Старинный орнамент везения - Татьяна Корсакова

Теперь Тиму полагались два строгих английских костюма; ужасно неудобные, но супермодные туфли; шейные платки; кашемировое пальто, потому что в Париже сейчас глубокая осень, перчатки; зонтик и прочая, на взгляд Тима, совершенно бесполезная дребедень.

За покупками пришлось ехать в Дакар. Тим рассчитывал на приятную прогулку, но вместо этого полдня провел в магазинах, точно он не мужик, а какая-то вертихвостка. Ему приглянулись драные джинсы, такие же, как у Ассана, но на джинсы Ассан денег не дал. «Счастливчик, ты еще за это барахло расплатись». «Барахло» потянуло на такую космическую сумму, что Тим моментально забыл про джинсы. Факт, что долг можно возвращать не сразу, а по частям, не слишком обнадеживал. Из-за этого вторая половина дня, посвященная отдыху и развлечениям, оставила его совершенно равнодушным.

«Счастливчик, ты не заболел?» – время от времени вопрошал сердобольный Коляныч, а Ассан помалкивал и только ехидно улыбался.

Когда определились с имиджем и гардеробом, Тима потащили в ресторан «обучать манерам». Вот где ему наконец удалось отличиться и сразить своих учителей-мучителей наповал. Этикет для Тимофея Чернова до недавних «африканских» времен был делом привычным, если не сказать повседневным. С вилками, ножами и ножиками он разобрался легко и непринужденно. Не моргнув глазом с изяществом записного аристократа разделался с рыбой, победно посмотрел на Ассана поверх бокала с белым вином, снисходительно улыбнулся обалдевшему от такой прыти Колянычу. Коляныч светскими манерами не заморачивался, кушал по-простецки, руками. При этом бормотал что-то про рыбу, птицу и красну девицу. На наивное Тимово «а как же этикет?» отмахнулся, облизал жирные пальцы, громко рыгнул и сказал:

– Я, Счастливчик, босс. Мне этикеты без надобности.

Ассан, по всему видать, плебейских замашек компаньона не одобрял, брезгливо морщился в ответ на каждую выходку Коляныча, но молчал. Наверное, не хотел связываться. А Тима он похвалил. И похвала эта была хоть и сдержанной, но очень приятной. Хотя, казалось бы, такая мелочь…

В общем, в Париж Тимофей Чернов улетал еще чужаком. В прощальных напутствиях и во взглядах, которыми обменивались Коляныч и Ассан, чувствовалась напряженность и настороженность. «Счастливчик, ты смотри, если что, я тебя из-под земли достану», – Коляныч улыбался фальшиво-добродушной улыбкой, и от этого, несмотря на тридцатиградусную жару, в жилах стыла кровь, и уточнять, что означает «если что», не хотелось, а хотелось послать этих двоих куда подальше. Но поступить так Тим не мог. Он был ответственным и порядочным, его так воспитали. Только однажды он совершил проступок, за который ему до конца дней будет стыдно, и повторения он не допустит ни за что на свете.

И Тим не допустил, там, во Франции, сделал все в лучшем виде. Вот за это «в лучшем виде» встречали его уже как своего, как полноправного члена команды. Больше не было настороженных взглядов и фальшивых улыбок. Были по-мужски сдержанные рукопожатия и одобрительные похлопывания по спине. Была веселая попойка в неизвестном Тиму кабаке. И во время этой попойки, в промежутках между стаканами виски, Коляныч и Ассан учили его жизни. Не бизнесу и этикету, а очень простым и очень мужским фишкам. Например, как пить, не пьянея, как метать дротики, играть в кости и кадрить девчонок.

С костями и выпивкой дело шло не так хорошо, как хотелось бы, а вот в метании дротиков у Тима обнаружился явный талант. Да и девчонки – чего уж там – смотрели на него очень даже благосклонно. Девчонок не смущала ни его «ковбойская» рубашка, ни отстойные брюки со стрелками. Девчонкам нравились его отросшие волосы и чистые выразительные глаза. Они говорили, что у Тима глаза ангела, присаживались к нему на колени и подолгу всматривались в его лицо. А ему было неловко и маетно, и руки свои он не знал куда пристроить. Девчонки смеялись и называли его то ангелочком, то Счастливчиком, то Лапочкой. А Ассан и Коляныч ржали и отпускали похабные шуточки. И в атмосфере веселья и бесшабашности Тим незаметно для себя расслабился.

Виски больше не казалось ему подкрашеным самогоном. Призывные улыбки девчонок больше не смущали и не вгоняли в краску. А руки как-то сами собой пристраивались на гибких талиях и точеных бедрах соблазнительниц. И когда высокая мулатка с глазами чернее ночи и губами цвета переспелой вишни поманила Тима за собой, он не раздумывал. Он уже взрослый, он в команде, в кармане у него без малого две тысячи долларов, так Коляныч оценил его поездку во Францию, а прошлое не имеет никакого значения. Тимофей Чернов здесь, в Сенегале, переродился в Счастливчика Тима, отчаянного, удачливого, любящего веселье и женщин.

Чем-то он мулатку зацепил. Она потом еще долго не давала Тиму уснуть, гладила по влажным волосам, всматривалась в глаза, что-то шептала на непонятном, певучем языке. Он отключился под аккомпанемент этих чужих слов. Ему снились яркие сны. В этих снах были все: и Коляныч, и Ассан, и мулатка, имени которой он так и не удосужился узнать, и он сам, отчаянный, удачливый Счастливчик Тим. А утром, когда Тим проснулся, оказалось, что нет никакой мулатки с глазами чернее ночи и губами цвета переспелой вишни. Приснилось? Примерещилось?

Он уже решил было, что примерещилось, когда обнаружил на своей шее медальон – прощальный подарок девушки из ночных видений. На бронзовом диске маленьким блестящим смерчем сворачивалась спираль; медальон выглядел одновременно примитивно и завораживающе. И снимать его совсем не хотелось…

Ассан долго рассматривал сначала медальон, потом Тима.

– Это талисман, – сказал, наконец, – не снимай его, Счастливчик, он приносит удачу.

Почему-то Тим так и думал, чувствовал, что это не простая побрякушка, а что-то особенное.

– Ты веришь в такие вещи? – спросил небрежно, не хотел, чтобы Ассан понял, что сам он верит безоговорочно.

– Это очень сильный амулет. Я, честно говоря, удивлен, что она отдала его тебе.

– Не веришь в мою чертовскую привлекательность?

– Такой амулет надевают на шею человеку, который ходит по краю, – сказал Ассан без тени улыбки, – человеку, помеченному смертью.

– Я помечен смертью? – В животе вдруг стало холодно. Волосы на загривке зашевелились.

Ассан пожал плечами:

– Она так решила.

– А кто она такая, черт побери?!

– Не знаю. Это же ты провел с ней ночь, а не я.

– Я даже лица ее вспомнить не могу. – Тим взъерошил волосы. – Глаза, губы помню, а больше ничего. Она еще шептала что-то непонятное. Я уснул, а она ушла.

– Они всегда уходят.

– Кто?

Ассан снова пожал плечами.

– И что мне теперь делать с этой штуковиной? – Тим посмотрел на амулет.