по утопающей в пыли дороге...

— Если вы хотите увидать знахаря за настоящей работой, вам повезло,— говорит Ралаймунгу. — Несколько больных плюс хелу — будет серьезное действо. Надо ехать...

— Кто такие хелу?

— Хелу... хелу, — не то задумчиво, не то растерянно повторяет Ралаймунгу и смотрит на нашего спутника Лиуну. — По-моему, это какие-то духи, в которых верят только бара.

— Я не очень знаком с верованиями бара,— говорит Лиуна,— очень уж они отличаются от других мальгашей. Помню только, что хелу живут среди корней деревьев и могут быть плохими и хорошими. Плохие хелу насылают болезни и смерть на людей. Это означает, что хелу недовольны людьми и не хотят, чтобы те впредь жили рядом с ними. Тогда бара снимаются с насиженных мест, бросают деревни и вместе со скотом переселяются на новое место.

— Теперь ясно, почему парень сказал, что «отца вызвали успокоить людей»,— говорит доктор. — Очевидно, бара решили уходить, и знахаря попросили уговорить их не поступать так...

— Неужели для этого не нашлось никого поближе? — удивился Лиуна.

— Вот именно, — говорю я. — И почему сын знахаря упомянул о каком-то еще другом колдуне?

— Неужели вы никогда не слышали о том, как в районную больницу для консультаций иногда вызывают столичное светило? — улыбается доктор. — Я познакомлю вас со знахарем, который не только прекрасно знает всякие травы, но несколько месяцев провел в больнице, изучая современные препараты. У него огромный авторитет, далеко выходящий за пределы округа Ихуси. Наверное, именно поэтому его и вызвали в Бетруку.

— Как его зовут? — спросил Лиуна.

— Имя знахаря никогда не произносят, чтобы не оскорбить духов, которым он служит. Говорят просто «омбиаси» или «мпиаси», что примерно значит «добродетельный человек».

Мы отстали от знахаря часа на три-четыре и, приехав в Амбатубе, увидели, что деревенская площадь полна народу, а врачеватель уже занят делом. Попросив остановить машину поодаль и запретив нам выходить наружу, Ралаймунгу направился к толпе. Было видно, как он дружески пожал знахарю руку, перекинулся с ним несколькими фразами.

— Можете выходить, угрозы инфекции нет, — сказал он, вернувшись. — Массовое отравление испорченным мясом. Пятерых он уже привел в чувство, шестого врачует. Вскоре должны принести еще троих человек. Они заболели у пастухов на пастбище, туда нельзя проехать на машине. Знахарь разрешил смотреть, но просил не путаться под ногами.

Толпа безмолвно расступилась перед нами, и мы прошли на площадь, посреди которой на шкуре зебу лежал обнаженный мужчина. Знахарь — человек лет пятидесяти, одетый, к моему удивлению, в европейский костюм, который прикрывала белоснежная мальгашская накидка ламба,— сидя на корточках, что-то шептал больному, плавно двигая руками с растопыренными пальцами над его головой.

Вдруг знахарь, вскрикнув, отпрянул назад. По телу больного пробежали сильные конвульсии. Больного вырвало. Судороги потрясали его худое тело.

Подбежали двое юношей, помощники врачевателя. Один из них начал делать больному промывание кишечника, другой подал знахарю деревянный сосуд. Отпив немного из него, знахарь вернул сосуд парню. Тот поднял валявшийся на шкуре рог, засунул его узким концом в рот больному, а в широкий начал медленно капать темно-зеленую жидкость.

— Думаю, вам не надо объяснять происходящее,— наклонившись ко мне, прошептал из-за спины Ралаймунгу. — Знахарь действует точно так же, как поступил бы на его месте любой врач: промывает кишечник и вводит через рот настой трав, который вызывает рвоту и очищает желудок. Только в добавление ко всему, он еще применяет и гипноз, заставляя больного очень сильно сокращать мышцы живота, с тем чтобы поскорее избавиться от отравы. Затем с помощью внушения он возвращает пациента в состояние полного покоя, и все начинается сначала. Как видите, в его обиходе очень мало экзотических средств. Разве что несколько артистических жестов «на публику», рог...

Тревожный гул неожиданно пронесся по толпе. Люди расступились, и на площадку на носилках внесли еще трех отравившихся. «Они умерли! Они умерли!» — запричитали женщины, вырывая клочья волос.

Ралаймунгу и знахарь почти одновременно рванулись к носилкам. Доктор, на ходу вынув из кармана стетоскоп, начал поочередно прикладывать его к сердцу больных. Знахарь лишь окинул их взглядом, слегка наклонившись. Потом вернулся к лежавшему посередине и приложил указательный и средний палец к его вискам.

— Те двое, справа, действительно скончались,— сказал Ралаймунгу.

— Только средний,— возразил знахарь, вдруг перейдя на французский. — Сделай лежащему слева укол, если есть что-нибудь стимулирующее работу сердца. Об остальном не беспокойся.

Пока Лиуна бегал за докторским саквояжем, знахарь приказал своим помощникам расстелить вторую шкуру и принялся за юношу, которого Ралаймунгу счел мертвым. Он начал с того, что положил ему на грудь большую плоскую раковину, наполненную каким-то красным порошком, и поджег ею. Едкий желтый дым почти тотчас же окутал и знахаря, и его пациента, но, подойдя поближе, я увидел, что врачеватель начал делать искусственное дыхание. Лиуне и Ралаймунгу понадобилось пять минут, чтобы организовать укол. Доктор, наклонившись к больному, начал делать инъекцию. Из уст его вырвалось удивленное восклицание: «Он, кажется, действительно дышит».

— Сделай укол и второму, — попросил знахарь опять по-французски и, убрав раковину, начал сильно мять живот больному, втирая в кожу какую-то вязкую прозрачную мазь.

Вдруг он прекратил массаж и вновь приложил два пальца к вискам больного.

— Ралаймунгу,— с тревогой в голосе позвал он. — Сердце сдает. Ему бы продержаться еще с полчаса, пока я вызову рвоту.

— Сделаю еще один укол,— массируя парню грудную клетку, подтвердил Ралаймунгу. — Больше ничем не поможешь.

— Вспрысни камфару, ничего больше не надо,— махнул рукой знахарь. — Другие лекарства только помешают мне. Э-э, если бы его принесли первым... А сейчас я слишком устал...

— Попробуй все-таки, — сказал Ралаймунгу.

— Да, ничего не остается, — вздохнул знахарь и, перейдя с французского на мальгашский, властно приказал: — Все — десять шагов назад! И ни звука, ни вздоха. Тот, кто скажет слово, станет убийцей больного.

Покорно и беззвучно толпа отступила назад. Помощники знахаря стали делать промывание желудка, а сам он ушел в соседнюю хижину и вышел оттуда минут через десять — в дамбе, обернутой вокруг бедер. Белая повязка туго перетягивала его лоб.

— Хадридридридндрна! — воскликнул он.